Гуров все уже понял. Маска недоступности была сброшена — перед ним сидела не заживо замороженная теледива, а мать, сын которой покинул этот мир по совершенно непонятной ей причине. И уж если полиция решила записать ее ребенка в самоубийцы, то она была с этим абсолютно не согласна. Пошла до конца и добилась пересмотра уголовного дела.

— Дело теперь на Петровке, — сказал Гуров. — Предыдущее расследование прошло с ошибками. Мы постараемся их исправить.

— Надеюсь, виновные понесут наказание.

— Само собой. Но если все снова сведется к тому, что ваш сын…

— Если вы снова скажете, что он совершил самоубийство, то я найду другой путь туда, где мне помогут.

Гуров предпочел не отвечать на это.

В комнате появился Сергей с подносом, на котором стояли три пустые чашки и наполненная горячим кофе колба от кофеварки. Он аккуратно поставил поднос на столик.

— Сахар? Молоко? — вежливо спросил он.

— Тащи сюда и сахар, и молоко, — приказала Гнедова. — И почему здесь только три чашки? Ты разве не будешь кофе?

— Я уже завтракал, — спокойно ответил Сергей и вышел из комнаты.

— Гонора столько, что из штанов выскакивает, — поморщилась Гнедова. — Мой помощник, если что. Ну и водитель.

«И консьержка, и дворецкий, и садовник, и официант, — подсчитал в уме Гуров. — Так это с ним живет Гнедова? Или у нее есть кто-то другой?»

Гнедова не выглядела убитой горем. Тяжелые удары не сломили ее, а, напротив, закалили ее характер. К тому же она являлась публичной персоной, поэтому тем более научилась скрывать все эмоции. С момента смерти ее сына прошло четыре месяца. Наверное, это ничтожный срок. Или нет? У нее работа, она не может вечно носить траур. Но и оставить трагедию в закоулках памяти тоже вряд ли получится.

— Я сразу им не поверила, — сказала Алла Тимофеевна. Ни Гурову, ни Крячко не нужно было объяснять, о ком она говорит. — Слишком быстро все сделали. Даже толком не поговорили со мной. Насколько мне известно, они также не допросили Сашиных приятелей. Только Софью — и то потому, что она была на базе отдыха. Знаете, не нужно быть профи, чтобы понимать, что что-то идет не так. Когда следователь сказал, что дело закрыто, я чуть не ударила его. Да, настолько сильно возненавидела этого мелкого человечка в тот момент. И сразу же стала искать другие пути. Писала во все инстанции, получала на бланках вежливые ответы, которые, если их перевести на простой язык, звучали одинаково: «Ничем помочь не можем». И вдруг ответ из прокуратуры. Положительный! Меня услышали, мне поверили. Прошу вас, господа, найдите того, кто отнял у меня моего ребенка. Очень вас прошу…

Она сползла со стула и опустилась на колени. Лицо ее сморщилось, глаза налились слезами. Стас бросился к ней, помог подняться и подставил стул.

— Извините, извините, — сбивчиво твердила она. — Я просто… просто…

За закрытой дверью что-то громыхнуло. Все трое одновременно повернули головы в одну сторону, но дальше ничего не произошло. Удивительно, но именно этот звук привел Гнедову в чувство. Она провела ладонью по лицу и, забывшись, вытерла ее о бедро, обтянутое длинной черной юбкой.

— Наверное, Сергей споткнулся, — слабо улыбнулась она. — Прямо у порога отходит паркет. Так вы мне поможете?

— Сделаем все, что в наших силах, — ответил Гуров.

— О господи, — простонала Гнедова.

— Придется вернуться на несколько месяцев назад, Алла Тимофеевна. В те дни, когда ваш сын был жив. — Гуров вынул телефон, положил его на стол и включил диктофон. — Как думаете, у нас получится?

Алла Тимофеевна шумно вздохнула.

— Спрашивайте, — разрешила она. — Отвечу на любые вопросы.

— Почему Саша ушел из дома в начале этого года?

Такого вопроса Алла Тимофеевна не ожидала. У нее даже лицо вытянулось.

— А при чем тут… — начала она.

Гуров коснулся телефона пальцем.

— Алла Тимофеевна, почему сын не захотел жить с вами под одной крышей? — повторил он. — Были конфликты?

Гнедова вдруг вспомнила о кофе. Она привстала, потянулась к колбе, налила кофе в чашку и села обратно на стул. Было видно, что она не знала, как реагировать на вопросы Гурова.

— Это был Таиров, — сказала она и сделала маленький глоток, скорее чтобы сделать хоть что-то, потянуть время, подобрать правильные слова. — Мой друг. Мы больше не вместе. Вам нужны подробности?

— Желательно.

— Саша не принял Таирова. А я не стала уступать сыну. Вот так. Судите, если сможете.

— Ну что вы, какое осуждение. Саша не поладил с вашим новым знакомым?

