— Ладно. Главное, что ты успешно прошел тест. Далее тебе предстоит встреча с главой их креативного департамента Паоло Рамбаном. Второй человек в компании, после главы корпорации. Но, насколько я понял, он просто исполняет то, что ему поручает Саул Гаади — наша темная лошадка, о которой почти ничего не известно. Тебе удалось что-то про него найти?

Я делюсь немногочисленной информацией, которую сумел собрать. Еще вчера я закинул задание своему другу по имени Сумо, обширные связи которого, помимо прочего, охватывают инфодилеров и хакеров. Разумеется, я не стал сообщать ему, почему интересуюсь Саулом. А он, естественно, не стал задавать лишних вопросов.

Итак, основатель «Транс-Реалити» появился на свет пятьдесят шесть лет назад в Иране. Происходит из небогатой, но интеллигентной семьи: отец — банковский клерк, мать — школьная учительница. Одни источники сообщают, что Саул — перс, другие записывают его в курды, а третьи — в берберы. Как бы то ни было, мистера Гаади можно с уверенностью назвать гражданином мира, поскольку он много путешествует, владеет недвижимостью на разных континентах, а также свободно говорит на нескольких языках: английском, арабском, французском, фарси, малайском и иврите. Жена Саула, француженка, умерла от рака мозга девятнадцать лет назад, с тех пор он не женился, и о его личной жизни ничего не известно. Его двадцатипятилетняя дочь Катрин в корпорации появляется редко и на светских мероприятиях интервью обычно не дает. Так что, принимает ли она участие в делах «Транс-Реалити», выяснить пока не удалось.

Помимо «Транс-Реалити» и медийных бизнесов, Саулу Гаади принадлежат еще несколько компаний — довольно экзотических. В частности: горнолыжный курорт в Объединенных Арабских Эмиратах, ферма по разведению бабочек в Малайзии и французский юмористический журнал «Чаппи Клошар» (тот самый, редакцию которого периодически подрывают радикалы). Также были данные о каких-то исследовательских центрах, но про них ничего конкретного найти не удалось — информация оказалась тщательно засекреченной.

Судя по унылому выражению лица старика, я не сообщил ему ничего такого, чего бы тот не знал. Он никогда не был щедр на комплименты — даже если проявишь чудеса находчивости, вряд ли можешь рассчитывать на похвалу. Тогда я достаю свой главный козырь — небольшую справочку, которую Сумо достал с сервера ни много ни мало Интерпола.

— Теперь я расскажу кое-что, о чем по обычным каналам узнать не так просто, — говорю я, устраиваясь поудобнее. — Информация довольно противоречивая, но применимо к Гаади и его корпорации звучит очень интригующе. Тебе доводилось слышать о суфиях?

— Исламские мистики? При чем тут они?

— Сейчас объясню. Ключевая идея суфиев — создание совершенного человека через духовное развитие, аскетизм и возвышение над мирской суетой. Некоторые считают суфизм не столько религиозным течением, сколько философией или даже наукой. Среди его приверженцев были и религиозные фанатики, и люди почти что светские, поэт Омар Хайам, например. Суфийские ордена существуют и сегодня, хотя их члены являются мусульманами примерно в той же мере, что и я.

— Хочешь сказать, Гаади принадлежит к одному из таких тайных обществ?

— Утверждать это с уверенностью нельзя. Однако известно, что в юности, когда Гаади еще жил на Ближнем Востоке, он являлся членом братства «Сыны неба». Во главе философии этого ордена — идея воспитания совершенного человека через аскезу, глубинное понимание мира и алхимические знания.

Харон смотрит на меня с удивлением.

— Алхимия? Так, по-твоему, Гаади — один из тех чудаков, которые пытаются создать золото из дерьма? — озадаченно спрашивает Харон.

— Не так буквально. После падения Римской империи именно арабские, в том числе персидские, ученые стали главными хранителями античных трудов по алхимии. Центром этой философии стали идеи бессмертия. Для сегодняшних суфиев алхимия — это скорее система символов. Так вот, «Сыны неба»… Известно о них совсем немного. И большинство специалистов считают, что эта организация распалась по меньшей мере двадцать лет назад. Однако интересно то, как сложилась судьба людей, состоявших в этом ордене. Президенты, министры, премьер-министры, главы корпораций — вот кем со временем стали почти все те ребята, о причастности которых к братству известно, — это огромная и влиятельная сеть. И не следует думать, будто туда принимали лишь детей эмиров и олигархов. Скорее наоборот: большинство тех, о ком идет речь, происходили из скромных семей — как и сам Саул Гаади. Мы не знаем, каким образом он стал одним из крупнейших медиамагнатов в мире. Но если где-то и есть ответ на этот вопрос, то скорее всего в братстве «Сыны неба».

