Я много думала о своих лучших подругах Мэдисон и Джоди. Мне не разрешили сказать им правду о том, почему я уезжаю; вместо этого мои родители объяснили всем знакомым, в том числе родителям моих подруг, что я отправилась пожить к моей тете куда-то далеко, из-за «экстренной медицинской ситуации» в условиях «ограниченной доступности телефонной связи». Наверняка они дали понять, что я сама вызвалась помочь тете Линде, ведь я такая ответственная, добрая и заботливая. А чтобы эту ложь не разоблачили, мне запретили общаться с подругами, пока я в отъезде. Мобильника у меня не было — в то время они имелись лишь у немногих подростков, — и когда тетя уходила на работу, она уносила шнур от домашнего телефона с собой, так что «ограниченная доступность телефонной связи» превращалась в такую же правду, как и «экстренная медицинская ситуация». Я поняла, что мои родители умеют быть такими же скрытными, как я, и это стало для меня своего рода откровением.
По-моему, примерно в то же время тетя начала тревожиться за меня, хоть и пыталась не поддаваться беспокойству. Пока мы доедали остатки праздничного ужина со Дня благодарения, она вскользь упомянула, что в последнее время я стала не такой болтушкой, как прежде. Так она это называла — «болтушка». Вдобавок она стала менее строго следить за порядком — а может, это я наконец научилась соответствовать ее требованиям, — но как бы там ни было, с недавних пор ее упреки слышались реже. И я видела, как она старается втягивать меня в разговоры.
— Ты принимаешь витамины для беременных?
— Да, — отвечала я. — Вкусно.
— Через пару недель тебе надо показаться акушеру-гинекологу в Морхед-Сити. Сегодня запишу тебя на прием.
— Класс, — отозвалась я, гоняя еду по тарелке и надеясь, что она не заметит, что я почти ничего не съела.
— Еду надо класть в рот, — сообщила она. — А потом проглатывать.
Мне показалось, она хотела пошутить, но я была не в настроении веселиться, поэтому только пожала плечами.
— Приготовить тебе что-нибудь другое?
— Я не настолько хочу есть.
Она сжала губы и окинула взглядом комнату, словно в поисках волшебных слов, способных вновь превратить меня в болтушку.
— О, совсем забыла спросить. Ты звонила родителям?
— Нет. Я собиралась позвонить им, но ты забрала с собой телефонный шнур.
— Можно позвонить им после ужина.
— Наверное.
Она отделила вилкой ломтик индейки.
— Как дела с учебой? Ты опаздываешь с домашними заданиями и в последнее время не очень справлялась с проверочными работами.
— Я стараюсь, — ответила я, хотя на самом деле не старалась нисколько.
— Что с математикой? Не забывай, что перед рождественскими каникулами тебя ждет несколько важных тестов.
— Ненавижу математику, а геометрия вообще дурацкая. Какая разница, знаю я, как найти площадь трапеции или нет? Вряд ли это мне понадобится в жизни хоть когда-нибудь.
Тетя вздохнула. И снова задумалась, подыскивая слова.
— А реферат по истории ты написала? По-моему, тебе сдавать его на следующей неделе.
— Он почти готов, — соврала я. Мне задали подготовить реферат о Тэргуде Маршалле, а я за него еще даже не бралась.
Чувствуя на себе взгляд тети, я понимала: она гадает, стоит ли верить мне.
Позднее тем же вечером она предприняла еще одну попытку.
Я валялась в постели в обнимку с Мэгги-мишкой. У себя в комнате я закрылась сразу после ужина и сидела одна, пока в дверях не возникла тетя, одетая в пижаму.
— Ты не думала о том, чтобы подышать свежим воздухом? — спросила она. — Может, сходишь на прогулку или прокатишься на велосипеде перед тем, как завтра взяться за уроки?
— Здесь некуда идти. Почти все закрыто на зиму.
— А пляж? Там так тихо сейчас.
— На пляже слишком холодно.
— Откуда ты знаешь? Ты ведь несколько дней на улицу не выглядывала.
— У меня слишком много уроков и работы по дому.
— А ты не думала попробовать познакомиться с кем-нибудь из ровесников? Может, завести друзей?
Поначалу мне показалось, что я ослышалась.
— Завести друзей?
— А что такого?
— Здесь же нет моих ровесников.
— Как же нет — есть, конечно, — возразила тетя. — Я ведь показывала тебе школу.
Школа в деревне была единственная, в нее ходили все местные дети — от дошкольников до старшеклассников; мы проезжали мимо нее во время первой экскурсии по острову. На строение с единственным классом, который я видела на повторных показах «Маленького домика в прериях», она не походила, но казалась немногим больше.
— Наверное, я могла бы прогуляться по набережной или заглянуть в клубы… ах, да: в Окракоуке нет ни того, ни другого.
— Я просто хочу сказать, что тебе было бы полезно поговорить с кем-нибудь помимо нас с Гвен. Такая изоляция не идет на пользу здоровью.