— Он просто заморозился. Сын. Разговора не получилось, хоть я и старалась все обсудить с Сашей. Но нет: сын уходил из дома, а после возвращения молча поднимался в свою комнату и запирался на замок. Так больше не могло продолжаться. В один прекрасный момент он сказал, что хочет съехать. Я сразу же дала деньги, чтобы он мог снять квартиру. Думала, что пройдет время и мы оба сможем пережить это. После ухода он почти не звонил, все общение происходило по моей инициативе. Таиров, кстати, тоже в скором времени устранился. Что ж, я не стала его задерживать. Сына я не просила вернуться, потому что знала — откажет. Оплатила им с подругой квартиру и оставила их в покое. Прошу вас, — она прижала ладонь к щеке, — не думайте обо мне плохо. Некоторые решения даются с большим трудом.

— Прекрасно понимаю, — вздохнул Гуров.

— Сергей! — позвала Алла Тимофеевна. — Можно тебя на минуту?

Дверь отворилась, и Сергей зашел в комнату. В одной руке он нес пакет с молоком, а в другой сахарницу.

— Я еще нужен? — спросил он у Гнедовой.

— Позвони Елене и скажи, что я зайду к ней сегодня вечером. Совсем забыла, что обещала ей.

— Во сколько зайдете?

— Просто передай.

Сергей покорно опустил голову и ушел. Гуров посмотрел ему вслед и догадался, кого он ему напоминает.

«Птица-секретарь, — осенило Гурова. — Бывает же такое».

— А кто такой этот Таиров? — спросил он у Гнедовой. — Ваш поклонник?

— Нет, с поклонниками я никогда не связывалась. Если автограф или фото на память, то да, но что-то серьезное… Таиров работает врачом-стоматологом, к нему я попала совершенно случайно, приехала посреди ночи с резкой болью. Он сразу же поставил анестезию, а когда боль утихла, я расплакалась прямо в стоматологическом кресле. Он разговорил меня, отвлек, а потом выяснилось, что Таиров знал о моей трагедии, ведь все газеты писали о смерти мужа. Мне было так тяжело, что не хотелось жить. Таиров оказался человеком, которому ничего от меня не было нужно. Ни денег, ни выгодных знакомств. Он присылал мне на работу не цветы, а горячие пирожки с капустой или зеленый чай. Говорил, что не может видеть женские слезы. Хоть на короткое время, но я снова стала засыпать без снотворного. Таиров почти вытащил меня из того кошмара. Но сыну я такой не подходила. Он хотел видеть меня в трауре, раздавленную и больную, сидящую в пустом доме и беспрерывно листающую семейные фотоальбомы. Когда он уходил из дома, сказал, что мы слишком разные люди, что он любит меня, что поймет, наверное, позже. Но сейчас он не может меня видеть с кем-то другим, кроме покойного отца. А теперь и Саши нет. Меня все бросили. А я все еще держусь.

Гнедова взглянула на столик.

— Попробуйте кофе, — равнодушным голосом сказала она. — Сергей смешивает несколько сортов, получается очень вкусно.

Ее глаза были широко раскрыты, но взгляд оставался пустым. Никаких эмоций, будто под действием успокаивающих.

— Алла Тимофеевна, вы настоятельно требовали возобновить расследование уголовного дела по факту смерти вашего сына, — вспомнил Гуров. — Есть основания думать, что кто-то желал ему смерти?

Гнедова вздрогнула и обняла себя за плечи.

— Он позвонил мне.

— Когда? — поднял голову Крячко.

— За день до того, как уехал отдыхать с друзьями. Это был его первый звонок за очень долгое время. Саша сказал, что ему нужно со мной поговорить о чем-то важном, что через неделю он вернется и все мне объяснит.

— Вы рассказали об этом следователю?

— Я попыталась. Но он, вероятно, счел это не очень важным обстоятельством. Поэтому, когда мне объявили, что сын умер в результате несчастного случая, я поняла, что моя битва еще не закончилась. Тогда я стала обращаться во все инстанции, где мне бы могли помочь. Откликнулась же только прокуратура, но и то не сразу.

— Они завалены работой, — объяснил Гуров.

— Я понимаю, — поджала губы Гнедова. — Спасибо вам.

— За что же? — удивился Гуров.

— За то, что вы сейчас здесь. Это дает мне силы.

— Вы сильная женщина.

— Нет, — покачала головой Алла Тимофеевна. — Только не здесь и не сейчас.

* * *

— Орлов вызывает, — вместо приветствия сообщил Крячко Гурову, вошедшему в кабинет.

— Сейчас?

— И сразу.

Гуров скинул куртку, сгреб в папку оставленные в беспорядке бумаги и попытался вспомнить: а не забыли ли они с Крячко что-то еще? Хотя за два дня и так много успели. Встретились с девушкой Мальцева и разбудили в ее памяти события, о которых она никому еще не рассказывала, поговорили с матерью Александра и узнали кое-какие штрихи из личной жизни семьи известных телевизионщиков. Пока что вся эта информация напоминала лишь разрозненные лоскутки, которые вряд ли удовлетворят генерал-майора. В этот раз Гуров будет с ним согласен на все сто, поскольку переделывать чужую работу всегда сложнее, чем создавать что-то свое.