Ханна вдруг резко вспоминает, что она спустилась в одной футболке, в которой и легла спать. Она наспех тянет подол футболки вниз, хотя и понимает, что поздно прикрываться, топчется на месте и бесится, что мужчина ее не пропускает.

— Стесняешься? — скрестив руки на груди, стоит напротив Гидеон, с интересом скользит по тщательно вымытым, пахнущим сиренью, мягким, платиновым волосам.

— Откуда я знала, что ты не уехал, — бурчит смущенная девушка. Гидеон только ухудшает ее положение, потому что теперь нагло рассматривает ее худые, покрытые синяками из-за последних событий ноги.

— Почему ты ешь как воришка? — отрывается от холодильника мужчина и становится вплотную. — Мы ведь обо всем договорились и утром подпишем бумаги. Считай, это твой дом. На ближайший год точно.

— Я не ем. Я слежу за фигурой, а тут сорвалась, — прячет глаза Ханна, которой некомфортно от такой близости. Опять внутри нее поднимается буря, и вместо желания вмазать ему кулаком по лицу и убежать к себе, хочется прильнуть, позволить ему приласкать себя. Ханне от странных и впервые испытываемых желаний хочется вскрыться. Еще лучше бы вскрыть долбанную сущность в ней, что туманит разум.

— Ощущение, что мне на кухню скунс пробрался, — кивает в сторону разбросанных по полу пооткусанных продуктов Гидеон. — Хотя знаешь, ты ела, как те голодающие дети, которых я встретил после войны в Лагосе. У них были такие же глаза, как у тебя, когда я включил свет.

— Будто ты не знаешь, как мы, девушки любим морить себя голодом, — кусает губы Ханна, не зная, куда деть глаза, лишь бы не пялиться на мощную грудь. — Все ради красивой фигуры. Да и я не ела с Кале, — бурчит девушка, которой разговор не приятен.

— Нет, голодный человек — поест, тем более еду тебе предлагали, и на вилле она в открытом доступе. Ты ела так, как будто тебе нельзя было есть и внезапно разрешили, — не сводит с нее глаз Гидеон, не верит ни единому слову.

— Готовься, я еще и не начала тебя объедать, зарабатывай побольше, — задирает подбородок Ханна, поздно осознавая, что между их губами всего лишь пара сантиметров. — Я покажу тебе, как живут девушки из семей правителей, и начну прямо утром, — толкает его в грудь, намереваясь увеличить расстояние между ними, но Гидеон хватает ее за запястье, подносит тонкую руку к лицу.

— Питайся нормально.

— Не переживай, я рожу тебе крепкого малыша, — отбирает руку Ханна и, натягивая футболку, с трудом прикрывающую ее задницу, уносится прочь.

Гидеон смотрит ей вслед, потом возвращает внимание к продуктам и все больше мрачнеет.

Тишина покинутости стояла здесь, как прудовая вода

Вернувшись в спальню, Ханна долго не может уснуть из-за гудящих в голове мыслей и с трудом засыпает только на рассвете. Она просыпается в полдень из-за шума за окном, потянувшись, сползает с кровати и видит, как детвора от пяти до восьми лет носится по двору с Азуром, за ними, выкрикивая ругательства, бежит охрана.

— Что такое? — затягивает шторы Ханна и идет в душ.

Закончив с утренними процедурами, она по привычке просит себе черный кофе и выходит во двор, где визги и погоня не прекращаются. Ханна стоит на лестнице, жмурится из-за бьющего по глазам солнца и, потягивая из большой кружки дымящийся кофе, наблюдает за детьми, которых наконец-то собрали на главном дворе. Дети, виновато опустив глаза, топчутся на месте, пока один из охранников по телефону кому-то что-то объясняет. Ханне не особо интересно, кто эти дети и что здесь происходит, она допивает кофе, собирается вернуться в дом, чтобы приступить к обдумыванию своего положения, но, заметив въехавший во двор бмв, останавливается. Из бмв выходит уже знакомая роскошная брюнетка и, поправив серый вязанный кардиган, постукивая высокими каблуками по камню, двигается к ней.

— Я смотрю, ты обжилась, — останавливается рядом с ней девушка, смеряет недовольным взглядом ее пижаму и растрепанные волосы. Пижаму Ханне пришлось надеть после ночного инцидента. Отныне она вообще, не обмотавшись в тряпки, никуда не выйдет — не заслужили разные волки вида ее роскошных ног.

— Мне уже пора обжиться, потому что я тут, кажется, надолго, — пожимает плечами Ханна в ответ на ее замечание, не может скрыть улыбку, заметив, как смешно кувыркается на траве самый младший из детей.

— Тетя Мия, — бежит к девушке маленький акробат, — мы же сами можем уйти, не зовите их.

— Не можете, хулиганы, — поглаживает его кудрявые волосы Мия.

— Кто они? — все-таки любопытство берет вверх, и Ханна сдается.

— Из приюта недалеко. Гидеон его содержит.

