— Придется рискнуть и Кургана и брата деньги вернуть, — сказал печально Микола. — Какой же я казак без коня? Уж лучше бы мне руки и ноги оторвало! И то потеря не такая была бы.

— Прости, братка, — прошептал Михась.

— Бог простит. Да и тебе как-то жить надо. Вот тут… — Билый принялся усердно слюнявить купюры, считая. Купцы завороженно смотрели на деньги. — …Полтораста рублей. Достаточно ли, чтобы отыграть долг? — Казак прищурился и посмотрел на старшего Смирнова. Тот медленно кивнул, продолжая не сводить взгляда с банкнот в зажатом жилистом кулаке подъесаула.

— Достаточно.

— Так крути.

Микола разжал кулак, и купюры веером медленно легли на стол. Господин Смирнов впервые за долгое время улыбнулся и притронулся к наперсткам. Показал, под которым лежит белый шарик. Племянник-приказчик его шумно выдохнул и приблизился к столу. Казак покосился на него. Михась старательно вытягивал шею, глядя сверху на действие, волнуясь — на щеках пятном выступил красный румянец, — до конца не понимая, что происходит, но чувствуя надвигающуюся катастрофу. Господин Смирнов виртуозно стал переставлять деревянные стаканчики и очень удивился, когда краем глаза заметил, что только двое смотрят за его быстрыми манипуляциями, а казак, продолжая улыбаться, не сводит с него глаз.

Руки замерли на столе.

— Отгадывайте. Где шарик?

Племянник Смирнова придвинулся еще ближе и засопел.

— Отодвинься, — попросил у него ласково Микола.

— Зачем? — не понял тот.

— Да надо, — протянул казак и внезапно резким движением выдернул из богатых ножен кинжал и, не замедляясь ни на секунду, с размаху пригвоздил руку господина Смирнова к столу. Купец, дико закричав, дернулся, разжимая пальцы. Выпущенный шарик покатился, прыгая, по столу.

— Да вот он, — радостно вскричал подъесаул.

— Сука, зарежу! — закричал фальцетом племянник и выдернул из кармана приличный складной нож. Михась повис у него сразу на руке, не давая раскрыть. Спесь господина Смирнова разом прошла, он уже другой рукой вытащил из саквояжа револьвер и выстрелил почти в упор в казака.

— Микола!

Грохнул выстрел, глуша всех в купе, и никто уже не слышал звона разбитого стекла. Ветерок вихрем влетел в замкнутое помещение. И заметался среди мечущихся фигур. А когда вылетал, то забрал с собой не только пороховые газы, но, конечно не без помощи подъесаула Билого, и племянника господина Смирнова. Проходящий поезд смел вылетевшую фигуру, унося вперед и бросая под колеса.

— Вот так, — пробормотал Микола, засовывая чужой револьвер за ремень. Посмотрел на купца, обмякшей тушкой прислонившегося к стеночке, и, сняв папаху, вытер пот.

Потом мельком глянул на ошарашенного брата.

— Упрел трошки, — подмигнул подъесаул брату. — Испугался?

— Ни.

— Правильно говорить «нет». В столицу же едем, братик. — И усмехнулся. — У паршивца револьвер добрый, а вот рука слабая, дрогнула.

В коридоре раздалась неистовая трель свистка. Билый, вспомнив, резким движением вытащил кинжал из пригвожденной руки, отер его о дорогой костюм — купец даже не пришел в себя. Из раны запульсировала алая струйка. «Всего-то раз ударил!» — удивился Микола и сказал брату:

— Вяжи. Сейчас появятся.

— Кто? — ошеломленно спросил Михась.

— Да, — подъесаул задумался, — все. Да и рану нужно чем-то зажать, а то сдохнет от кровопотери.

В дверь купе осторожно постучали. Братья уже справились и расселись по местам.

— Да-да, — откликнулся Билый.

Дверь осторожно приоткрылась, и в узкую щелочку заглянул человек в форменной фуражке. Не считая разбитого окна и лежащего на полу связанного пассажира, он также увидел чрезвычайно спокойно сидящих друг напротив друга казаков. Младший счастливо улыбнулся. Старший пригладил короткую бороду.

— Всё ли в порядке у вас, господа казаки?

— В полном, — подтвердил казачий офицер.

— До станции доедем без происшествий? Больше стрельбы не будет?

— Конечно, не будет, — подтвердил подъесаул.

— А там что?

— А там полиция. — Проводник решился и открыл дверь. — Может, господа чего-то желают?

— А можно, — начал Михась и затаил дыхание, — чая с лимоном?

— Сию минуту, — важно сказал проводник и поклонился.

Глава 3

Поезд медленно втянулся в вокзал, и на перроне заликовали люди, заволновались, замахали цветами, и неожиданно грянули медные тарелки и лихо забухал барабан, поддерживаемый оркестровыми трубами — кого-то очень важного встречали из первого класса.

