— Чапыра, а ты вообще как себя чувствуешь? — нарушила тишину Лебедева, когда мы ступили на территорию студенческого городка.
— Да как тебе сказать, — неопределенно начал я, соображая, как бы половчее из нее информацию выудить.
— Вижу, что сегодня от тебя толку не будет, — перебила комсорг, придирчиво рассматривая хромающего меня через свои окуляры.
Девушка вздохнула, что-то прикинув в уме.
— Ладно, пошли до общежития тебя провожу, а то упадешь еще по дороге. А мне потом отписывайся, — резюмировала она итог своих размышлений.
«Общежития?! — не на шутку встревожился я. — Прощай моя двухуровневая квартира?»
Мы подошли к унылому пятиэтажному зданию из серого кирпича. В мое время его фасад был облицован панелями, из-за чего общежитие имело более презентабельный вид.
Мы прошли холл, на ходу обменявшись приветствиями с выглянувшей из служебного помещения вахтершей. Поднялись по щербатой лестнице с погнутыми перилами на третий этаж и уткнулись в одну из дверей.
Лебедева безрезультатно подергала ручку.
— Открывай. Чего ждешь? — поторопила она меня.
Я вновь ощупал свои карманы и нашел-таки заветный ключик.
Дверь распахнулась, и я с опаской замер на пороге, не решаясь сделать еще один шаг в новую жизнь. Но долго рефлексировать мне не дали, беспардонно протолкнув внутрь комнаты.
— Ну вы и свиньи, — неодобрительно произнесла комсорг, намекая на бардак в комнате. Девушка стремительно подошла к заваленному учебниками, конспектами и посудой столу. — Пойду воды тебе принесу, — добавила она, схватив пустой стеклянный графин. — А ты, Чапыра, ложись, а то что-то шатает тебя.
Я озадаченно обвел взглядом четыре кровати, тоже заваленные всяким барахлом, облезлые стены с выцветшей краской, старый покосившийся шкаф с надтреснутым зеркалом на дверце, стулья с обломанными спинками, наполовину залепленное газетами окно.
— Сюрреализм какой-то, — пробормотал я и шагнул к зеркалу. — Это сюр, сюр, сюр… — как заведенный повторял я, рассматривая свое отражение.
Запачканные от лежания на асфальте брюки клеш с вшитыми красными клиньями и подшитыми внизу штанин металлическими застежками-молниями, цветастая рубашка с ободранными локтями, ботинки на высокой платформе, походу самодельной. На голове длинные до плеч волосы с налипшей к ним пылью. И завершали композицию усы.
— Чапыра, с тобой все в порядке? — От неожиданно прозвучавшего окрика я вздрогнул.
Лебедева стояла у порога, держа в руках наполненный водой графин, и обеспокоенно наблюдала за мной.
— У тебя сейчас такое выражение лица было… — произнесла она задумчиво, устраивая графин на столе.
— Ты не знаешь, где ближайшая парикмахерская? — проигнорировав ее замечание, спросил я то, что меня сейчас занимало.
— В Доме быта, в двух кварталах отсюда. — Удивления в голосе девушки прибавилось. — А ты что, подстричься решил? — и, не дожидаясь ответа, добавила: — Давно пара. Молодец!
— А сколько стрижка стоит, не знаешь? — Задавая вопрос, я вновь принялся исследовать свои карманы. Вытащив бумажку, я озадаченно на нее уставился. Три рубля. Интересно, это много или мало?
— Мужская стрижка копеек двадцать, наверное, — неуверенно ответила Лебедева, но, заметив в моей руке купюру, резко сменила тональность: — Чапыра, тебе не стыдно?! Ты уже второй месяц не платишь комсомольские взносы. Говорил, денег нет! С тебя четыре копейки!
— Комсомольские взносы? — задумчиво переспросил я. — То есть я их платил все пять лет, что здесь учился?
— Платил. А в мае перестал платить! — изобличила она меня.
— Лебедева, а что вы делаете с собранными комсомольскими взносами? — вкрадчиво поинтересовался я.
— На нужды комсомола идут, — как о само собой разумеющемся ответила Лебедева.
— А я ведь комсомолец? — Я приблизился к девушке так, что теперь возвышался над ней.
— Комсомолец, — кивнула она, задрав голову.
— Лебедева, меня сегодня сбила машина. Так?
Девушка опять кивнула, а я продолжил:
— Я получил травму, а значит, мне требуется поправить здоровье. Так?
Очередной кивок.
— Лекарства денег стоят. Так?
— Так.
— А еще мне потребуется новая одежда вместо испорченной. Так?
Девушка осмотрела мой потрепанный вид, но кивать не спешила, и я понял, что дама не разделяет мои вкусы.
— Другой одежды у меня нет, — веско произнес я. Вкусы Альберта я тоже не разделял.
— Почему нет? Не голым же ты на лекции ходишь? — От своих слов девушка покраснела и вновь попыталась отодвинуться.
— Нету! — отрезал я и сделал шаг вперед, вновь нависнув над комсоргом. — А это значит…
— Что? — как-то неуверенно спросила пунцовая Лебедева.
— Мне, комсомольцу, нужна помощь, материальная помощь — вот что это значит! — подвел я итог. — Так, садись.
