— Так точно, господин есаул!

Есаул намеревался уже уходить, но вдруг оглянулся и произнес:

— Хотя знаете, господин подъесаул, чем черт не шутит, присмотритесь к этому дубу. Все возможно… Все под Богом ходим. Осмотрись кругом! Может, чего еще заметишь! Больно легко оставить секрет на таком заметном дубе. Любой может догадаться, кто понимает.

— Слушаюсь, господин есаул! — то ли всерьез, то ли с долей иронии над столичными замашками своего командира выпалил Билый.

— И знаешь что… — Лотиев не договорил. На поляне появилась баронесса в светло-зеленом платье. Глаза ее лукаво поглядывали на присутствующих. Полные губы приоткрылись в открытой улыбке. Такие женщины знают свою красоту, умеют ей пользоваться и становятся на век роковыми. Ее спутница шла чуть поодаль и держала в руках увесистый томик стихов. Она практически все время тупила глаза, не смея ни на кого смотреть.

— Баронесса?! Лизонька?! — Заметив любимую фаворитку, государь, стоявший в окружении пажей и флигель-адъютантов, повернулся в сторону и, не произнося ни слова, направился к дамам. Трое пажей дернулись было за государем, но он остановил их, подняв раскрытую ладонь. Подойдя к объекту своего внимания, император улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов, и слегка наклонил голову. Дама перехватила зонтик от солнца в правую руку, а левую, облаченную в белую кружевную перчатку, протянула императору. Тот с достоинством, которое присуще лишь венценосным особам, принял протянутую руку в свою ладонь и лишь обозначил поцелуй, не касаясь губами перчатки.

— Решили украсить наше мужское собрание? Весьма похвально. Господа! Лизонька хочет нам спеть!

— О, mein Herz! Боюсь, я своим пением распугаю всех оленей!

— Но я-то, — ответил, многозначительно поднимая бровь, император, — главный зубр, останусь!

Дама в ответ улыбнулась с некоторой долей кокетливости и присела в реверансе. Ее спутница, оценив ситуацию, замедлила шаг и остановилась. Император пристроился рядом со своей фавориткой и, указав рукой, предложил даме прогуляться.

— Господа, — кивнул он свите. Те еле заметно щелкнул задниками сапог и лишь слегка отметились во фрунт.

Есаул Лотиев сделал знак стоящему невдалеке уряднику, и тот, незаметно для императора, не торопясь пошел вслед за ним, держась на некотором расстоянии.

Время от времени разговаривающие между собой пажи и флигель-адъютанты смотрели в сторону гуляющей парочки и оживленно обсуждали подружку баронессы, пряча улыбки в кулаки. Интересно заходил спор, достанется ли она кому-то из свиты или также разделит ложе с императором.

Подъесаул Билый, заручившись, как он считал, поддержкой есаула Лотиева, более тщательно осмотрелся по сторонам в надежде найти что-то, что могло хотя бы косвенно подтвердить его догадки.

Царская поляна впечатляла своей красотой. По преданиям, это было место с очень необычной историей. Обширная поляна в густой чаще возникла как минимум несколько столетий назад. Царской она была названа по причине того, что тут устроил охотничий пир король Речи Посполитой Станислав Август Понятовский. Потом поляна, пока не стала собственностью Российской империи и затем самой династии Романовых, превратилась в место проведения пиров и богатых штрек для других вельмож и их венценосных гостей. Внимательному взору подъесаула открывались заросли необычного вида черемухи, кусты шиповника. Деревья, росшие по периметру поляны, образовывали своеобразный природный котел, скрывающий саму поляну от посторонних глаз. Чуть далее за деревьями расположилось Татарское багно. Как свидетельствовали местные старожилы из егерей, в незапамятные времена отряды кочевников добрались и до этих мест. Они основали стоянку в непроходимых для враждебных им племен славян местах — на небольших островках, окруженных топким болотом. Со временем болото поросло кустарниками, но весной и осенью оно оживало.

Билый, привыкший с детства к причудам дикой природы, после душного Санкт-Петербурга вновь оказался в своей среде. Приглушенная столичной жизнью казачья чуйка вновь обострялась от вида всего этого зеленого великолепия, шума ветра в листве деревьев и переклички множества птиц, скрывающихся в густой растительности.

Именно эта казачья чуйка рождала чувство того, что должно произойти нечто особенное. Что-то первобытное вкрадывалось в душу подъесаула, обостряя инстинкты охотника. Но охотника не столько за зверьем, сколько за лихими людьми. То же самое первобытное, дикое присутствовало в нем в военных походах против враждебных горцев. Билый, обходя поляну по периметру, принюхивался к каждому дуновению ветра, прислушивался к каждому шороху листвы. Что-то не давало ему покоя, что-то бередило душу. Но он пока не знал, что именно. Незаметно для себя он дошел до того самого дуба, что стоял на окраине Царской поляны.