— В Кале дети в приютах надолго не остаются, их сразу забирают, — удивляется Ханна.

— Самому младшему четыре года. Самому старшему восемь. Они все из одной семьи и их никто не берет, — тихо говорит девушка, кивая в сторону двух мальчиков и девочки.

— Бред какой-то, они же все равно дети, — с трудом давит поднимающееся внутри возмущение Ханна.

— Ну, все хотят младенца, — хмурится Мия. — Никому не хочется брать взрослого ребенка, люди предпочитают белый лист, на котором будут рисовать сами. Младшенького даже брали, но там такой скандал разразился, старшие не отпускают, да и мелкий устроил новым родителям сладкую жизнь. Вот его и вернули.

— Ты бы не взяла? — внимательно смотрит на девушку Ханна, сама не знает, почему спрашивает и почему ее вообще задевает все это.

— Я бы хотела показаться лучше, чем я являюсь, но ты мне безразлична, — хмыкает Мия. — Я хочу родить сама, но это вряд ли, так что возьму младенца.

— Как их звать? — вновь смотрит на не поделивших конфеты детей девушка.

— Зеус, — зовет Мия старшего мальчугана, — тут с вами хотят познакомиться.

— Не хочу я знакомиться, — бурчит Ханна, пятясь назад.

— Уже не хочет, — не меняет тон Мия.

— Какого черта? — со злостью смотрит на нее девушка, которая в душе расстраивается, что дети ее услышали.

— Старший — Зеус, потом идет Хёна и мелкий Пузырь.

— Пузырь? — смеется Ханна.

— Он обожает мыльные пузыри, и Гидеон его так прозвал, — улыбается Мия, — на самом деле его зовут Эйден.

Во двор заезжает еще один автомобиль, из которого выходит полная женщина средних лет и, бормоча под нос ругательства, сажает детей на заднее сидение.

— Что они здесь делали? — задает главный вопрос Ханна, провожая взглядом двигающийся к воротам автомобиль.

— Иногда они сбегают, чтобы поиграть с Азуром. Их родители погибли, им больше некуда сбегать из приюта. Гидеон всегда забирает их на праздники, вот они и бегут сюда, — спокойно отвечает девушка.

— Им нельзя здесь находиться?

— Никому нельзя здесь находиться, — усмехается Мия и идет в дом.

Ханна с Мией больше не общалась, она была у себя, пока девушка сидела в кабинете Гидеона, а когда спустилась вниз, узнала, что она покинула особняк. Ханна продолжает бесцельно слоняться по особняку, лежит на диване и следит за тем, как меняют испорченную ей плазму на стене. Ближе к вечеру до девушки доносится лай Азура, который так бурно реагирует только на приезд хозяина, но Ханна с дивана не двигается, накрывает лицо подушечкой.

— Ты прячешься, как страус, — доносится до девушки через пару минут хорошо знакомый голос, и она, скинув подушку, смотрит на остановившегося рядом мужчину. Гидеону надо отдать должное, он выглядит шикарно в белой рубашке, на фоне которой так красиво контрастируют забитые татуировками руки и шея, но от него как и всегда веет могильным холодом. Если бы он ее не касался той ночью, то Ханна бы думала, что он и сам как глыба льда: прикоснешься и окоченеешь. Гидеон забрал все тепло из гостиной, в которой слышно потрескивание дров в камине, и она даже ежится.

— Я не прячусь, — бурчит Ханна и отбрасывает подушку в сторону. — Что это? — косится на бумаги в руках мужчины.

— Контракт, — Гидеон проходит к креслу напротив и опускается в него. — Мой юрист все подготовил, тебе нужно его подписать, — протягивает документы девушке, засматривается на ее незамысловатый вид и помятую после долгого лежания пижаму. Если бы Гидеон не знал, кто такая Ли Ханна, если бы собственными глазами не видел, как она ведет себя с людьми, то девушка показалась бы ему милой, даже интересной. Удивительно, как ее детская, прямо сейчас кажущаяся невинной внешность по желанию сменяется на стервозную и отталкивает за секунду.

Ханна читает контракт внимательно, нарочно тянет, видит как мужчина торопится, поглядывает на часы. Вроде бы все интересные Ханне пункты на месте, в том числе есть пункты об отказе от ребенка. Ханна еще раз пробегает взглядом по строкам и, наконец, подписывает.

— Мне ведь необязательно его вынашивать? — притягивает колени к груди девушка и внимательно смотрит на мужчину. — Почему ты настаиваешь на моем прямом участии?

— Учитывая, сколько я тебе плачу и то, как я тебе не доверяю, для безопасности малыша будет лучше так, — отрезает Гидеон.

— Я не хочу, чтобы меня раздуло, — ноет Ханна, на мгновенье возвращает ту вечно недовольную всеми и всем девушку, которая Гидеона, как ни странно, сейчас не раздражает, а даже умиляет своими обиженно надутыми губками, — я стану уродливой, а я собираюсь замуж за крутого мужчину. Какой крутой мужик захочет родившую толстую девушку?