Я усадил девушку на один из стульев возле стола, сам уселся рядом. Вырвал из тетрадки с конспектами чистый листок, отыскал ручку и написал посередине слово «Заявление».
Лебедева следила за моими действиями, то и дело поправляя очки.
— На имя кого писать? — деловито уточнил я.
— Что писать? — моргнула она в ответ и вновь поправила очки.
— Заявление о предоставлении материальной помощи, — пояснил я, сетуя про себя на тупость комсорга. — Ладно, потом сама шапку напишешь, — пробормотал я и принялся составлять текст.
Все время, что я писал, Лебедева настороженно следила за движением ручки и пыталась расшифровать мой почерк.
— Ну вот и всё. — Поставив число и подпись, я протянул заявление комсоргу. — Ты уж пролоббируй там мои интересы. Договорились?
— Что сделать? — Мои слова оторвали девушку от чтения заявления.
— Пролоббируй. Выскажись среди своих в моих интересах. Ты же видела и аварию, и то, что я в ней пострадал.
— Саму аварию я не видела, — сухо поправила меня комсорг, — но то, что ты пострадал, подтвержу. И заявление твое сама в профком отдам.
— В профком? — не понял я.
— Оказанием материальной помощи студентам занимается профсоюз, — доложила она.
— Профсоюз так профсоюз, — согласился я, включая свою улыбку и помогая девушке подняться со стула, чтобы препроводить ее к выходу.
Дверь распахнулась, ударившись о стену, и в комнату ввалился парень с двумя бутылками портвейна в руках.
— Сорри! — заорал он, обнаружив нас с девушкой близко стоящими друг к другу. Но увиденное не помешало ему пройти вглубь комнаты и сгрузить добычу на стол.
Лебедева вновь залилась краской и вырвала свой локоть из моей ладони.
— Чапыру сбила машина, а я проводила его до комнаты! — возмущенно произнесла она, догадавшись, о чем подумал вошедший, застав нас почти в обнимку.
— Правда, что ли? — Парень заинтересованно разглядывал потрепанного меня. — Альберт, ну ты даешь! — отчего-то восхищенно присвистнул он, и из него тут же посыпались вопросы: — Где это произошло? Что за тачка? Кто был за рулем? Почему ты не в больнице?
Лебедева начала обстоятельно отвечать, мне только и оставалось, что поддакивать. Наконец комсоргу это надоело, и она обличительно выдала:
— А ты, Красников, вместо того чтобы бухать, лучше бы другу помог. Всё, я пошла. — И на этих словах она вышла, хлопнув дверью.
«Вот почему она ко всем по фамилии обращается?» — возмущенно думал я, рассматривая стоящего передо мной соседа. Высокий, ширококостный, плечистый. Удлиненное лицо с рублеными чертами. Темные вьющиеся волосы. Одет подобно мне в аляпистую рубашку и брюки клеш, но без изысков в виде клиньев и молний. На вид мой ровесник.
Следующая моя мысль была о конспектах, что валялись на столе. Возможно, в них я узнаю имя соседа.
Я принялся наводить на столе порядок, складывая тетради в стопку, попутно читая надписи на обложках.
— Это да, надо выпить, — по-своему расценил уборку на столе Красников. Подвинув два граненый стакана, он плеснул в них портвейн.
«Минералогия. Григорий Красников», — прочитал я на одном из конспектов.
— Держи! — отвлек меня от чтения сосед, сунув в руку наполненный стакан. — Ну, за жизнь! — захохотал он над своей же шуткой.
— За новую жизнь, — уныло поддержал его я и замахнул портвейн.
Утро выдалось безрадостным. Сперва я долго, тупо пялился в облезлую стену, соображая, где нахожусь. Затем начал поворачиваться, и кровать подо мной противно заскрипела, чему я тоже подивился. Скинув ноги на пол, я наконец рассмотрел убранство комнаты целиком.
— Не сон, — констатировал я увиденное.
На одной из кроватей похрапывал вчерашний собутыльник, Григорий Красников. Остальные две кровати так же, как и вчера, были завалены хламом. На столе бардак, под столом целая батарея пустых бутылок. Кажется, вчера состоялась грандиозная пьянка. Помню, в комнате собралось с десяток парней и девчат, кто-то притащил гитару. Они пели песни, которые я не знал. Поэтому я тискал какую-то деваху, а та била меня по рукам и счастливо хохотала.
— Альберт, вода есть? — прохрипел сосед, ворочаясь и скрипя металлической кроватью.
Графин, стоявший на столе возле заполненного окурками блюдца, был определенно пуст.
— Сейчас принесу, — бросил я, поднимаясь.
В коридоре кипела жизнь. Шустро сновали девицы, вяло ковыляли полуголые парни. Из общей кухни доносился запах яичницы и еще чего-то съестного. Первым делом я двинулся в сортир. Помню, он меня еще вчера впечатлил своим загаженным видом. На кухне на мне повисла вчерашняя девица. Опознал я ее, если честно, с большим трудом. Вчера она была в мини-юбке и кофточке с глубоким декольте. Сегодня же, в выцветшем халате, затоптанных тапках и без прически, она смотрелась отвратно.
