— Честно сказать, я не знаю, — призналась Вершинина. — Вы не подскажете, Лев Иванович?

— Нет, я еще не вполне успел изучить расположение всех камер, — отвечал сыщик. — Но могу сказать одно: завтра мы с Ильей развесим еще четыре камеры в парке, и после этого уже вся территория парка будет под наблюдением. Тогда уж ни с крокусами, ни с фиалками ничего не случится.

Затем разговор зашел о планах на завтрашний день. Тренер Женя предложил всем совершить небольшой поход по горам: пройти всю тропу в сторону Эсто-Садока, а затем повернуть на север, в сторону Фишт-Оштенского массива.

— Тропа там, правда, довольно крутая, но зато какие виды там открываются! — рекламировал Женя свой проект. — Когда поднимешься повыше, становится виден Фишт. А в двух местах на востоке можно увидеть Эльбрус. Незабываемое зрелище! А главное — в тех местах нет никаких дорог, никаких коттеджей. Там можно встретить оленей, косуль… Там даже медведи водятся!

Трое художников, а также юное поколение Вершининых, Иван и Настя, были готовы поддержать это предложение. Однако Петр Никитич заявил, что может предложить что-то еще более интересное.

— С утра я собираюсь съездить в больницу, навестить Аркадия, — напомнил он. — Но долго там задерживаться я не намерен. Вернусь — предлагаю сразу же ехать на наш причал в Адлере и совершить первое плавание на яхте. Опять же — ничего особенного, небольшой выход в море на пару-тройку часов. Отойдем от берега километров на двадцать. Оттуда будет виден весь берег от Туапсе до Сухуми. Это, конечно, не Эльбрус, но зрелище тоже впечатляет.

— Да, я за! — воскликнула экспансивная Настя. — Это даже лучше, чем горный поход. А поход отложим на послезавтра, а, Жень? Ведь мы можем отложить?

Тренер ответил в том смысле, что он тоже поддерживает идею с плаванием. Олег Никитин также выступил за яхту.

— Там, на море, совсем другой свет, чем здесь, — заявил он. — И это важно. Надо, чтобы глаз художника постоянно получал новые зрительные импульсы. Наши предки были людьми леса, но также и людьми моря. Оттого они правильно оценивали действительность.

Гуров думал, что остальные двое художников, особенно замкнутый Мерцлин, не поддержат затею с плаванием на яхте. Однако, к его удивлению, Султанов и Мерцлин тоже высказались «за». Зато они так же дружно заявили, что на другой день после морской прогулки надо будет сделать перерыв и поход по горам затевать не стоит.

— Надо, чтобы впечатления отложились, — заявил Султанов. — По крайней мере, один день нужно просто посидеть, пописать этюды. Потом уже можно затевать новые прогулки.

— Что ж, таким образом, у нас уже выстраивается некий план, — заключил хозяин дома. — Завтра у нас будет плавание на яхте, затем один день перерыва, когда каждый занимается своим делом, а потом горный поход под руководством Жени. Потом еще денек отдохнем и снова можем подумать о морском путешествии, на этот раз подлиннее, на пару дней. На моей яхте можно ходить через все море — хоть до Трабзона, хоть до Варны.

Сидящие за столом одобрили такое расписание и за это дело, за будущие путешествия, выпили еще по бокалу. После этого разговор за столом принял несколько беспорядочный характер — говорили, кажется, обо всем на свете. Из-за стола встали чуть ли не в одиннадцать.

Гуров подождал, пока последние участники ужина покинули столовую, после чего обратился к повару Григорию:

— Ну а теперь у тебя на кухне можно возиться? Мы тебе не помешаем?

— Теперь мешать нечему, — отвечал повар. — Разве что помешаете Ане посуду мыть.

— Ничем вы мне не помешаете, — отреагировала на это горничная.

Так что в течение следующего часа сыщик и водитель Илья устанавливали камеру наблюдения на кухне, проверяли и налаживали ее работу. Шел уже первый час ночи, когда Гуров наконец отправился спать.

Глава 8

Гуров привык просыпаться рано, даже если накануне лечь пришлось за полночь. Вот и в этот день он встал в восьмом часу. Умылся, прошелся по комнате, вдохнул живительный лесной воздух и решил сначала прогуляться по горной тропе, а затем искупаться в бассейне. «Ведь я здесь вроде как на отдыхе, — подумал он. — Надо пользоваться такой возможностью».

Он надел спортивный костюм и вышел из дома. И первым, кого он увидел, был садовник Егор Васильевич. Немолодой садовник вел себя странно: сначала пробежал мимо дома в одну сторону, потом вернулся, уже с лопатой в руке, снова куда-то побежал. Вид у него при этом был до того растерянный, что Гуров не мог не спросить:

— Егор Васильевич, у вас что-то стряслось?

