— А деньги?
Фока протянул горсть медяков (специально разменяли в кассе вокзала, чтобы не вызвать подозрений). Как и ожидалось, денщик рассердился:
— Вы бы еще по копейке притащили, живоглоты!
— Нету других, Евграф Батькович, бери что дают.
— А ты кто такой? — вдруг встревожился служивый. — Что-то я тебя не помню.
— А кто у тебя на Рождество покупал? Фока это.
— А-а… Держи.
Городовой взял протянутую бутылку и сделал вид, что ушел с нею. Через пять минут они с Лыковым подкрались к входной двери. Алексей Николаевич бесшумно снял ее с петель, своротив при этом засов, и приставил в стене.
— Пошли.
Полицейские ворвались в комнату и застали интересную картину. Денщик в мундире и домашних тапочках разливал из бака ковшом через воронку ядреную жидкость. Бак стоял на полу, а вокруг красовалась посуда на любой вкус: косушки, четушки, штофы с полуштофами, осьмухи и даже одна четверть [Косушка, она же получарка, — 0,06 литра. Четушка, она же сороковка, — 0,31 литра. Полуштоф, или мерная бутылка, — 0,6 литра. Штоф — 1,23 литра. Осьмуха — 1,55 литра. Четверть — 3,1 литра.].
— Так-так, — зловещим голосом произнес Лыков. — Да тут притон! Городовой, взять его!
Денщик заорал. На шум из соседней комнаты прибежал молодой поручик с огромными усами, каким позавидовал бы даже будущий премьер Горемыкин.
— Кто вы? Что происходит?
— Поручик Гиждец? — Питерец предъявил офицеру свой полицейский билет. — Статский советник Лыков, Департамент полиции.
— Департамент? Который в столице? — растерялся тот.
— Да, на Фонтанке, шестнадцать. Я дознаю дело по личному распоряжению министра внутренних дел. Поэтому поменяемся ролями. Это я вас спрошу: что тут происходит? Тайная торговля алкоголем в обход закона. И вы видите ее в первый раз, хотя и квартируете здесь? Готовы подтвердить в суде под присягой?
Поручик стал покрываться пятнами. Лыков нажал еще:
— У нас есть вопросы к вашему денщику. Я могу задать их ему сейчас, в вашем присутствии, и уйти. А вы, надеюсь, после этого прекратите промысел Обозенко раз и навсегда. Если вам, конечно, дороги погоны… Или мы можем продолжить разговор в присутствии вашего командира полка. Вызовем его сюда, покажем картину и побеседуем. Что выбираете?
Гиждец вытер рукавом сразу вспотевший лоб и посмотрел на сыщика:
— Извините, плохо соображаю… Это так неожиданно. А что вас интересует?
— Кому ваш денщик продал вчера водку. Это связано с убийством.
— С убийством? — Поручик так и сел.
— Не волнуйтесь, Обозенко если и причастен к этому, то лишь как свидетель.
— Понял… И я могу присутствовать?
— Я в этом даже заинтересован.
Лыков смягчил тон, он предлагал поручику разобраться без начальства, и тот наконец это понял:
— Тогда спрашивайте, пожалуйста, господин статский советник.
Командированный повернулся к денщику. Тот стоял ни жив ни мертв: слова про Департамент полиции словно прибили его к полу.
— Ну, отвечай быстро и честно, а не то в муку изотру. Продавал ты вчера эту дрянь Василию Полудкину?
— Ваське? Так точно, продавал.
— Когда и сколько? Как происходила покупка?
— Васька взял что-то много… Обычным днем ему хватало сороковки, а тут вдруг приперся сюда и потребовал сразу штоф. Я спрашиваю: а у тебя деньги-то на штоф есть? Покажи сначала. Он вынимает из кармана серенькую [Серенькая — 25 рублей.] и гордо ею машет: во! Еле-еле я ему сдачи нашел.
— Дальше что было? — Сыщик понял, что сейчас узнает нечто важное. — Один был Васька или с компанией?
— Компания его под окнами стояла. Зашел он один.
— Откуда знаешь про компанию?
Евграф всплеснул руками:
— Там голоса слышались, а потом Васька открыл форточку и крикнул туда: Князь, штофа хватит?
— Князь… — повторил статский советник. — Полагаешь, кличка?
— Навроде того.
— Ты сам компанию видел?
— Светло было, их благородие со службы еще не пришел. Я и разглядел, в спину, когда они со штофом уходили. Четверо было, не считая Полудкина. Один высокий, в косматой папахе.
— Раньше эти люди тебе попадались?
— Никак нет.
— Еще что имеешь сказать?
— Тот, высокий, Ваське выговаривал: пошто-де кричал, имена называл?
— Все?
— Все.
Лыков повернулся к поручику:
— Слышали?
— Да, но ничего не понял.
— Василий Полудкин вчера ночью был убит у себя в доме. Ему раскроили голову топором.
Поручик ахнул и перекрестился.
— …Я веду дознание. Нужно, чтобы завтра ваш виночерпий явился в сыскное отделение и под протокол рассказал то, что он сейчас сообщил мне.