Кто бы сомневался. Вот только с самого приезда в Окракоук я не видела здесь ни единого подростка, да еще я беременна, что должно остаться тайной, так к чему вообще все эти разговоры?
— Находиться здесь тоже мне не на пользу, но похоже, никому нет до этого дела.
Тетя оправила пижаму, словно искала в ткани слова, и решила сменить тему.
— Я тут подумала: неплохо было бы подыскать тебе репетитора. По геометрии — обязательно, а может, и по другим предметам. Например, чтобы он просмотрел твой реферат.
— Репетитора?
— Кажется, я знаю того, кто подойдет идеально.
Мне вдруг представилось, как я сижу рядом с каким-то стариканом, от которого разит «Олд Спайсом» и нафталином, и слушаю, как он разглагольствует о старых добрых временах.
— Не нужен мне репетитор.
— У тебя итоговые контрольные в январе и еще много других в последующие три недели, в том числе важных. Я обещала твоим родителям, что приложу все усилия, чтобы тебе не пришлось оставаться в том же классе на второй год.
Я терпеть не могла, когда взрослые ссылались на логику и чувство вины, и, как и следовало ожидать, отступила.
— Да без разницы.
Тетя подняла брови и некоторое время молчала. Потом наконец сказала:
— Не забывай, что в воскресенье у нас церковь.
Разве такое забудешь?
— Помню, — помолчав, буркнула я.
— А потом мы могли бы выбрать елку на Рождество.
— Супер, — ответила я, хотя на самом деле хотела только укрыться с головой, в надежде что она уйдет.
Но такие меры не понадобились — тетя Линда уже поворачивалась. Мгновение спустя я услышала, как закрылась дверь ее спальни, и поняла, что осталась одна на всю ночь, в компании только моих черных мыслей.
Какими бы тоскливыми ни были остальные дни недели, худшим среди них оставалось воскресенье. Дома в Сиэтле я не имела ничего против походов в церковь, потому что туда же ходила семья по фамилии Тейлор с четырьмя сыновьями, и все они были несколькими годами старше меня, — с идеальной внешностью прямо для мальчишеской музыкальной группы, с белыми зубами и волосами, которые всегда казались только что высушенными феном. Как и мы, они сидели в первом ряду, только мы слева, а они справа, и я украдкой поглядывала на них, когда мне полагалось молиться. Просто не могла удержаться. Я без памяти влюблялась то в одного из них, то в другого с тех пор, как помнила себя, хотя вообще-то ни разу с ними даже не разговаривала. Морган повезло больше: Дэнни Тейлор, средний брат и неплохой футболист, однажды после церкви угостил ее мороженым. В то время я была в восьмом классе и отчаянно завидовала тому, что он пригласил ее, а не меня. Помню, как я сидела у себя в комнате и не сводила глаз с часов, считая минуты; когда Морган наконец вернулась домой, я бросилась к ней, умоляя рассказать, какой он, Дэнни. Морган, которая всегда оставалась самой собой, просто пожала плечами и ответила, что он не в ее вкусе, отчего мне захотелось задушить ее. Мальчишки млели от Морган, стоило ей просто пройтись мимо по улице или зайти выпить диетической колы в фуд-корт местного торгового центра.
Суть заключалась в том, что дома в церкви было на что посмотреть — точнее, на кого: на четырех на редкость симпатичных мальчишек, — в итоге час пролетал незаметно. А здесь посещение церкви не только превращалось в обузу, но и затягивалось на весь день. В Окракоуке не было католической церкви, ближайшая, церковь Святого Эгберта, находилась в Морхед-Сити, а значит, добираться туда приходилось семичасовым утренним паромом. До Сидар-Айленда паром обычно шел два с половиной часа, и оттуда до церкви было еще минут сорок езды. Служба начиналась в одиннадцать, так что нам приходилось ждать ее целый час, и продолжалась до полудня. В довершение всех бед обратный паром в Окракоук отходил лишь в четыре часа дня, то есть опять надо было как-то убивать время, ожидая его.
Да, потом мы еще обедали вместе с Гвен, которая всегда ездила с нами. Как и моя тетя, раньше она была монахиней и считала посещение воскресной церковной службы главным событием недели. Она, конечно, была милая и так далее, но спросите любого подростка, много ли удовольствия ему доставляет обед в компании парочки двух бывших монахинь пятидесяти с лишним лет, и вы наверняка поймете, каково мне приходилось. После обеда мы отправлялись за покупками, но этот шопинг был совсем не таким, как в торговом центре или на набережной Сиэтла. Меня тащили в «Уолмарт» за припасами — то есть мукой, кулинарным жиром, яйцами, беконом, сосисками, сыром, пахтой, кофе с разными добавками и прочим, что требовалось для выпечки, — покупали их оптом, а затем мы заглядывали на гаражные распродажи, где мои спутницы искали недорогие книги известных авторов и видеокассеты с фильмами, чтобы потом давать их напрокат жителям Окракоука. Вдобавок к поздней поездке на пароме все это означало, что домой мы возвращались почти в семь, спустя долгое время после захода солнца.