— В кухне чистота, — сказала она. — Спасибо.

— Не за что. Спасибо за ужин.

— Да какой там ужин, просто остатки, — она пожала плечами. — Если не считать булочек. Обязательно позвони сегодня родителям. У них время еще не позднее.

Я бросила взгляд на часы.

— Наверное, они еще ужинают. Позвоню им немного позже.

Она негромко прокашлялась.

— Я только хотела, чтобы ты знала: когда я разговаривала с Брайсом, я не стала упоминать о… ну, твоем положении. Просто сказала, что моя племянница приехала пожить у меня несколько месяцев, и этим ограничилась.

Я и не подозревала, что этот вопрос тревожил меня, пока не заметила, с каким облегчением вздохнула после ее слов.

— И он не спросил почему?

— Может, и спросил бы, но я не дала ему уклониться от главной темы — согласен ли он побыть твоим репетитором.

— Но ты же рассказала ему обо мне.

— Только по одной причине: надо же было ему узнать о тебе хоть что-нибудь.

— В смысле, если я хочу, чтобы он стал моим репетитором.

— Да, — согласилась она. — Это обстоятельство, конечно, роли не играет, но именно он привел в порядок твой велосипед.

Об этом я уже знала и все еще обдумывала перспективу ежедневных встреч с Брайсом.

— А если я пообещаю догнать остальных своими силами? Без его помощи?

— А сможешь? Ты ведь понимаешь, я тебе помочь не могу. В школе я училась давным-давно.

Я помедлила.

— И что мне говорить, если он спросит, почему я здесь?

Тетя задумалась.

— Важно помнить, что никто из нас не идеален. Все совершают ошибки. Все, что нам остается, — оставаться собой, но при этом стараться быть как можно лучше, и двигаться вперед. Так что если он спросит, можешь или сказать правду, или солгать. Думаю, все зависит от того, какого человека ты хочешь видеть, глядя на себя в зеркало.

Я поморщилась, понимая, что напрасно задала бывшей монахине вопрос, касающийся морали. Чтобы ни в коем случае не возвращаться к нему, я высказалась так, как и следовало ожидать:

— Не хочу, чтобы кто-нибудь знал. И он в том числе.

Она грустно улыбнулась.

— Понимаю, что не хочешь. Только помни, что беременность — тайна, которую нелегко скрыть, особенно в такой деревушке, как Окракоук. И как только появятся признаки…

Договаривать ей не понадобилось. Я поняла, о чем она.

— А если вообще не выходить из дома?

Не успев задать этот вопрос, я уже поняла, что надежды на это несбыточны. По воскресеньям я вместе с местными жителями ездила на пароме в церковь, мне предстояло бывать у врача в Морхед-Сити, то есть опять-таки совершать поездки на пароме. Меня видели в тетином магазине. Люди уже узнали, что я здесь, на острове, и наверняка кто-нибудь задался вопросом о причинах моего приезда. Насколько я понимала, они интересовали и Брайса. Беременность могли и не заподозрить — в отличие от других проблем. С родными, с наркотиками, с законом, с… еще с чем-нибудь. Иначе зачем бы я нарисовалась здесь в разгар зимы?

— Ты считаешь, я должна ему рассказать, да?

— Я считаю, — с расстановкой ответила она, — что правду он узнает независимо от того, хочешь ты или нет. Вопрос лишь в том, когда именно и от кого. Так что, думаю, будет лучше, если правду он услышит от тебя.

Я уставилась в окно невидящим взглядом.

— Он подумает, что я ужасная.

— Сомневаюсь.

Я с трудом сглотнула, ненавидя и этот разговор, и все остальное. Тетя молчала, не мешая мне думать. Пришлось признать, что в этом отношении она отличалась от моих родителей в лучшую сторону.

— Думаю, Брайс может побыть моим репетитором.

— Я ему передам, — тихо пообещала она, потом прокашлялась и спросила: — Над чем работаешь?

— Надеюсь сегодня закончить первый черновой вариант реферата.

— Наверняка получится замечательно. Ты же умная девушка.

Скажи это моим родителям, мысленно ответила я.

— Спасибо.

— Тебе ничего не надо, пока я не легла? Может, стакан молока? Завтра мне рано вставать.

— Все хорошо, спасибо.

— Родителям не забудь позвонить.

— Не забуду.

Она повернулась, чтобы уйти, но снова остановилась.

— Да, еще одно: я тут подумала, мы могли бы украсить елку завтра вечером, после ужина.

— Ладно.

— Спокойной ночи, Мэгги. Я люблю тебя.

— И я тебя, — отозвалась я машинально, как сделала бы в разговоре с подругами, но позднее, когда я говорила по телефону с родителями и они спросили, как складываются мои отношения с Линдой, я вдруг поняла, что эти слова мы с ней сказали друг другу тем вечером впервые.

«Щелкунчик»

Манхэттен

Декабрь 2019 года

Когда Мэгги наконец умолкла, Марк так и продолжал сидеть, сложив руки вместе, и его лицо казалось непроницаемым. Помолчав, он покачал головой, будто не сразу понял, что теперь его очередь говорить.

— Извините. Видимо, я все еще под впечатлением от того, что услышал от вас.

— Пока что моя история выглядит совсем не так, как вы ожидали, да?

— Я сам не знаю, чего ожидал, — признался он. — А что было потом?

— Сейчас я слишком устала, чтобы погружаться в продолжение.

Марк вскинул руку.

— Понял. И все же… невероятно. Вряд ли я в свои шестнадцать лет справился бы с таким кризисом.

— У меня просто не было выбора.

— Тем не менее… — он в рассеянности почесал ухо. — Ваша тетя Линда, кажется, интересный человек.

Мэгги невольно улыбнулась.

— Безусловно.

— Вы с ней до сих пор поддерживаете связь?

— Раньше поддерживали. Они с Гвен несколько раз приезжали навестить меня сюда, в Нью-Йорк, однажды я побывала у нее в Окракоуке, но главным образом мы писали друг другу письма и болтали по телефону. Она скончалась шесть лет назад.

— Прискорбно слышать.

— Я до сих пор по ней скучаю.

— Вы сохранили ее письма?

— Все до единого.

Он отвел взгляд, потом снова посмотрел на Мэгги.

— Почему ваша тетя отказалась от монашества? Вы никогда у нее не спрашивали?

— В те времена — нет. Спрашивать мне было бы неловко, и потом, я была слишком поглощена собственными проблемами, так что подобные вопросы мне даже в голову не приходили. Понадобились годы, чтобы я коснулась этой темы, а когда все же коснулась, доступного моему пониманию ответа не получила. Видимо, я надеялась на нечто более очевидное или что-то в этом роде.

— А что сказала она?

— Что в жизни всему свое время, и то время прошло.

— Хм. Немного загадочно.

— Полагаю, она устала возиться с беременными подростками. Как показывает мой опыт, с нами бывает нелегко.

Марк усмехнулся, потом посерьезнел.

— Монастыри до сих пор принимают к себе беременных подростков?

— Понятия не имею, но сомневаюсь. Времена меняются. Несколько лет назад, в минутном приступе любопытства я нашла «Сестер милосердия» в Интернете и узнала, что их монастырь закрылся более десяти лет назад.

— А где он находился, этот монастырь? До того, как закрылся, в смысле.

— Кажется, в Иллинойсе. Или в Огайо. Во всяком случае, где-то на Среднем Западе. Только не спрашивайте, как тетя туда попала. Как и мой отец, она родом с Западного побережья.

— Долго она пробыла монахиней?

— Лет двадцать пять. Может, чуть меньше или больше, точно я не знаю. И Гвен тоже. Если не ошибаюсь, Гвен приняла постриг еще раньше тети.

— Как думаете, они были?..

Он замялся, Мэгги вскинула бровь.

— Любовницами? Честно говоря, я и этого не знаю. Когда я повзрослела, у меня появились такие мысли, ведь они всегда были вместе, но я ни разу не видела, чтобы они целовались, держались за руки и так далее. Но одно я знаю наверняка: они всем сердцем любили друг друга. Гвен была рядом с Линдой, когда та скончалась.

— Значит, вы поддерживаете связь и с Гвен?

— Конечно, более близкими были мои отношения с тетей, но после ее смерти я старалась звонить Гвен несколько раз в год. В последнее время уже реже. У нее Альцгеймер, не уверена даже, что она вообще помнит, кто я такая. Но мою тетю помнит, и это меня радует.

— С трудом верится, что вы ни словом не упоминали об этом Луанн.

— В силу привычки. Даже мои родители до сих пор делают вид, будто ничего не было. И Морган тоже.

— Вы не получали вестей от Луанн? С тех пор, как она уехала на Гавайи?

— О том, что я узнала от врача, я ей еще не говорила, если вы об этом спрашиваете.

Он сглотнул.

— Так обидно, что это происходит с вами, — признался он. — Честное слово.

— Не только вам. Окажите себе добрую услугу: ни вздумайте заболеть раком, особенно в те годы, которые принято считать расцветом жизни.

Он склонил голову, и она поняла, что у него нет слов. Шутки о смерти помогали ей держаться и управлять эмоциями, но был у них и минус: никто не знал, как на них реагировать. Наконец Марк поднял голову.

— Сегодня Луанн прислала мне эсэмэску. Пишет, что вы на ее сообщение не ответили.

— Я сегодня еще не проверяла телефон. Что там было?

— Напоминание, чтобы вы посмотрели, что в открытке, если еще не сделали этого.

Ах, да. Потому что внутри подарок.

— Если хотите помочь мне найти ее, то она, наверное, где-то на столе.

Марк поднялся и начал перебирать бумаги в лотках, пока Мэгги рылась в верхнем ящике стола. Она еще продолжала поиски, когда Марк вытянул конверт из стопки счетов и протянул ей.

— Это она?

— Она самая, — едва взглянув на конверт, ответила Мэгги. — Надеюсь, Луанн подарила мне не сексуальное полароидное селфи.

У Марка изумленно раскрылись глаза.

— На нее это не похоже…

Она рассмеялась.

— Шучу. Просто хотелось увидеть, как вы отреагируете, — она открыла конверт; внутри лежала изящная открытка с напечатанным поздравлением и короткой припиской от руки, где Луанн благодарила Мэгги, «работа с которой — сплошное удовольствие». Она всегда тщательно строила предложения и выбирала слова. В открытку были вложены два билета на постановку «Щелкунчика» Нью-Йоркской балетной труппы в Линкольн-центре. Вечером в пятницу, через два дня.

Мэгги вынула билеты и показала их Марку.

— Хорошо, что вы мне напомнили. Еще немного — и они стали бы просроченными.

— Прекрасный подарок! Вы видели этот балет?

Конец ознакомительного фрагмента