Из купейных вагонов восторженно махали в ответ — пассажиры и встречающие радовались концу разлуки и встрече с близкими. Началась суета, люди заволновались, устремляясь в разные стороны, как обычно, не угадав с местами остановки нужных вагонов. Замелькали зонтики, перья на шляпках, улыбки на радостных лицах.

Лишь только в одном купе вместо окна была вставлена свежая некрашеная фанера. Люди косились, пробегая мимо этого места. Но особо не останавливались и не задерживались. Потому что серым островком на перроне среди всеобщего ликования и радужного солнца замерли глыбами городовые среднего оклада — три младших унтер-офицера: молодцы как на подбор, даже шинели трескаются на двухметровых фигурах, и на лицах строгих румянец такой, что туберкулез боится подойти. Возглавлял витязей титулярный советник, спесивый, резкий, худощавый господин, доходивший своим помощникам едва до груди. Выглядели очень настороженными и чересчур хмурыми в этом море всеобщей радости. Вот титулярный советник еще раз глянул на часы, потом на фанерное окно купе, которое точно остановилось напротив него, захлопнул крышку именных серебряных часов с благодарственной надписью от самого императора и решительным шагом направился к открывающемуся тамбуру. Зеленая дверь пронзительно заскрипела на несмазанных петлях, готовая впустить в себя полицейских.

Михась, который, проковыряв дырочку в фанере, видел движение на перроне и «настоящих» городовых в таком в большом скоплении, восхищенно воскликнул:

— Столица! А глянь, сколько золота вокруг, какая лепнина на столбах. Они что, мраморные? И что? Никто не ворует? Ой, красота. А кони где? Почему на перроне коней нет?! Господи, а барышни какие чистенькие да беленькие. Нам не пора выходить?!

Микола покосился на брата. Покачал головой. Парня переполняли эмоции.

— Вы не знаете, с кем связались! — процедил связанный купец на полу. Был он слаб от потери крови, но ядовит. — Вырежем вас и всю вашу станицу! Мамку, папку — всех! Кто там есть! Ответите за каждую каплю моей крови! За племенника моего любимого! Бугаи!!!

Подъесаул спокойно положил ногу, обутую в хороший добротный сапог, на лицо господина, слегка надавил, глянул на черный глянец кожи, удовлетворенно кивнул и под затихающий визг неудачливого крупье сказал:

— Ворота в столицу. Теперь, Михась, только держись. И обвыкайся быстрее.

— Да я же не в конец дурной, братка! Ты же меня знаешь! Не сумневайся! Не подведу!

Старший Билый покивал головой, думая о чем-то своем; вздохнув, сказал:

— Я не всегда смогу быть рядом. За многие действия тебе самому придется нести ответ. Будь осторожен. Следи за словами. В обиду себя не давай, но и промолчи лишний раз.

— С чего бы мне молчать? — обиделся младший брат. — Мы из Билых! Мы никогда не молчим!

— С того, — подъесаул снова вздохнул, — что молод ты больно и горяч. Да и по-русски говоришь через слово. Кумекаешь? Пока не избавишься от словечек, рта не раскрывай: не дозволяй смеяться над собой лишний раз.

— Всегда думал, что я по-русски говорю, — буркнул Михась, задумываясь на миг и, казалось, пораженный в самое сердце.

Микола не успел ответить — в дверь робко постучали.

— Да-да. Открыто.

Дверь резко распахнулась. В проеме стояли дюжие городовые. Чуть отодвинув одного в сторону, в купе протиснулся верткий титулярный советник. Билый покосился на серебристые узкие погоны полицейского и небрежно кивнул, поднимаясь и вскидывая руку к папахе.

— Подъесаул Билый. Честь имею!

— Титулярный советник Травкин! — вяло откозырял в ответ представитель закона. — Что тут у вас, господа казаки, произошло? Приготовьте документы для осмотра и, будьте так любезны, — полицейский слегка поморщился, — уберите ногу с лица господина…

— Извольте! — вяло ответил Билый, нехотя выполняя команду, и, усмехнувшись, подсказал: — Господина Смирнова.

«Чтобы москаль, пусть даже и в чине титулярного советника, командовал казаком! — возмутился про себя Билый. — Не было и не бывать такому!»

— Ну-ка, ну-ка, — титулярный советник присел возле извивающегося тела; купец старательно отворачивался от полицейских, словно это его могло спасти.

— Ба! — радостно воскликнул господин Травкин, распрямляясь. Теперь он сам на себя не походил: расцвел, с лица сползла маска стража порядка, очеловечился. Премилейшим человеком оказался. Билый подивился такой резкой перемене.

— Ба? — переспросил у него Микола и нахмурился. Иногда русский ему казался чудовищным языком и непонятным. Лучше бы на французский перешли. На лице его читался вопрос: «Что значит “ба”? Ба — бабушка, барин или баламут? А может, базар?! Типа развели тут базар, понимаешь ли, господа казаки». Непонятно.