Дерево впечатляло своими размерами. Подъесаул обошел его вокруг, посмотрел наверх. На расстоянии примерно двух метров от земли ствол дерева делился на три, меньших по размеру. Ловко вскарабкавшись по сучкам, торчащим из коры, Билый оказался на небольшой площадке, образованной основаниями этих трех стволов. Присел, осмотрелся, затем прилег на площадку и посмотрел на поляну. Все и вся были как на ладони. Государь, увлеченный беседой с барышней, становился легкой мишенью, если бы кто-то именно в этот момент решил его убрать. Стоявшие на приличном расстоянии офицеры свиты, да и урядник, неотрывно следовавший за прогуливающейся парочкой, вряд ли смогли бы помочь императору и его спутнице. Осмотрев все и оценив обстановку, Билый так же ловко спрыгнул с дерева и, не торопясь, чтобы не привлекать лишнего внимания, отправился с докладом к Лотиеву. Боковым зрением казак заметил какую-то тень, метнувшуюся к соседнему кустарнику. Шелест листьев и дрожание веток подтвердили его догадки. «Олень? — пронеслось в голове. — А может… В любом случае нужно быстрее доложить сначала есаулу».

Билый прибавил шаг. Через минуту он уже был у охотничьего домика, где есаул отдавал очередное распоряжение казакам-конвойцам.

— Господин есаул, — обратился он к Лотиеву. Тот, поняв по интонации Билого, что разговор обстоит серьезный, коротко бросил одному из казаков: «Позже!» и подошел к подъесаулу.

— Говори, только так, чтобы не привлекать внимания, — полушепотом сказал офицер.

— Осмотрел поляну. Был у дуба. Место для стрельбы идеальное. Поляна вся как на ладони, — стараясь скрыть легкое волнение в голосе, отрапортовал Билый. — Да, и еще. Когда шел обратно, показалось, что кто-то в зарослях орешника был. То ли зверь какой, то ли…

— Тсс, — приставив палец к губам, остановил его Лотиев. — Я понял. Что, пластун, все же думаешь о худшем?

— Почти уверен, — ответил подъесаул. — Чуйка сработала. Место подходящее выбрано, из охраны ты да я да мы с тобой. Нужно быть начеку.

— Я сам доложу императору о твоих догадках, Николай, — взяв подъесаула под руку, сказал Лотиев и тут же, добавив металлические нотки к голосу, произнес: — Ну, смотри, если вдруг ощущение тебя подвело. Как ты говоришь? Чуйка? Так вот, не дай Бог, чтобы что-то пошло не так… Тогда не только чуйки лишиться можно, но и под фанфары загреметь, как прикурить дать.

Билый слегка смутился от последних слов есаула, но виду не подал.

— Вам, столичной жизнью избалованным, невдомек, а наше дело пластунское. Врага и унюхаем, и учуем, — усмехнувшись в ус, неслышно прошептал подъесаул.

Лотиев медленным шагом пошел навстречу возвращавшемуся к охотничьему домику со своей спутницей императору. Несколько пажей, внимательно следивших за разговором двух офицеров-конвойцев, проводили есаула взглядом. Один из флигель-адъютантов как бы невзначай пристально посмотрел в ту сторону, где рос дуб, и зачем-то глянул на часы.

Урядник, которому было поручено с казаками организовать стол в охотничьем домике, подошел для доклада к Билому. Подъесаул, выслушав подчиненного, распорядился оставить одного казака в домике для выполнения указаний государя, остальным быть недалеко от домика. Со стороны было видно, как император, поравнявшись с Лотиевым, недовольно махнул рукой, отослав свою спутницу в сторону, и указал жестом есаулу следовать рядом. Они направлялись к охотничьему домику. Удивление на лице Александра III сменялось недоумением. Незаметно оба подошли к открытым дверям домика, казак вытянулся в струнку и отдал честь. К Лотиеву и государю подошел один из пажей, видимо для того, чтобы выслушать дальнейшие распоряжения относительно охоты. Государь посмотрел на него и хотел было что-то сказать, как раздался скрежет и грохот, такой силы, что крышу охотничьего домика, развалив пополам, снесло к подножию векового дуба, к которому тот был пристроен. Упавшая тяжелая крыша подмяла под себя и казака-конвойца. Есаул Лотиев среагировал моментально, накрыв своим телом государя и увлекая его за собой на землю. Император почувствовал, как тело есаула обмякло и отяжелело на нем, на мундир потекла струйка крови. Стоявшего рядом с ними пажа отбросило взрывной волной, разорвав грудную клетку. Тело, как кусок мяса, с характерным звуком шлепнулось в густую траву. Раздался пронзительный женский крик, и сквозь него послышался приглушенный ружейный выстрел. Билый мгновенно среагировал и, оставив государя на попечение пажей и флигель-адъютантов, молнией метнулся к стоявшему на окраине поляны дубу. «Прав оказался. Ой прав, господин есаул. Только бы не было поздно», — пульсировала мысль в голове.