— Вот это я не проверял, — признался следователь. — Вы, наверное, правы. Как я понял, Артюхов не был пунктуальным человеком. Вот дверь у него стояла не запертая… Скорее всего и шторы он ночью не задергивал.

— Значит, убийца мог видеть, что художник находится в мастерской, и что он там один… Кстати, а один ли? Вы нашли людей, которые были в тот день у Артюхова? Кто последним видел его в живых?

— Полный перечень мы еще не составили, — ответил Злобин. — Пока что выяснили, что в середине дня к нему заходили двое коллег — художники Шмайлис и Пикляев.

— Вместе?

— Нет, порознь. Шмайлис заходил около часа, Пикляев — в три. Так что пока он последний в списке тех, кто видел Артюхова в тот день.

— Понятно, — кивнул Гуров. — Что ж, теперь пошли внутрь.

Они вошли в дом, прошли под лестницей, которая вела на второй этаж, и остановились перед дверью, заклеенной казенной бумагой с печатью. Следователь снял печать, отпер дверь, и они вошли в мастерскую.

Это была большая светлая комната с тремя окнами на улицу. Справа, у торцевой стены, в несколько рядов стояли картины. Слева — несколько шкафов, кровать, а ближе к середине комнаты — обеденный стол. Возле окна стоял мольберт; на полу возле него виднелся нанесенный мелом контур лежащего человеческого тела.

Гуров, не задавая никаких вопросов, не произнося ни слова, прошелся по мастерской. Открыл один за другим шкафы. В одном оказались чистые холсты, краски, кисти, в другом — посуда, в третьем — книги по искусству. На полу возле шкафов стояло несколько пустых бутылок, а в посудном шкафу, в глубине, сыщик обнаружил початую бутылку коньяка и нетронутую бутылку водки.

Затем он внимательно осмотрел два пустых подрамника, из которых были вырезаны холсты, и перешел к мольберту. Его он осматривал минут двадцать, так что следователь Злобин, потеряв терпение, не выдержал и спросил:

— Что вы ищете, Лев Иванович? Мы там все осмотрели самым внимательным образом.

— И подрамник тоже? — спросил Гуров, не оборачиваясь.

— Да, и его, конечно, — кивнул Злобин.

— Тогда вы сможете объяснить мне, что это за следы, — сказал сыщик.

Злобин нахмурился и подошел ближе. Наклонился, посмотрел на место, на которое указывал Гуров, и, пожав плечами, ответил:

— Ну, это, я думаю, краска. Не помню, я говорил или нет: в момент убийства Артюхов стоял перед мольбертом. Он работал, и в руке у него была кисть. Его так и нашли — с кистью в руке…

— А вот мне кажется, что это не краска, а кровь, — заявил Лев. — Пригласите ваших экспертов, пусть возьмут образец на исследование.

— Что ж, может, и кровь, — согласился Злобин. — Но картину преступления это не меняет. Артюхову нанесли удар по голове, брызнула кровь. Она попала ему на халат, могла попасть и на кисть. И он, падая, задел кистью подрамник.

— Да, похоже, так и было, — кивнул Гуров, разглядывая меловой контур на полу. — Только одна деталь: чтобы человек, падая, дотянулся кистью до мольберта, он должен специально протянуть к нему руку. Обычно так не делают. Падая, человек инстинктивно подбирает руки под себя, чтобы смягчить удар. А он не думал о себе, он старался дотянуться до холста, словно хотел оставить на нем свою кровь. Скажите, а вы узнали, что за картина здесь была? — показал он на пустой подрамник, из которого было вырезано полотно.

— Та, которую он рисовал в день смерти? — уточнил следователь. — Нет, этого мы не знаем.

— Но ведь вы беседовали с его коллегами — с теми, кто заходил к Артюхову в день убийства. Они же должны были видеть картину, над которой он работал?

— Я спрашивал — нет, они не видели. Оба говорят одно: мольберт стоял лицом к стене, Артюхов свою новую картину не показывал.

— Очень интересно… — пробормотал Гуров. — Необычное поведение… Что же, и жене не показывал?

— Нет, и Наталья Артюхова говорит то же самое: последнюю работу мужа она не видела.

— А друзья? Какие-нибудь… меценаты?

— Как я понимаю, вы имеете в виду господина Козлова. Я думаю, генерал Тарасов вам уже сказал, что Козлов исчез. Мы его второй день ищем, но пока не можем найти.

— Я имел в виду не только человека, который скупал картины Артюхова. Насколько я знаю, художники — люди очень общительные. Они всегда окружены всякого рода поклонниками, людьми искусства. Не может быть, чтобы у Артюхова не было каких-то друзей. Вы с ними беседовали?

— Беседовал, но еще не со всеми, — признался следователь.

— Ладно, что за картина была у него на мольберте, мы не знаем. Но вот те, — повернувшись, показал Лев на две пустующие рамы, из которых были вырезаны холсты, — они вам известны?

