— Простите, — на автомате выпаливает первое, что приходит на ум, Ханна.

— Прощаю, — ухмылка трогает красивые губы Гидеона, а Ханна, которой надо бы обойти мужчину и исчезнуть как с его поля зрения, так и из поля зрения нескольких десятков пар глаз, прямо сейчас уставившихся на них с ненавистью, врастает в землю.

Гидеон больше ничего не говорит, но при этом тоже с места не двигается, внаглую с неприкрытым интересом рассматривает красивое лицо, а когда вновь ловит ее взгляд, Ханне кажется, что их двоих только что накрыло прозрачным куполом, отрезало от всего что за ним. Ханна ни при ком за словом в карман не полезет, никого не боится и не стесняется, но прямо сейчас ее скукожившийся парализованный мозг не в состоянии выдать ни одно приемлемое указание к действию. Вся ее женская сущность бьется в немой истерике, заставляет все больше внюхиваться, тянуться, Ханну разрывает от таких странных, неконтролируемых и, главное, новых чувств. Они так и стоят: черное против притворного белого, и сверлят друг друга взглядом, в котором копья ядовитых, неозвученных слов о сталь ломаются. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Столкновение длиной в восемьдесят секунд, а кажется, тянется вечность. Ханна видит, как мрак высшей концентрации, нашедший покой в глазах напротив, за пределы переливается, как темнота, от которой она сломя голову прочь бросалась, в этот раз веревками вокруг ее запястий обвивается, а руки она сама протягивает. Для Гидеона в этих глазах напротив потонувшие давным-давно в его любимом море звёзды на поверхность всплывают, в воде плескаются, переливаются, а где-то меж ребер просыпается яростный шторм. Он поднимает морду в самых глубинах души, потягивается и, обнажив клыки, разрывается между желанием защитить или откусить голову. В этой проклятой богом дыре, над которой вечность висит черное облако человеческих грехов, он находит во враге то, что последние десять лет искал по всему миру.

Гидеон, нахмурившись, отходит первым, а Ханна, заметив, как отец двигается к ней, быстрыми шагами идет на выход. Говорить, объясняться, тем более извиняться за слово, сказанное врагу, у нее сейчас нет сил. Мимолетная встреча будто бы высосала из нее всю душу. Она обходит здание на ватных ногах и, убедившись, что хвостов, кроме охранников, нет, берет у них же сигарету и прислоняется к пыльной стене. Этот вечер запомнит весь Мармарис, сам Гидеон Ривера пожаловал на прием к простым смертным. Этот вечер запомнит и Ханна, потому что такого потрясения она давно не испытывала. Она так и не поняла, что произошло внутри, и почему в ней всё ходуном ходит, а взгляд черной бездны из памяти не стирается. Ханна судорожно вдыхает и выпускает дым, сразу тянется за второй и прикуривает от первой. Когда она возвращается в зал, Гидеона уже нет, все заняты обсуждением его визита, а разъяренный отец обещает девушке поговорить о ее поведении дома. Кристофер, нахмурившись, пьет вино, явно не слушает собеседников и всё поглядывает на сестру.

Наконец-то наступает заключительная часть сегодняшнего вечера, где Уен объявляет о том, что снимает с себя полномочия и передает их Кристоферу. Отец говорит речь, все поздравляют Криса, Ханна с трудом, но удерживает на лице гордую улыбку за брата и стоит рядом с ним, пока гости не начинают разъезжаться. Первую половину дороги до дома Кристофер молчит, а Ханна теребит подол платья и никак не может вынырнуть из мыслей о Морском волке. В салоне автомобиля напряженная обстановка, пусть Ханна ни в чем и не виновата, а Кристофер претензий ей не предъявляет, она явно чувствует ярость мужчины и очень надеется, что она в итоге выльется не на нее.

— Ну что, чувствуешь радость? Мне тоже называть тебя «ваше высочество»? — первой нарушает тишину Ханна.

— Могла бы хотя бы притвориться, что рада за меня, — продолжает крутить руль старший.

— А чего мне радоваться? — лезет на рожон Ханна. — Ты и так был любимчиком всей страны, а сейчас все в очередь выстроятся, чтобы тебе зад целовать. А все почему? Потому что ты пару человек на войне замочил? Или потому что ты сын правителя? Если только второе, то я такая же правительница, как и ты.