Харон так разволновался, что встал и начал бродить по комнате. Вот теперь я был доволен его реакцией. Спасибо тебе, неведомый хакер моего друга Сумо!

— Орден может быть причастен и к новому проекту Саула, — предполагает Харон.

— Этого нельзя исключать.

— Интересно, интересно… — Он продолжает расхаживать, теребя свою бороду. — Вся эта информация про Саула Гаади кое-что проясняет. Во время встречи с креативным директором прощупай, есть ли у него что-то общее с этими «Сынами неба». Разумеется, не в лоб. И вообще, сразу сообщай мне все, что тебе покажется необычным. Похоже, там все серьезнее, чем я думал.

В это время ему звонят. Ответив на звонок, он выходит из комнаты. Слышу, как он возится с дверными замками. Старик возвращается в сопровождении молодой азиатки, национальность которой я не смог определить. Она была одета так, словно только что вернулась со слета байкеров. Ни слова не говоря, девушка бросает кожаную куртку на диван и достает из сумочки на поясе шприц и резиновые перчатки. Кажется, сейчас я узнаю истинную причину срочности этой встречи.

— Линн возьмет у тебя анализ крови. Нам нужно узнать, что в тебя ввели на собеседовании.

Я киваю, закатываю рукав, а Харон оставляет нас, чтобы сварить еще кофе. Пока моя кровь наполняет шприц, разглядываю «медсестру». Короткая стрижка, тонкие черты лица с аккуратным прямым носом и высокими скулами, сосредоточенный взгляд, светлая кожа, острые груди, прорывающиеся сквозь белую майку.

Каким-то образом я понимаю, что скоро мы окажемся в одной постели. И она, похоже, это тоже знает.

0009

Откровение про мир без желаний и привязанностей, которое я пережил на собеседовании в «Транс-Реалити», не отпускало. Я плохо спал этой ночью — метался, будто в бреду, не в силах отличить обрывки сна от реальности. Проснулся совсем измотанным, и тут, очень кстати, вспомнил, что впереди — два выходных. И меня потянуло в Золтленд. Мое место силы звало меня.

У каждого человека есть место, где он чувствует себя максимально комфортно. Обычно это то место, где довелось испытать абсолютное, ничем не омраченное счастье. Как правило, мы оказываемся в таком месте всего несколько раз за всю свою жизнь, иначе оно потеряет силу. Мой Золтленд расположен в непальском поселке Нагаркот, куда меня почти случайно занесло несколько лет назад.

В то путешествие я отправился один, у меня был четкий план. В моем распоряжении — две недели. Дня три-четыре я потрачу на осмотр уже виденных, но слегка подзабытых достопримечательностей в долине Катманду: главные ступы, королевский дворец, а также окрестные города-районы с поэтическими названиями вроде «Бхактапур». Ну а после этого — прочь из заполненной смогом и людьми долины, в горы, а там будет видно. Из всех горных курортов, расположенных неподалеку от Катманду, я выбрал Нагаркот — благодаря его названию, похожему на звук, с которым горстка камушков скатывается по горе. Да, я не ошибся с решением: это стало сразу понятно, как только водитель заехал в поселок спустя три часа петляния по горным дорогам.

Поселок как поселок, не сказать чтобы сильно процветающий. Мимо бамбуковой будки кафе трое местных барышень в пурпурных одеяниях несли огромные вязанки хвороста. Но обедать и охотиться на колоритные кадры — потом, а сейчас нужно найти гостиницу. Я шел, куда несли меня ноги, и вскоре оказался возле отеля с нехитрым названием «Грин Хаус». Некогда зеленое двухэтажное здание стояло ровно на краю горы. Я зашел внутрь, и мне показали номер на верхнем этаже. Комната была аскетичной, но и стоила смешных денег. Однако, когда непальский паренек, который привел меня сюда, отдернул занавеску, я замер, увидев огромные окна во всю стену и еще одну дверь, ведущую на террасу.

В этот момент мне стало ясно, что остаток отведенных на путешествие дней я проведу именно здесь, наслаждаясь видом с террасы. Я мог поклясться чем угодно, что мне никогда не надоест любоваться этими зелеными долинами и великими горами, источающими спокойствие и смирение. Над головой, нет, на уровне лица текли медлительные облака. Чуть выше парили орлы, передавая друг другу вахту едва заметным касанием крыльев. В чистейшем воздухе царил аромат цветов и трав. Кофе с молоком, чай с лаймом, а также другие заказы из меню мне приносили сюда, на террасу. Доступа к сети не было, и слава богу.