— Груда хлама справа, — тихо дал поправку я. — Внимание.

— Что там, хантер?! — немедленно отозвался в наушниках взвинченный голос амазонки.

— Заткнись, — спокойно, стараясь побороть раздражение, посоветовал я.

Груда хлама больше всего напоминала засыпанный снегом автомобиль. Длинное тело с горбом посередине. И все бы ничего, если бы я не знал, что автомобили остались глубоко подо льдом. Так же далеко, как и вся старая жизнь.

— Я проверю? — предложил Джексон.

— Давай, только аккуратно, — отозвался я и счел нужным предупредить: — На прицел не особо смотри, только отвлечет. Хрен он тебе что-нибудь подскажет в такой «метели».

Закованная в броню фигура стала медленно растворяться в ватном покрывале снега. Коммандос подходил аккуратно, маленькими шажками. Будто манерная барышня шла по скользкому льду на высоких каблуках. КАт описывал странные восьмерки в руках новоиспеченного хантера, словно тот все еще продолжал следить за прицелом.

— Ничего, сэр… то есть хантер, — неуверенно прозвучал искаженный наушниками голос Джексона. — Груда снега с кирпичами… Сугроб, по-моему, так это у вас назы…

С верхушки «сугроба» скатился бетонный блок. Слой снега и льда вспух, опадая к подножью.

— Назад!

КАт в руках Джексона на секунду ожил, успел выплюнуть раскаленный свинец. В следующую секунду огромная лапа, покрытая пепельной шерстью и толщиной с человеческое туловище, ударила в американца. Коммандоса согнуло пополам, отбросило на добрый десяток метров.

Раздался оглушительный рев. Из-под снега взметнулась огромная туша, распрямилась. На короткий миг, когда повторный рев «ловца» потряс улицу, я разглядел уродливую маленькую головку твари, очень похожую на голову пещерного человека, широкую грудь со слипшейся в сосульки пепельной шерстью от льющейся из раны крови (успел таки Джексон попасть в тварь!). Больше всего «ловец» походил на Кинг Конга, с той лишь разницей, что бросок «ловца» похож на удар молнии. Невероятно быстр и так же неотразим.

Зло затарахтели КАты, поливая тварь бронебойным свинцом. Веер отработанных гильз металлическим конфетти прыгнул в сторону. Трехметрового ловца отбросило в сугроб, грудь обильно покрылась вспухшими фонтанчиками бурой крови. Серый лед вокруг забросало ошметками еще горячей, дымящейся на морозе плоти. «Ловец» больше не ревел и не делал попыток подняться. Почти разрезанный на части пулями КАтов, тот, лежа на льду, лишь вздрагивал от очередного попадания.

— Хватит! — крикнул я, отжимая курок. — Прекратить огонь!

Дэйсон среагировал мгновенно. КАт был отброшен за спину, закованная в броню фигура метнулась к товарищу. Бережной и Мусаенко почти одновременно опустили оружие секундой позже. Но идти к лежащему американцу и не подумали, настороженно оглядывая развалины. А вот амазонка и не думала стрелять. Вместо этого Хранительница почти полностью закопалась в снег, наметенный на остов разрушенного дома.

Еще секунду я рассматривал вздрагивающую в предсмертных судорогах тварь, потом отвернулся. Я знал, что звену крупно повезло наткнуться на спящего «ловца». Во-первых, в состоянии охоты «ловец» способен если не разметать все мое звено по округе, то хотя бы одного-двух человек убить. Эта тварь вырывает руки и головы с той же легкостью, с которой дети отрывают головы у кукол. Ну а во-вторых, рядом с «ловцом», как правило, не бывает крыс. Мы еще слишком мало знаем новую фауну, чтобы судить о повадках ее обитателей, но этот факт уже известен. Хотя по логике вещей мелкие хищники должны неотступно следовать за крупными. Со стола более сильного всегда что-то да перепадает.

Я подошел к Хранительнице, подобрал брошенный автомат, сдерживая дрожь в голосе, окликнул:

— Хранитель, вставай! Эй, все кончено!

Если голос и дрогнул, в треске помех наушников этого никто не заметил.