— Стряслось, еще как стряслось! — отвечал садовник. — Настоящее несчастье случилось!

— Да что такое? — насторожился сыщик. — С кем несчастье?

— С клумбой, которую мы вчера с Ириной Васильевной сажали! — воскликнул Егор Васильевич. — Уничтожил кто-то клумбу, начисто уничтожил! Я теперь не знаю, как Ирине Васильевне об этом сказать. Она вчера так радовалась, когда мы все это высадили!

— Ну-ка, покажите это место! — приказал Гуров.

Садовник повел его вокруг дома, мимо теннисного корта и дальше, к бассейну. Здесь, немного в стороне от бассейна, сыщик увидел что-то, что на первый взгляд выглядело как куча грязной земли. Только приглядевшись, можно было различить среди комьев грязи отдельные синие, розовые, изумрудные лепестки — все, что осталось от росших здесь цветов.

— Этот злодей не только рыл, он еще и топтал, — объяснил Егор Васильевич. — Внимательно работал, ни одного цветка целого не пропустил. И ему этого мало показалось: он еще и лилейники затоптал — они здесь по соседству росли, и ирисам досталось, и розам… Как он при таком усердии весь парк не уничтожил, даже не знаю!

Первое, о чем подумал Гуров, увидев это злодеяние, — это о камерах наблюдения. Неужели действия ночного погромщика не попали ни на одну из них? Он поискал глазами камеры — и ни одной поблизости не обнаружил. И это было понятно: участок находился вдали от ограды, от теннисного корта, где часто проводили время обитатели дома, от плавательного бассейна. Ни управляющему Леонидову, который размещал камеры в поместье, ни самому Вершинину не пришло в голову, что за этим живописным уголком тоже надо наблюдать. Да и он, Гуров, не собирался размещать здесь дополнительные камеры. «Выходит, теперь придется купить еще аппаратуру, — подумал он. — Надо, чтобы вся территория парка находилась под наблюдением. А пока я буду этим заниматься, — тут же пришла ему в голову мысль, — этот злодей найдет следующую болевую точку, где можно нанести удар…» Но ничего другого он пока придумать не мог.

Однако следовало установить, кто совершил эту пакость. Гуров огляделся вокруг, не увидел того, что искал, и спросил:

— Вы лопату здесь не видели, Егор Васильевич?

— Нет, не видел, — отвечал садовник. — Хотя понятно, что лопатой орудовали.

— Пойдте в сарай, где вы держите инструменты, и постарайтесь найти лопату, которой здесь орудовали, — велел сыщик. — А я пока здесь осмотрюсь.

И он двинулся в обход клумбы, стараясь разглядеть на куче вырытой земли отпечатки обуви. Однако, как он ни старался, никаких четких отпечатков не увидел. Если тут и были какие-то следы, то они больше всего походили на следы слона — такие же большие и круглые.

Пока Гуров напрасно искал следы злодея, вернулся садовник.

— Вот она, лопата, которой он пользовался, — сказал он, вручая сыщику средних размеров лопату. — Он, злодей, конечно, постарался землю очистить, чтобы я не узнал, но я все равно понял, что этой лопатой сегодня ночью рыли.

Гуров лопату брать в руки не стал, а спросил садовника:

— У вас найдется пакет, чтобы ее туда засунуть? Или мешок?

— Мешок, пожалуй, найдется, — отвечал Егор Максимов. — Сейчас принесу.

— Подождите секунду, — попросил его сыщик. — Скажите еще вот что: какая обувь, по-вашему, могла оставить вот такие следы?

И Гуров указал на «слоновьи ноги» на клумбе.

Садовник вгляделся в эти отпечатки и уверенно кивнул:

— Да, есть у меня такие, я их «болотоходы» называю. Я их сам смастерил из старых валенок. Здесь есть болотистые участки в нижней части парка. И чтобы там ходить и не проваливаться, я соорудил такую обувь, вроде наших северных снегоступов.

— Понятно, — кивнул Гуров. — Тогда давайте я пройду с вами вместе в этот ваш сарай, своими глазами взгляну на эти «болотоходы».

Садовник провел его в другую часть парка. Здесь стоял аккуратный кирпичный сарай, окруженный со всех сторон посадками молодой туи. Зеленые пирамидальные стволы так закрывали сарай, что его даже с трех метров нельзя было увидеть. Егор Васильевич открыл дверь, включил свет, и Гуров увидел полки, заставленные банками с химикатами и краской, мешки с подкормкой, повешенные на специальные стойки лопаты, мотыги, грабли и прочий садовый инвентарь. В углу имелся шкаф для обуви. Максимов поставил лопату у двери, сам открыл этот шкаф, порылся в нем и достал пару чего-то, что походило на огромные унты, только без меха.

— Вот мои «южные снегоходы», — сообщил он. — Пожалуй, в них можно было оставить такие следы, что вы мне показали. Только в таком случае…