— Ты слишком мала и глупа, моя дорогая сестренка, — спокойно отвечает на ее выпады Кристофер и следит за дорогой. — Ты не умеешь контролировать эмоции, ты слишком озлобленная, завистливач и даже подленькая. Ты сама это прекрасно знаешь. Это знают и все остальные. Мало родиться в семье правителя, нужно еще доказать, что ты достойна ее.

— Интересно, почему я такая, — кривит рот Ханна и поворачивается к стеклу.

Доехав до дома, Ханна выходит из порше первой и сразу идёт к себе. Приняв короткий душ, она ныряет под одеяло, будучи уверенной, что сразу же отрубится, и сильно ошибается. Без пяти три ночи, родители легли, как приехали, а Ханне не спится, она все время прокручивает в голове встречу с Гидеоном и понимает, что со стороны она правда выглядела глупо, застыв статуей на его пути. Внезапно со двора доносится странный гул, потом она видит вспышки света, отражающиеся на окне, и сразу за этим слышит стрельбу. Ханна, спрыгнув с кровати, бежит в спальню родителей и удивляется, увидев, что отец не раздевался, более того, он вооружен, а дом оказывается полон его солдат.

— Это генерал Торн. Мы ждали их, так что были готовы, — натягивает бронежилет Уен. — Этот сукин сын давно мечтал о моем кресле и пошел на отчаянный шаг, думая, что в такую важную для Кристофера ночь я потеряю бдительность. Мне нужен был повод избавиться от него, я его получил. Ты с матерью сидишь в спальне, никуда не вылезаешь.

— Отец, не надо, — кричит испуганная Ханна и хватает его за руку. — Не ходи туда, пожалуйста. Пусть этим солдаты занимаются. Почему ты сам идёшь вниз?

Ей никто не отвечает, а охрана отца, подхватив его под локоть, волочит в ванную, где сидит на бортике ванны мать, и закрывает за собой дверь.

Стрельба не умолкает, но на второй этаж никто вроде бы так и не поднялся, всех положили на первом. Ханна переживает за отца, который внизу, и, не послушав маму, воспользовавшись тем, что охрану вызвали по рации вниз, тоже выползает в коридор.

Только она подползает к лестнице, чтобы узнать, как там отец, как видит Криса, который, утирая рукавами потный лоб, с пистолетом в каждой руке поднимается к ней.

— Какого черта ты тут делаешь? — рычит Крис и, засунув второй пистолет за пояс, хватает девушку за руку.

— Как отец? Где он? — сопротивляется Ханна, отказывающаяся возвращаться, пока не увидит Уена.

— Он в порядке, — волочит упирающуюся девушку к спальне Крис. — Мы почти закончили. Этот идиот хотел воспользоваться эффектом неожиданности, но ничего не вышло.

Ханна не слушается, кричит, отбивается, всё зовет отца, а Крис, толкнув ее внутрь, подходит к зеркалу проверить губу, по которой получил прикладом.

— Сиди тихо и не вылезай, не хочу, чтобы тебя нашла шальная пуля. Никому не позволю навредить моей семье, — трогает опухшую губу Крис и, обернувшись к сестре, замирает.

— Что ты творишь? — с трудом отлепляет язык от неба шокированный Кристофер, так и продолжая сверлить взглядом целящуюся в него Ханну. Девушка, видимо, выдернула пистолет из его пояса, пока он волочил ее в спальню.

— Тут такой бардак, мало ли, что могло случиться, — кривит рот Ханна, — тебя убили в ходе нападения, бывает.

— Не глупи, Ханна, не делай этого… — шумно сглатывает Крис, но девушка не дает ему договорить, нажимает на курок, и комнату оглушают два выстрела.

Крис, прижимая стремительно окрашивающуюся в красный ладонь к груди, прислоняется к зеркалу позади, а Ханна падает на колени, держась за плечо, а потом заваливается на спину. За ее спиной, прямо на пороге стоит отец, из руки которого выпадает пистолет.

— Ради власти, ради долбанного признания, — шепчет превозмогающий боль Кристофер, сползая на пол, — как ты могла, сестра?

Ханна отворачивается к стене и, прикрыв веки, приставляет дуло под подбородок.

Осечка.