— Правда?
— Правда.
Я обдумал это и сказал:
— Следующие два года я буду очень сильно занят. Однако потом станет полегче, так что года через два у меня появится время на что-нибудь наподобие путешествия.
— Ты говорил то же самое два года назад.
— Разве?
— Да.
— Видимо, тогда я ошибался. Зато сейчас я твердо уверен в том, что все так и будет.
Кэти лишь вздохнула.
Несмотря на ее уговоры, с приближением осени путешествие внушало мне все большую тревогу. Брат тоже уловил мои колебания и принялся звонить чаще, изо всех сил стараясь подогреть мой интерес к поездке.
— Эй, Ники, ты уже получил посылки, которые ТСС отправила нам?
ТСС — это компания, ответственная за путешествие. Присланные ею две огромные коробки, все еще опечатанные, уже две недели стояли в углу моего кабинета, пока я работал над книгой «Ангел-хранитель».
— Получил, но еще не открывал.
— Почему?
— Времени не хватает.
— Ну так найди время и открой. Они прислали кучу прикольных вещиц. Жилет, рюкзак, небольшой чемоданчик и еще несколько штуковин. Даже путеводитель…
— Открою на выходных.
— Открой сейчас. Скорее всего, тебе придется отослать медицинское заключение о состоянии здоровья. И выбрать, что посетить в Гватемале: руины или центральный рынок. Ты должен отправить документы до конца недели.
Я на миг закрыл глаза, раздражаясь от того, что к моим заботам добавились еще две.
— Ладно, если получится, я открою посылки сегодня вечером.
На том конце телефонной линии воцарилась тишина.
— Что с тобой? — наконец спросил Мика.
— Ничего.
— Судя по голосу, предстоящее путешествие тебя не радует.
— Успею еще обрадоваться, когда настанет время ехать. А сейчас у меня так много работы, что просто не хватает времени долго раздумывать над поездкой. Придет время — и я обрадуюсь. Прямо сейчас я тону в делах.
— Ты не прав, — со вздохом сказал Мика.
— В смысле?
— Ты что, до сих пор этого не понял? Предвкушение — неотъемлемая часть путешествия. Радость от предстоящей поездки, от мест, которые мы увидим, от людей, которых мы встретим… Это часть удовольствия, которое мы получим от путешествия.
— Знаю, но…
— Ты не слушаешь меня, братишка. Никогда не забывай, что предвкушение — важная часть жизни. Работа важна, и семья важна, однако без радости жизнь пуста. Ты обкрадываешь себя, когда отказываешься наслаждаться тем, что вскоре должно произойти.
Я снова закрыл глаза. Мика прав, но…
— Сейчас у меня несколько иные приоритеты.
— В том-то и беда. У тебя всегда есть иные приоритеты.
В младших классах Мику регулярно лишали права посещать занятия, зато мне школа нравилась. Первый год был замечательным: чудесная учительница, замечательные одноклассники, а то, что мы изучали, оказалось несложным.
По настоянию родителей мы вступили в бойскауты. Однажды нам дали задание вырезать из дерева ракету и прикрутить к ней проволокой баллон с двуокисью углерода. Затем наша поделка должна будет соревноваться с ракетами, сделанными другими бойскаутами.
Волнуясь, мы с Микой самостоятельно прошли две мили до здания, в котором проходили соревнования. Моя ракета выбыла в первом же раунде. Ракета Мики выиграла и продолжала выигрывать. В конце концов ракета Мики заняла второе место, и я одновременно гордился братом и завидовал ему. Зависть лишь возросла, когда ему под аплодисменты вручили красную ленту. Я вдруг осознал: Мика не только может все — он делает это лучше меня.
Мне и остальным, кто не дошел до финала, тоже вручили ленту, и от этого стало тошно. Я учил буквы и звуки и уже умел читать короткие слова, однако длинные слова, особенно написанные от руки, частенько оставались для меня непонятными. Я не знал, что написано на моей ленте, зато видел — ее дали тем, кто выбыл из соревнования.
Я все-таки попытался прочесть надпись на ленте. В ней было два слова, второе оказалось знакомым — «участник». Но первое никак не поддавалось прочтению, и я произнес его по слогам вслух. Оно начиналось на «по», заканчивалось на «и», а в середине была буква «ч».
Кровь отхлынула у меня от лица. Нет, не может быть…
Я, моргая, уставился на слово, которое видели все. Постепенно его смысл дошел до меня, и буквы расплылись перед глазами. Заныло сердце. Хотелось кричать. В стороне стоял мой брат, гордо демонстрируя ракету и ленту. Его окружали такие же счастливчики-которые-сделали-все-хорошо. А люди наподобие меня сделали как раз то, что было написано на наших лентах — почти участвовали. «Почти участник» — вот какую ленту нам дали.
