Кузнецов махнул рукой: помягче с формулировками.

Начальник сыскного отделения продолжил свою мысль:

— Рязань не самый промышленно развитый город. Чистых рабочих насчитывается всего тысяча триста человек. Заводов раз-два и обчелся, и они не сказать чтоб крупные. Кроме завода пахотных орудий и сельскохозяйственных машин.

— И паровой мельницы Масленникова, — опять встрял с комментарием пристав Будильников.

— И мельницы, — согласился городской сыщик. — Я бы добавил еще суперфосфатный завод, он на подъеме.

Кузнецов счел необходимым пояснить командированному:

— Наши рязанские фосфориты обширно распространяются по всей России и спорят с бессарабскими и подольскими!

Баулин выдержал паузу и продолжил:

— Прочие заводы числом около шестидесяти имеют небольшой персонал. Краскотерочный завод, шпалопропиточный, свечно-восковой, винокуренный, мыловаренный, гончарный, каретно-экипажный, лесопильный и кирпичный. Все их можно обшарить, если господа приставы помогут сыскному отделению, придадут нам смышленых городовых для обхода.

— Помогут, — со значением сказал полицмейстер.

На лицах господ приставов появилось унылое выражение. Кузнецов увидел это и вспылил:

— Умышленное убийство! Это вам не бочонок сельдей украли. Все обязаны помогать Баулину, все. Спрошу с каждого! А губернатор с меня шкуру спустит, если не найдем злодеев, и правильно сделает.

Он чуть остыл и обратился к губернскому секретарю:

— Сколько вам нужно человек?

— Хотя бы по десятку от каждой части. Большие предприятия мы сами обойдем, притоны вокруг базаров — тоже. Мелочь хорошо бы поручить частям. Особое внимание обратить на Троицкую слободу. Сургучный завод, где работал Полудкин, — там расположен. Мельница — там. Лесные склады, нефтяная торговля общества «Мазут» тоже там. А полицейский надзор слабый. В казармах селят кого ни попадя, и рабочие, кто имеет свои дома, охотно спрячут за бутылку ханжи человека без паспорта.

— Облава? — сообразил надзиратель Троицкой слободы Киреев.

— И немедля, сегодня же ночью, — приказал полицмейстер. — Я сам пойду с вами. Убийцы в моем городе… Не позволю!

Лыков дал начальству выпустить пар и обратился к Баулину:

— Сергей Филиппович, расскажите, что дал опрос жителей Новой Стройки.

— Так точно. А… ничего он не дал! Видели около полуночи двоих, что шли в сторону Лазаревского кладбища. Двоих, а не четверых. Там ни одного фонаря, разглядеть не вышло. Вроде бы один рослый, в мохнатой папахе, как у сибирских стрелков. Но где Рязань, а где сибирские стрелки?

Начальник сыскного отделения обратился к полицмейстеру:

— Петр Григорьевич, когда же там освещение проведут? Убивать уже стали! Войдите с отношением в городскую управу!

— Управе сейчас не до того, — пояснил надворный советник. — Готовят выборы в думу на новое четырехлетие, до восемнадцатого года. Ты давай ближе к делу.

— Так точно. Домовладелец, который Власов, в ту ночь отсутствовал. Дворника у него нет и никогда не было. Соседи сказали, что спали и ничего не слышали. Пусто…

— А купоны, что отобрали у Пишванова?

— Чистые.

— Вскрытие?

— Перед смертью убитый пил водку и закусывал хлебом с горчицей. Такое угощение предлагают во всех кабаках, а их в городе два десятка.

— Ясно, — констатировал питерец. — Что дал опрос на сургучном заводе?

— Пусто и здесь. Полудкин держал себя задавакой, ни с кем дружбу не водил. Говорил: я среди офицеров половину жизни провел, не вам, голодранцам, чета, обхождение знаю. Рабочие, понятное дело, обижались. А еще он стоял караульщиком на воротах и не давал сургуч воровать. Так что… как уж? Обструкция, вот.

— Но насчет денег, пятидесяти рублей, он кому-то обмолвился?

— Надзиратель Свириденко таких не обнаружил, как ни старался.

В комнате установилась тишина. Статский советник прервал ее очередным вопросом:

— А женщину, Марию Елизаровну, вы нашли? — И пояснил остальным: — Это баба, которая ходила к убитому.

Баулин ответил:

— В адресном столе такая есть одна, по фамилии Котасонова. Проживает на Затинной улице в собственном доме. Ну, не дом — хибара. Крыша дырявая, забор упал… Исчезла неожиданно и никому не сказала куда. Ищем.

— Узнала про убийство, испугалась и спряталась? — предположил статский советник.

— Возможно. Люди у нас не любят якшаться с полицией.

— Тогда найти ее ваша приоритетная задача.

— Так точно.

— Что еще? — повысил голос полицмейстер. — У кого какие будут предложения?

Неугомонный Будильников поднял руку:

— Из пропавших вещей есть что-нибудь приметное?