Амазонка медленно поднялась. Дрожь ее тела не скрыла даже навешанная броня. Девушка на негнущихся ногах подошла ко мне, готовая понести справедливое наказание. Но мне вдруг стало невыносимо жалко ее. Жаждущая власти и хоть каких-то приключений в новой жизни, что стоит в Гарнизоне как вековое болото, амазонка явно не ожидала, что все будет так серьезно и плохо.

«Да, — не без некоторого злорадства подумал я. — Это тебе не ночная жизнь по клубам».

Но вслух сказал, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно мягче:

— Держи оружие, девочка. И не комплексуй. В первый раз всегда больно… То есть страшно.

Блондинка вскинула на меня удивленные глаза, все еще не веря в то, что избежала выговора и всеобщего позора. Прижала к груди КАт, как раньше прижимала букет роз. Даже из-под солнцезащитного щитка шлема было видно радостное и почти преданное сияние глаз.

— Только больше не бросай оружие. Из него стрелять нужно. Иначе оставлю здесь, — обернулся я, спокойно сообщив угрозу. О желтом снеге, что остался в том месте, где пряталась Хранитель, я предпочел умолчать.

С замерзшей земли, опираясь на плечо товарища, поднялся Джексон. Жестом показал, что все нормально. Но я счел нужным уточнить:

— Путь продолжать сможешь?

Дождавшись утвердительного ответа, я дал команду занять позиции.

Когда таймер на щитке шлема отсчитал четыре часа пути, коротко пискнул регулятор. На табло тускло зажглось сообщение о низком заряде брони, которую никогда не удавалось зарядить полностью на тщедушном генераторе, что установлен в Гарнизоне. Это значило, что скоро холод будет проникать сквозь термоизоляцию скафандра. А солнечный день уже подходит к концу. Ночью температура упадет еще ниже. Станут ли спасением многочисленные тряпки под броней?

Впрочем, я особо не расстраивался. После того пути, что мы все, выжившие, прошли за три года, низкая температура не внушала страха. Нам еще повезло, что наткнулись на Борзова, с его армейскими запасами…

Тогда на исходе был первый месяц после Катастрофы. Я и Вичка, в то время еще вполне адекватная, вместе с тысячами выживших прятались в метро. То время вспоминается смутно и отрывками, будто дремотные сны. Основные эмоции отбирали куда более насущные проблемы. Нехватка питьевой воды, которую с переменным успехом замещала грязь, текущая по техническим каналам. Нехватка еды, испорченные продукты и постоянная вонь. От дрянного питания и питья воздух в быстро охлаждающемся метро наполнен запахами жидких фекалий и рвоты. Запах немытых тел, пота. Люди устраивались на ночлег кое-как, не слишком выбирая место. Да и выбирать-то было не из чего. Тепло служило единственным критерием. Сбившиеся бок о бок люди больше всего напоминали живые могилы, что всего лишь получили короткую отсрочку…

Первыми умирали младенцы. Хрупкие, незакаленные организмы отравлялись химией и истощались голодом. За неделю почти все дети погибли.

Потом наступила очередь взрослых.

Даже испорченная еда закончилась слишком быстро. Однажды вечером, под звук простуженного кашля, редкий детский плачь и сонные стоны больных, я услышал шепот Вички. Девушка сказала, что в дальней ветке станции нашли обглоданные человеческие кости.

— Костя, ты понимаешь, что это значит? — с ужасом прошептала она.

Я кое-как успокоил не на шутку испуганную девушку, но сам больше без оружия спать не ложился.

Участились кражи, ссоры и скандалы. Все подозревали всех. Не проходило и часа, чтобы кто-нибудь не сцепился. Поводы находились без труда. Взаимные обвинения и проклятия были слышны постоянно. Потом стали пропадать люди. До сих в ушах стоит испуганный крик матери, у которой пропал ребенок. Она искала его весь день, расспрашивала других людей, но никто помогать в поисках ребенка не хотел. Я да еще пятеро парней обыскали все, но результат был плачевный. О том, что под бетонным хламом нашли спрятанную грязную детскую одежду и полусъеденный труп, естественно не сказали. А следующей ночью пропала мать этого ребенка…

Вот тогда-то я и начал более пристально смотреть на вынужденных соседей. Вылавливал среди них наиболее адекватных и сильных мужчин. Первым из них стал толстый, одутловатый генерал Борзов. Незаметно для остальных, больше занятых призрачными и явными проблемами, мы сколотили небольшой отряд. Установили тайное дежурство, наблюдали.