Не помню, как мы ушли оттуда, очнулся я лишь по дороге домой. Мика видел, что я сам не свой, но на все его расспросы я лишь качал головой. Наконец, не выдержав, я сунул ленту ему под нос и крикнул:
— Видишь?! Я «почти участвовал»! Вот что здесь написано!
— На твоей ленте написано не это.
— Читай!
Мика уставился на слово, как и я совсем недавно, и медленно поднял на меня взгляд. Брат выглядел так, будто тоже вот-вот заплачет.
Значит, я был прав… До этого момента я еще робко надеялся, что неправильно прочел слово. Я больше не мог держаться, и эмоции хлынули из меня, будто вода сквозь треснувшую дамбу.
— Я старался изо всех сил… я правда старался… — Я всхлипнул и разревелся. Мои плечи затряслись от рыданий.
Мика обнял меня и притянул ближе.
— Я знаю. Твоя ракета была не такая уж и плохая.
— А они дали мне эту ленту…
— Наплюй на них. По-моему, твоя ракета была одной из лучших.
— Нет, ты так не думаешь.
— Думаю. Ты очень старался, когда делал ракету. Я горжусь ею. И больше никогда не пойду к бойскаутам, раз они так поступают.
Не помню, лучше или хуже мне стало от слов брата — тогда я просто нуждался в его поддержке. Потом я захотел забыть об этом соревновании как можно быстрее, но Мика решил окончательно во всем разобраться.
— Не верится, что они дали тебе такую ленту, — то и дело бормотал он.
А я после его слов все сильнее падал духом.
Наконец мы пришли домой. Мама что-то готовила на кухне и окликнула нас:
— Эй, как дела?
— Я занял второе место. — Мика нехотя протянул свою ленту.
Мама взяла ее.
— Ух ты! Поздравляю! Надо же, второе место!
— Я почти победил, — сказал Мика.
— Второе место — это замечательно! А ты, Ник?
Я молча пожал плечами, стараясь не разреветься.
Ее лицо смягчилось.
— Тебе не дали ленту?
Я покачал головой.
— Значит, все-таки дали?
— Какая разница? — пробормотал я.
— Большая. Можно посмотреть?
Я затряс головой.
— Почему, солнышко?
— Потому что там написано, что я «почти участник»! — Я не выдержал и разрыдался, пытаясь крепче зажмуриться, чтобы остановить поток слез.
— Не может быть.
— Может. Там именно это и написано, — возразил Мика.
Я заревел еще сильнее, и мама обняла меня.
— Можно, я взгляну на нее?
Должно быть, в объятиях мамы я ощутил себя в безопасности, потому что все-таки вынул из кармана помятую ленту. Мама посмотрела на нее, затем подняла мое лицо вверх.
— Здесь написано не «почти», а «почетный», — сказала она. — Это хорошее слово, солнышко. Оно означает, что ты проделал большую работу и они гордятся тем, что ты сделал.
Поначалу я не поверил. Когда мама повторила это слово, мне стало чуть легче. И все же в глубине души я понимал: лучше бы никакой ленты не было.
В 1971 году в Лос-Анджелесе произошло несколько землетрясений. Самое первое началось в середине ночи. Я проснулся от того, что кровать подо мной жутко тряслась, будто кто-то пытался скинуть меня с нее.
Дана тоже проснулась и завизжала. В стенах что-то шуршало и скрипело, игрушки падали, пол трясся, как желе… Я не знал, что это землетрясение, однако понимал — ничего хорошего в происходящем нет, мы в опасности. Мика это тоже понял. Он выпрыгнул из кровати, схватил меня и нашу сестру и оттащил на середину комнаты. В комнату ворвался отец — абсолютно голый, с диким взглядом. Мы никогда не видели его без одежды, и это зрелище поразило нас гораздо сильнее землетрясения. За отцом появилась мама — в отличие от него, в халате. Родители повалили нас на пол рядом друг с другом и накрыли своими телами, пытаясь защитить от сыплющейся сверху трухи.
Пол по-прежнему трясся, стены качались, но мы лежали рядом всей семьей, и это, как ни странно, успокаивало. Я внезапно ощутил, что все будет хорошо, словно проявления родительской любви и заботы было достаточно для нашей защиты. Я понял, что ошибался, лишь когда увидел по телевизору последствия землетрясения: разрушенные дома, провалившиеся дороги… Это землетрясение оказалось сильнейшим в данной местности — по шкале Рихтера оно оценивалось в 7,2 балла.
Позже мы с братом, подобно Федеральному агентству по чрезвычайным ситуациям, несколько дней рыскали по развалинам, разглядывая и исследуя их. Это был наш способ избавиться от страха перед землетрясением, и в дневное время он срабатывал. Однако по ночам мы долго не могли уснуть и страдали от кошмаров.
После первого сильного толчка город еще несколько дней потряхивало. Поначалу родители сразу же врывались к нам в спальню, как в первую ночь землетрясения. Постепенно они стали приходить с запозданием, а потом и вовсе перестали нас проверять. Тогда уже мы стали врываться к ним.