Алексей Николаевич ответил:

— Разве что два оловянных стакана с рисунком Рижского замка.

— Рижского? — удивились рязанцы.

— Полудкин там служил.

— Такие стаканы можно и найти, — оживился пристав Савинов. — Толкучий рынок взять под лупу и известных скупщиков краденого…

— Сыскное отделение этим уже занимается, — укоротил его рвение полицмейстер. — Другие идеи есть?

Подчиненные дружно промолчали. Лыков повернулся к коллеге-сыщику:

— Бабу надо отыскать. Срочно!

Баулин развел руками:

— Легко сказать. Родни у нее нет, соседи как в рот воды набрали.

— Покажите мне Затинную улицу.

Губернский секретарь подошел к стене, на которой висел план Рязани, и ткнул пальцем в правый край:

— Вот, по-возле ипподрома.

— Значит, она ходит или в Благовещенскую церковь, или в Иерусалимскую. Хотя храм Симеона Столпника тоже недалеко. И девичий Казанский монастырь тоже.

— Ну… а что это нам дает? Думаете, мы ее там на службе поймаем?

Лыков приказал:

— Установите приход и полистайте церковные книги.

— Да зачем, Алексей Николаич?

— Узнайте, у кого она крестила детей, кому приходится кумой. И ищите Марию Елизаровну там.

— Слушаюсь! — Баулин зачесал в затылке. — А ведь точно. Как я сам не додумался?

— Выполняйте, — приказал ему полицмейстер. — А вечером будьте готовы к облаве. Господа приставы и надзиратели, слушайте приказ. К десяти часам вечера быть наготове. Собрать под секретом в каждой части по двадцать городовых, которые покрепче. От Ново-Александровского участка пятеро, хорошо знающие местность, и со списками подозрительных адресов. Конной страже в полном составе стоять во дворе управления. Ищем четырех неизвестных, схожих с фабричными, но на самом деле они разбойники. Заодно метем всех бесписьменных, подозрительных, херых [Херый — пьяный.], не имеющих права проживать в губернском городе, отбывших тюремный срок, состоявших под судом и следствием, под гласным и негласным надзором полиции. Подчистую без поблажек. Потом будем разбираться.

Подготовка к облаве началась. Питерцу лазить ночью по притонам было не по чину да и не интересно. Местные разберутся лучше приезжего, кто чего стоит. А он утром посмотрит на улов. Поэтому Лыков занялся поиском Марии Котасоновой. В помощь ему придали городового Фоку Разстрыгина. Тот служил при сыскном отделении с первого дня его основания, уже шестой год, и был достаточно опытен. В первом же храме, в Благовещенском, Фока нашел в крестильных записях скрывающуюся бабу. Она приходилась кумой владельцу торговых бань в Рыбацкой слободе Ивану Иванову. Сыщики отправились туда — и обнаружили Марию Елизаровну сидящей в горнице у самовара.

— Здорово, честная вдова, — хмыкнул довольный Фока. — А мы с их высокородием тебя разыскиваем.

— На что я вам сдалась? — начала было прикидываться убогой Котасонова. Но была тут же одернута:

— Айда в полицию, там будем жечь тебя каленым железом, пока не сознаешься.

Подготовленную таким образом женщину Алексей Николаевич допрашивал лично. Первые минуты она еще пыталась отовраться, однако командированный умел быть суровым. И в конце беседы Елизаровна сообщила кое-что важное. На вопрос, где ее хахаль покупал водку и табак, она ответила:

— Он сам бывший денщик и любил водить дружбу с денщиками. А местных обывателей презирал.

— И?..

— В Нежинском полку служит поручик Жанно-Кристофер Янович Гиждец…

— Как-как? — вскричали полицейские.

Вдова без запинки повторила.

— Ого… — удивился Лыков. — Но что дальше? У него есть денщик — приятель Василия?

— Точно так, барин, — с достоинством ответила Елизаровна. — Живут они через два дома от Полудкина. Денщика звать Евграф Обозенко. Хитрый малый — ух! Он и продает всей округе спирт и необандероленный табак. Восемьдесят копеек бутылка! Ночью, конечно; днем полтинник. И Васю он же снабжал.

Вспомнив своего дружка, вдова всплакнула. Больше ничего ценного из нее вытрясти не удалось, как питерец ни старался.

Алексей Николаевич решил ковать железо, пока горячо, и немедленно допросить денщика. Тут были свои сложности. Хоть Обозенко и нижний чин, но все же он военный. И для допроса нужно разрешение начальства, командира полка или даже дивизии. Однако питерец быстро придумал хитрый ход.

Пока вся рязанская полиция готовилась к облаве, Лыков с Разстрыгиным делали свое дело. Они подъехали к дому, где жил поручик с дикой фамилией. Статский советник спрятался за угол, а городовой стукнул в окно. Открылась форточка, и раздался голос:

— Чего надо?

— Диковинку [Диковинка— бутылка водки] продай.