Потом из нашего укрытия пропал десяток человек, и обглоданные кости находить перестали. Всех пропавших отличали характерный довольный сытый блеск в глазах и мясницкая полусумасшедшая улыбка.

Когда в метро стала прибывать вода, мы организовали первое подобие хантеров — охотников на добычу. Хантеры гибли через одного. Твари, холод и снова твари. Выломанные турникеты с успехом служили дубинками, но не оружием. Отбиться такими от крыс почти невозможно. А вода все прибывала, лишая нас убежища. Мы были на грани отчаяния, когда нас зажали крысы и вода с двух сторон. Вот тогда-то старый засранец Борзов и признался.

Оказывается, генерал давно уже приторговывал на черном рынке оружием и броней. Все государственные новинки вооружения пропадали со складов, правительственные обозы подвергались нападению, груз словно испарялся в воздухе. А пузатый, как цветочный горшок, генерал Борзов только потирал ручки, когда на его тайном подземном складе прибывало товару.

Я долго и истерически смеялся, когда однажды ночью Борзов поведал мне о складе. Давно в мыслях попрощавшийся с жизнью и цеплявшийся за ее призрак только из-за Вички, я не мог поверить, что спасение постоянно было где-то рядом.

На следующее утро все двинулись в путь, чтобы найти новый дом. Каждый знал, что может не дойти, но шел. За тоннами падающего снега «метели» нас ждали армейские рационы, консервы, оружие и новейшие бронекостюмы…

Я вздрогнул, когда встроенный в шлем интерком издал резкий звук.

— Вертолет, сэр, — прошелестел голос Дэйсона.

8

Мы всегда боялись ожидания.

Первый поход к стоматологу напоминает мастерскую заплечных дел мастера. Каждый шаг к ужасному кабинету дается с трудом, ноги подгибаются от страха. Перед экзаменом в институте, даже если и знаешь предмет назубок, тянет поневоле выкурить сигаретку. Выход на сцену вызывает страх и оторопь. Поневоле задумываешься о переоценке лжи, когда нужно сказать кому-то горькую правду. Приближающаяся старость и смерть насыщает сны кошмарами и отбирает аппетит.

Но, странное дело, как только подходит момент действия, страх исчезает. И уже пройдя очередное испытание, вдруг понимаешь, как глупо было бояться…

Вытянутое туловище вертушки лежало на боку, прямо поверх огромного горба старого дома. На бессильно опущенных вертолетных винтах успели вырасти длинные сосульки. Между самым нижним винтом и землей даже протянулась сплошная сосулька, словно ледяная колонна. Как это ни удивительно, но аппарат казался целым и невредимым, за тем исключением, что замерз.

Я бросил взгляд на датчики умной брони. Энергии осталось минут на пятнадцать, потом скафандр превратится в обычные кевларовые и керамические бронепластины. Но энергии все равно хватит для того, чтобы попавшие в «поле зрение» беспроводной связи скафандров датчики моих ребят отозвались. Зона действия радара небольшая, метров сто сорок, но это лучше, чем ничего.

Повинуясь моему жесту, звено начало медленно двигаться вперед. Я не отрывал глаз от радара, но там пока было только наше звено, помеченное зелеными точками.

— Хантер, — проскрипел в наушниках голос Джексона, что оказался ближе всех к объекту. — Тут странности!

— Что такое?

— Жди беды…

В ответ на туманную фразу американца, сделавшую честь любому заправскому шарлатану-предсказателю, удлиненные стволы КАтов метнулись в разные стороны. Интеллектуальные прицелы придирчиво ощупывали местность на предмет движения и тепла. Но нас окружают только мрачные костяки разрушенных домов, где достаточно уцелевшего места и помещений для тварей. Наверняка нетронутые подвалы давно разрыты вездесущими крысами и подготовлены для жилья. Если засада и была, то она могла быть везде. А мы — в ее центре!