— Будет, обещаю. — Гиждец смотрел настороженно, будто ждал подвоха.
Сыщик под локоть отвел его к окну.
— Жанно-Кристофор Янович. Вы ходите по краю ямы. Не верю, что проделки денщика для вас новость.
Офицер смутился.
— Мой вам совет: замените его. Верните обратно в роту, а взамен выберите кого-нибудь из крестьянского сословия, они не такие испорченные.
— М-м…
— Полковой командир ничего не узнает, — тихо проговорил командированный.
— Благодарю!!
— Честь имею.
Сыщики ушли. Фока уважительно пробурчал:
— Ловко вы их, ваше высокородие. Эти вояки такие гордые — на хромой козе не подъедешь. Тут признались без бою. А неужто в самом деле в полк не сообщите?
— Зачем же портить человеку аттестацию? Он напуган, денщика сменит, притона тут не будет. Ты заметил — главный был в папахе. Это они!
— Они, не ходи к гадалке. Четверо. Вот, значит, как ребята сторожа заполучили… Сам их в дом привел. На погибель.
Глава 6
Минус один
Питерец вернулся в номера и несколько часов поспал. К пяти утра он явился в управление полиции посмотреть на ночную добычу. Вдруг взяли четверых подозрительных? А один из них высокого роста, в папахе, и за поясом у него нашли измазанный кровью топор…
На Семинарской усталые надзиратели разбирали последних задержанных. Баулин увидел питерца и молча отрицательно покачал головой.
— Доложите.
— Так что, Алексей Николаич, хлопнули по пустому месту. Набрали полсотни всякого мусора, а наших нет.
— Так уж и мусор?
— Один только знатный попался, Вовка Сморчок. Сбежал осенью из арестантских рот и все это время спокойно жил в казарме возле мельницы.
— Давайте по порядку, с подробностями, — потребовал командированный.
Сергей Филиппович начал рассказывать.
Троицкая, иначе Ново-Александровская, слобода, сообщил он, штука своеобразная. Населения в ней больше, чем в ином уездном городе, — пятнадцать тысяч человек. Из них подавляющая часть — мещане. А по закону правят всем крестьяне, которых меньшинство. В административном отношении слобода представляет собой два отдельных сельских общества и управляется их соединенным сходом. Мещане, купцы, торговцы — по боку, они не имеют права голоса. В результате здесь нет ни водопровода, ни электричества, ни мощения улиц; отсутствует даже собственная пожарная команда. Весной и осенью на улицах Троицкой слободы топкое болото, в котором вязнут и пеший, и конный. И всякому сброду живется здесь вполне вольготно. Домовладельцы обратились в управу, просили подключить слободу к электросети и пообещали установить у себя до двухсот лампочек. Но сход не поддержал ходатайства, и дело затормозилось.
Согласно задумке полицмейстера вчера ночью шестьдесят четыре конных стражника окружили слободу со стороны полей и создали «карусель», а по-военному — подвижную завесу. То есть они парными пикетами ездили взад-вперед, отлавливая тех, кто пытался убежать от облавы в поля. Часть всадников патрулировала полотно Уральско-Рязанской железной дороги; они тоже поймали несколько нищебродов. А отряды городовых прочесывали улицы. Самое сложное было обыскать Михайловку — кварталы по ту сторону железки, вокруг Троицкого кладбища. Местность неустроенная, дикая, правят там мукомолы и босяки.
В целом облава дала очень скромный результат, подытожил Баулин. Попались люди с просроченными видами или вообще без документов. Этих после удостоверения личности пошлют к месту жительства этапным порядком. Двое были полиции известны — воры, отбывшие тюрьму, с запрещением проживать в губернском городе. Да еще вот Вовка Сморчок.
Задержанную шушеру уже собирались гнать для временного содержания в работный дом. Лыков остановил этап, приказал всем выстроиться в ряд и прошелся вдоль него, внимательно рассматривая задержанных. Потом взял одного парня за ворот и вытолкал из строя:
— Этого на допрос.
Губернский секретарь спросил шепотом:
— Почему его?
— Он чем-то напуган.
— Так молодой, не обвык еще.
— Возможно, он из нашей четверки, — не понижая голоса, ответил статский советник. И у парня дрогнула щека…
— Видели? На допрос, немедля.
Задержанного повели наверх. Алексей Николаевич придержал начальника отделения и сообщил свои открытия. Услышав кличку атамана, сообщенную денщиком, Баулин разволновался:
— Точно Князь?
— Точно. И в папахе.
— Князь… Но который?
— У вас их много, что ли? — съязвил статский советник.
— Двое. Один липовый, второй другого фасону.
— Объяснитесь.
— Алексей Николаич, это надо с бумагами в руках. Давайте сейчас этого допросим, вдруг он с перепугу сознается. А после пойдем в картотеку, я вам про наших князей расскажу.
Парень, чернявый, с оспинами на щеках, стоял под лампой и щурился. Было видно, что он сильно нервничает. Статский советник с порога заорал: