Кузнецов махнул рукой: помягче с формулировками.
Начальник сыскного отделения продолжил свою мысль:
— Рязань не самый промышленно развитый город. Чистых рабочих насчитывается всего тысяча триста человек. Заводов раз-два и обчелся, и они не сказать чтоб крупные. Кроме завода пахотных орудий и сельскохозяйственных машин.
— И паровой мельницы Масленникова, — опять встрял с комментарием пристав Будильников.
— И мельницы, — согласился городской сыщик. — Я бы добавил еще суперфосфатный завод, он на подъеме.
Кузнецов счел необходимым пояснить командированному:
— Наши рязанские фосфориты обширно распространяются по всей России и спорят с бессарабскими и подольскими!
Баулин выдержал паузу и продолжил:
— Прочие заводы числом около шестидесяти имеют небольшой персонал. Краскотерочный завод, шпалопропиточный, свечно-восковой, винокуренный, мыловаренный, гончарный, каретно-экипажный, лесопильный и кирпичный. Все их можно обшарить, если господа приставы помогут сыскному отделению, придадут нам смышленых городовых для обхода.
— Помогут, — со значением сказал полицмейстер.
На лицах господ приставов появилось унылое выражение. Кузнецов увидел это и вспылил:
— Умышленное убийство! Это вам не бочонок сельдей украли. Все обязаны помогать Баулину, все. Спрошу с каждого! А губернатор с меня шкуру спустит, если не найдем злодеев, и правильно сделает.
Он чуть остыл и обратился к губернскому секретарю:
— Сколько вам нужно человек?
— Хотя бы по десятку от каждой части. Большие предприятия мы сами обойдем, притоны вокруг базаров — тоже. Мелочь хорошо бы поручить частям. Особое внимание обратить на Троицкую слободу. Сургучный завод, где работал Полудкин, — там расположен. Мельница — там. Лесные склады, нефтяная торговля общества «Мазут» тоже там. А полицейский надзор слабый. В казармах селят кого ни попадя, и рабочие, кто имеет свои дома, охотно спрячут за бутылку ханжи человека без паспорта.
— Облава? — сообразил надзиратель Троицкой слободы Киреев.
— И немедля, сегодня же ночью, — приказал полицмейстер. — Я сам пойду с вами. Убийцы в моем городе… Не позволю!
Лыков дал начальству выпустить пар и обратился к Баулину:
— Сергей Филиппович, расскажите, что дал опрос жителей Новой Стройки.
— Так точно. А… ничего он не дал! Видели около полуночи двоих, что шли в сторону Лазаревского кладбища. Двоих, а не четверых. Там ни одного фонаря, разглядеть не вышло. Вроде бы один рослый, в мохнатой папахе, как у сибирских стрелков. Но где Рязань, а где сибирские стрелки?
Начальник сыскного отделения обратился к полицмейстеру:
— Петр Григорьевич, когда же там освещение проведут? Убивать уже стали! Войдите с отношением в городскую управу!
— Управе сейчас не до того, — пояснил надворный советник. — Готовят выборы в думу на новое четырехлетие, до восемнадцатого года. Ты давай ближе к делу.
— Так точно. Домовладелец, который Власов, в ту ночь отсутствовал. Дворника у него нет и никогда не было. Соседи сказали, что спали и ничего не слышали. Пусто…
— А купоны, что отобрали у Пишванова?
— Чистые.
— Вскрытие?
— Перед смертью убитый пил водку и закусывал хлебом с горчицей. Такое угощение предлагают во всех кабаках, а их в городе два десятка.
— Ясно, — констатировал питерец. — Что дал опрос на сургучном заводе?
— Пусто и здесь. Полудкин держал себя задавакой, ни с кем дружбу не водил. Говорил: я среди офицеров половину жизни провел, не вам, голодранцам, чета, обхождение знаю. Рабочие, понятное дело, обижались. А еще он стоял караульщиком на воротах и не давал сургуч воровать. Так что… как уж? Обструкция, вот.
— Но насчет денег, пятидесяти рублей, он кому-то обмолвился?
— Надзиратель Свириденко таких не обнаружил, как ни старался.
В комнате установилась тишина. Статский советник прервал ее очередным вопросом:
— А женщину, Марию Елизаровну, вы нашли? — И пояснил остальным: — Это баба, которая ходила к убитому.
Баулин ответил:
— В адресном столе такая есть одна, по фамилии Котасонова. Проживает на Затинной улице в собственном доме. Ну, не дом — хибара. Крыша дырявая, забор упал… Исчезла неожиданно и никому не сказала куда. Ищем.
— Узнала про убийство, испугалась и спряталась? — предположил статский советник.
— Возможно. Люди у нас не любят якшаться с полицией.
— Тогда найти ее ваша приоритетная задача.
— Так точно.
— Что еще? — повысил голос полицмейстер. — У кого какие будут предложения?
Неугомонный Будильников поднял руку:
— Из пропавших вещей есть что-нибудь приметное?
Алексей Николаевич ответил:
— Разве что два оловянных стакана с рисунком Рижского замка.
— Рижского? — удивились рязанцы.
— Полудкин там служил.
— Такие стаканы можно и найти, — оживился пристав Савинов. — Толкучий рынок взять под лупу и известных скупщиков краденого…
— Сыскное отделение этим уже занимается, — укоротил его рвение полицмейстер. — Другие идеи есть?
Подчиненные дружно промолчали. Лыков повернулся к коллеге-сыщику:
— Бабу надо отыскать. Срочно!
Баулин развел руками:
— Легко сказать. Родни у нее нет, соседи как в рот воды набрали.
— Покажите мне Затинную улицу.
Губернский секретарь подошел к стене, на которой висел план Рязани, и ткнул пальцем в правый край:
— Вот, по-возле ипподрома.
— Значит, она ходит или в Благовещенскую церковь, или в Иерусалимскую. Хотя храм Симеона Столпника тоже недалеко. И девичий Казанский монастырь тоже.
— Ну… а что это нам дает? Думаете, мы ее там на службе поймаем?
Лыков приказал:
— Установите приход и полистайте церковные книги.
— Да зачем, Алексей Николаич?
— Узнайте, у кого она крестила детей, кому приходится кумой. И ищите Марию Елизаровну там.
— Слушаюсь! — Баулин зачесал в затылке. — А ведь точно. Как я сам не додумался?
— Выполняйте, — приказал ему полицмейстер. — А вечером будьте готовы к облаве. Господа приставы и надзиратели, слушайте приказ. К десяти часам вечера быть наготове. Собрать под секретом в каждой части по двадцать городовых, которые покрепче. От Ново-Александровского участка пятеро, хорошо знающие местность, и со списками подозрительных адресов. Конной страже в полном составе стоять во дворе управления. Ищем четырех неизвестных, схожих с фабричными, но на самом деле они разбойники. Заодно метем всех бесписьменных, подозрительных, херых [Херый — пьяный.], не имеющих права проживать в губернском городе, отбывших тюремный срок, состоявших под судом и следствием, под гласным и негласным надзором полиции. Подчистую без поблажек. Потом будем разбираться.
Подготовка к облаве началась. Питерцу лазить ночью по притонам было не по чину да и не интересно. Местные разберутся лучше приезжего, кто чего стоит. А он утром посмотрит на улов. Поэтому Лыков занялся поиском Марии Котасоновой. В помощь ему придали городового Фоку Разстрыгина. Тот служил при сыскном отделении с первого дня его основания, уже шестой год, и был достаточно опытен. В первом же храме, в Благовещенском, Фока нашел в крестильных записях скрывающуюся бабу. Она приходилась кумой владельцу торговых бань в Рыбацкой слободе Ивану Иванову. Сыщики отправились туда — и обнаружили Марию Елизаровну сидящей в горнице у самовара.
— Здорово, честная вдова, — хмыкнул довольный Фока. — А мы с их высокородием тебя разыскиваем.
— На что я вам сдалась? — начала было прикидываться убогой Котасонова. Но была тут же одернута:
— Айда в полицию, там будем жечь тебя каленым железом, пока не сознаешься.
Подготовленную таким образом женщину Алексей Николаевич допрашивал лично. Первые минуты она еще пыталась отовраться, однако командированный умел быть суровым. И в конце беседы Елизаровна сообщила кое-что важное. На вопрос, где ее хахаль покупал водку и табак, она ответила:
— Он сам бывший денщик и любил водить дружбу с денщиками. А местных обывателей презирал.
— И?..
— В Нежинском полку служит поручик Жанно-Кристофер Янович Гиждец…
— Как-как? — вскричали полицейские.
Вдова без запинки повторила.
— Ого… — удивился Лыков. — Но что дальше? У него есть денщик — приятель Василия?
— Точно так, барин, — с достоинством ответила Елизаровна. — Живут они через два дома от Полудкина. Денщика звать Евграф Обозенко. Хитрый малый — ух! Он и продает всей округе спирт и необандероленный табак. Восемьдесят копеек бутылка! Ночью, конечно; днем полтинник. И Васю он же снабжал.
Вспомнив своего дружка, вдова всплакнула. Больше ничего ценного из нее вытрясти не удалось, как питерец ни старался.
Алексей Николаевич решил ковать железо, пока горячо, и немедленно допросить денщика. Тут были свои сложности. Хоть Обозенко и нижний чин, но все же он военный. И для допроса нужно разрешение начальства, командира полка или даже дивизии. Однако питерец быстро придумал хитрый ход.
Пока вся рязанская полиция готовилась к облаве, Лыков с Разстрыгиным делали свое дело. Они подъехали к дому, где жил поручик с дикой фамилией. Статский советник спрятался за угол, а городовой стукнул в окно. Открылась форточка, и раздался голос:
— Чего надо?
— Диковинку [Диковинка— бутылка водки] продай.