— Ничего не видишь? — не отрываясь от экрана прицела, спросил я Джексона.

— Нет.

— Тогда чего панику наводишь?! — уже чуть раздраженнее рыкнул я.

— Вертушку не сбивали. Даже не атаковали, сэр…

Я бросил взгляд на вертолет. Видимость даже с десяти метров хреновая, снег валит беспрерывно, а ветер только усугубляет положение. Еще чудо, что коммандос увидели вертушку. Что же насторожило пиндоса?! Двери закрыты, что говорит о вероятной атаке, но на обшивке на первый взгляд нет никаких следов. Выкрашенное в черную краску металлическое тело без видимых повреждений. Ребят тоже нигде не видно, словно они просто ушли.

— Объясни, что не так? — потребовал я.

— Стекла, сэр.

Я вновь обернулся к Ми-24. Стекла? И что? Абсолютно целые стекла, что неизбежно должны были при падении треснуть и вылететь, покрыты толстым слоем инея. Ничего примечательного.

— Вертолет сажали, сэр, — вновь, как недоумку, принялся объяснять коммандос. Впрочем, может, он меня и впрямь считал недоумком.

— Так, — стараясь скрыть раздражение от терпеливого тона Джексона, скомандовал я. — Строй сомкнуть спина к спине! Глаз от развалин не отводить! Медленно подходим к вертушке.

Стараясь одновременно держать взглядом молчаливые развалины и промерзшую землю под ногами, я вызвал меню карты. Но моя догадка с треском провалилась. Если ребята и сажали здесь вертушку, причем в место явно для этого не подходящее, то причина для посадки осталась тайной. Надеюсь, ненадолго. По карте вышло, что до аптеки еще двигать не меньше двух часов. И мои ребята не могли ошибиться! Что же тогда заставило их приземлиться здесь, да еще в нормальных условиях? «Метели»-то тогда не было!

Медленно, шаркая ногами по неровному, крошащемуся льду, мы подходили к вертолету. Что творилось в кабине, заиндевевшие стекла не давали понять, но внешне все выглядит тихо. Как бы добавил сейчас герой третьесортного боевика: «Даже слишком тихо!».

Шедший справа Джексон вдруг споткнулся. С трудом сохранив равновесие коммандос опустил ствол КАта, и витиевато выругался на английском. Луч фонаря выхватил наполовину занесенную снегом руку в знакомых бронированных щитках.

9

Нет ничего хуже неизвестности.

Пропадает человек, словно его никогда и не было. Ищешь, ждешь, но никаких новостей не получаешь.

Будто загнанный зверь, нервно измеряешь шагами комнату, автоматически выполняешь работу. Ожидание выматывает сильнее, чем самый тяжелый труд. И пусть где-то в сердце все еще теплится безумная надежда, что с ним все в порядке, что он найдется. Даже если и летел на рухнувшем в океан лайнере. Сердце все равно упорно открещивается от холодной логики — все погибли…

Но когда находится тело, какая-то подленькая сущность в глубине души облегченно вздыхает. Заканчивается все выжигающий конфликт между разумом и сердцем. Боль по-прежнему остается, но это уже всем привычная боль утраты…

Первый, кого мы обнаружили, был Тимур. Точнее, я понял это через двадцать минут, когда коммандос, Бережной и Мусаенко собрали почти все части тела.

Изрезанные чем-то намного более острым, нежели паутина «пискуна» или стальной нож, куски тела никак не хотели восприниматься частью человека. Испорченный манекен. Пластилиновые куски, покрытые слоем льда и инея. Но не человек.

— Чем это его? — тихо прошептала амазонка.

Дэйсон внимательно осмотрел останки Тимура, без брезгливости ворочая куски замороженной плоти.

— Хантер, — позвал коммандос. — Есть данные о другом Гарнизоне или отдельных группах выживших?

Я покачал головой. Слишком уж явственно помнил всех, кто погиб, добираясь до нашего теперешнего убежища.

— Уже думал, — медленно пробормотал я. Намек американца я прекрасно понял. Единственное, что могло с такой легкостью и точностью разрезать броню — лазер. У тварей наличие лазера исключено, если, конечно, не начинала сбываться одна из самых идиотских догадок выживших, что катастрофа — атака чужих. А если у тварей оружия нет, значит — люди. Больше некому.