— Да, — кивнул Злобин. — Названия пропавших картин мы установили. Сейчас… — Он достал блокнот, пролистал его и прочитал: — Одна называется «Очередь», другая «Патруль».

— Интересно, интересно… — произнес Гуров. — Стало быть, «Очередь» и «Патруль». И никаких тебе закатов, восходов, речек, храмов… У него что же, все картины такого рода?

— Да, все такое, — скривился Злобин. — Везде у него бомжи, пьяницы, работяги… Направление такое, «соц-арт» называется. Меня, если честно, от его картин прямо тошнит. Зачем все это уродство на полотно тащить — разве его в натуре мало? И кто захочет эту гадость себе на стену вешать?

— Но ведь находятся ценители, и довольно много. Я слышал, его картины охотно покупали. Да и этот ваш меценат, Козлов, много приобретал. А скажите, вот эти две похищенные картины — они, наверное, были особо ценными? Известные работы?

— Этого я не знаю, — ответил следователь. — Это надо специалистов спрашивать, а я, как уже говорил, в этой мазне не разбираюсь. Мне что одна его картина, что другая — все едино.

— А что же вы не спросили специалистов? — удивился Лев. — Ведь мы должны знать ценность пропавших работ. Где у вас обретаются такие специалисты?

— Ну, видимо, в Художественном музее, — пожал плечами Злобин. — Да, вы правы: надо сделать туда запрос, чтобы прислали эксперта для оценки пропавших работ. Спасибо за подсказку.

— Ну, подсказка не особенно ценная, — заметил Гуров. — Теперь скажите, как обстоит дело со свидетелями. Убийство произошло, как вы говорите, между одиннадцатью и часом ночи. Время не особо позднее, кто-то мог не спать…

— Мы опросили всех, кто живет по соседству. Но никто не слышал никакого шума в мастерской, и никто не заметил человека, входящего или выходящего из этого дома.

— А почему вы говорите только о соседних домах? А на втором этаже разве никто не живет?

— Никто. Помещения на втором этаже сдаются под офисы, и после шести часов там, как правило, никого нет.

— Как правило… — повторил Гуров слова следователя. Он продолжал расхаживать по мастерской, иногда останавливаясь и оглядывая предметы обстановки. — Значит, убийца отпечатков не оставил, орудие преступления не выбросил. Свидетелей у нас нет, убийцу никто не видел. И камер наблюдения здесь скорее всего не имеется…

— Какие тут камеры? — усмехнулся Злобин. — На этой улице нет ни одного большого магазина. Так, одни мелкие лавочки. И солидных домов тоже нет. Так что камеру вы не найдете ни в этом квартале, ни в соседних.

— Да, положение аховое, — заключил сыщик. — Выходит, что это дело — типичный «висяк», как принято у нас и у вас выражаться. Вряд ли его удастся раскрыть в короткое время.

— Да какое там короткое! — махнул рукой Злобин. — Давайте честно признаемся: вряд ли это дело вообще удастся раскрыть. Правильно вы говорите: «висяк» и есть «висяк». Это тот случай, когда мы, в общем, понимаем, как произошло преступление, но раскрыть его не получается.

— И как же, по-вашему, оно выглядело?

— Ну, выглядело все это следующим образом. Артюхов работал в своей мастерской, не задернув шторы. Его хорошо было видно с улицы. По улице в это время проходил некий субъект криминального типа. Возможно, наркоман или бывший сиделец. Предположительно молодой и физически сильный. Он увидел через окно Артюхова, и у него возник преступный умысел — похитить картины художника, а заодно разжиться у него деньгами на дозу. Он вошел, ударил художника монтировкой, вырезал из рам три картины и ушел. Все.

— Я вижу, у вас уже не только картина преступления сложилась, но и личность убийцы обрисована, — усмехнулся Лев. — Выходит, нам нужно искать молодого и физически крепкого парня из числа наркоманов или лиц, недавно освобожденных из мест заключения. Верно я вас понял?

— Верно, — кивнул Злобин. — И я такие поиски уже веду. Именно таким образом я рассчитываю выйти на преступника.

— То есть все же раскрыть убийство, несмотря на отсутствие свидетелей! Ловко, ничего не скажешь… Но ответьте мне на такой вопрос: где ваш «крепкий парень» взял орудие преступления? Вот эту самую монтировку? Они на улицах вроде не валяются…

— Не валяются. Можно предположить, что монтировка была заранее похищена где-нибудь в автомастерской. Проходил мимо и стащил. Такие люди тащат все, что плохо лежит.

— А куда он дел похищенные картины? Это ведь товар специфический, на базаре его не продашь…

— Этого мы пока не знаем, — признался следователь. — Но узнаем, когда задержим преступника. Этим я в настоящее время и занимаюсь: вместе со своими помощниками проверяю всех лиц антисоциального поведения. Так что, если я вам больше не нужен, я бы вернулся на работу. Дел полно, знаете ли… Могу и вас подбросить до следственного комитета или до управления.