— А что-то вроде черного ящика на скафандрах есть? — подал голос Джексон, с нервозностью осматриваясь.

— Только в вертолете, но для его расшифровки у нас нет оборудования.

Испуганный крик амазонки заставил всех вздрогнуть. Одновременно с американцами я бросился к ней, на ходу вскидывая КАт. Блондинка испуганно шарахнулась в сторону, когда в лучах фонарей вынырнули из «метели» вооруженные фигуры, шлепнулась в снег. В ответ на немой вопрос указала дрожащей рукой в сугроб.

Вмерзший в сугроб, словно пролежал там уже год, чернел из-подо льда защитный скафандр. Кабана я узнал сразу. Только у него был такой широкий костюм, с латками на плечах из-за того, что броню под богатырскую фигуру пришлось расширять. На непомерно широкого хантера размеров не нашлось.

Я бросился к человеку, уже понимая, что помочь ничем не смогу. С трудом приоткрыл замороженный щиток шлема…

Ужас леденящей рукой сковал спину, глыба льда скатилась в желудок, а волосы на голове зашевелились. Из-под шлема на меня смотрел невидящими глазами, с кусками льда на зрачках, незнакомый человек. Почерневшая кожа плотно обтягивает череп, губы разошлись, словно больше не могли смыкаться. Зубы оскалены, будто человек собирается укусить.

За спиной испуганно выдохнул Джексон, как-то замысловато выругавшись по-английски.

— Это… из вашей группы? — запинаясь, выдавил Дэйсон.

Я не ответил, быстро расшвыривая снег с тела. Щелкнули пряжки на броне, кевларовые пластины неохотно разошлись.

— Черт! — едва слышно прошептал я.

Тело Кабана стало как минимум в два раза меньше. Высохшая кожа обтягивала костяк, словно человека заморили голодом или высосали все соки. Но именная табличка на груди упрямо доказывала: «Хвостов Илья Викторович», а ниже чьей-то рукой остроумно добито: «Кабан».

— Рассредоточиться… — проглотив ком в горле, выдавил я. — Найти всех людей. Далеко не расходиться, держать всех в поле видимости.

Черт! Что произошло?! Тимура изрезали на куски лазером, как теленка на бойне! Кабана… Что Кабана? Морили голодом?! Даже за три дня вообще без еды человек не высохнет так! Или он и был таким, может, голодал? Чушь! Три дня назад мы выходили в рейд, и Кабан был таким же огромным, как и всегда! Тогда что? Новая тварь, что наподобие вампира сосет соки из тела? Черт!

Звено методично обыскивало окрестности, пока я ожесточенно выкапывал Кабана… нет, то, что осталось от Кабана! Происшедшее совершенно не хотело укладываться в мыслях. Что-то было очень сильно не так! Вот только как увидеть это «что-то»?

— Хантер, — прошипел в наушниках голос Бережного. — Здесь еще четверо. Только… вам следует увидеть это…

— Иду.

Вытащив тело бывшего товарища, я поднялся на вершину сугроба. Все звено собралось около завалившегося набок Ми-24. Колпаки кабины открыты, видны запрокинувшие головы пилоты в креслах.

Черт…

— В трюме ящики с медикаментами, хантер, — подошел Дэйсон. — Они успели выполнить задание. Одного не пойму, что заставило их сесть здесь?

— Хрен его знает, — пробурчал я и осекся.

Открытые щитки на шлемах Клёпы и Гоши показывали изменившиеся до неузнаваемости лица мужчин. Та же, как и у Кабана, почерневшая кожа, плотно обтянувшая скелет. Те же оскаленные зубы, замерзшие глаза. Я отвернулся сразу, чувствуя, как самопроизвольно сжимаются кулаки. Но то, что увидел в кабине, повергло меня в шок. Лица двух молодых пилотов покрыты ужасными кровоточащими язвами, съевшими начисто кожу. Ушей и носов не было, хрящевая ткань исчезла. Из-под закрытых век видны потеки замерзшей зеленой жижи.