Это показное наказание, может, и сделано специально для омеги, чтобы унизить его и показать его никчемность, но в то же время это сделано еще и для Совета.

Киран уже узнал, что трое представителей органа участвуют сегодня на этом аукционе. Именно поэтому он, подозвав работника борделя, дал особые распоряжения, касательно того, как именно представлять омегу.

Омари втаскивают в небольшую комнатку напоминающую гримерную, где взрослый омега наносит макияж на какого-то белокурого мальчугана. Омари, не переставая, спрашивает всех вокруг, где он, и что вообще происходит, но все его вопросы остаются без ответа. Омега, закончив с блондином, подходит к Омари и придирчиво его осматривает.

— Подчеркнем поярче глаза, сменим эти тряпки, и будешь конфеткой, — говорит омега и тянется к кисточкам.

— Только тронь меня, — зло шипит Омари и делает шаг назад.

— Серьезно? — хохочет незнакомец. — Ты хочешь выйти туда в таком виде? Да за тебя пять баксов не дадут! А если и дадут, то это будет точно какой-нибудь больной извращенец. Позволь привести тебя в порядок и найдем тебе лучшего папика.

— Только подойди ко мне, и я тебе руку отгрызу, — не сдается Омари, и омега закатывает глаза.

— Придется, значит, тебя привязать, — смеется мужчина и зовет кого-то. Омари стоит в углу комнаты и в панике придумывает пути отхода. Завалившийся в помещение грозного вида альфа окидывает Омари взглядом и, подойдя к омеге, что-то шепчет тому на ухо.

— Понятно, — прищурив глаза тянет омега. — Интересненько.

Альфа отходит, а омега идет к Омари.

— Надо же, — усмехается омега. — А ведь так сразу и не скажешь, — незнакомец окидывает Омари взглядом. — Твой выход.

Альфа подходит к Омари и, взяв его под локоть, ведет на выход. Омари, все еще ничего не понимая, следует за альфой, который оставляет его посередине небольшого круга в центре комнаты и отходит. В комнате никого нет. Своеобразная сцена окружена черными стеклами, и Омари почему-то кажется, что оттуда на него смотрят. Резко включается прожектор, и из-за яркого освещения Омари на несколько секунд слепнет. Он подносит ладонь к глазам и, отвернувшись, идет обратно к стоящему на краю сцены альфе. Но тот вновь хватает его за руку и уже грубо толкает к центру. Омари еле удерживает равновесие и, вцепившись пальцами в подол футболки, нервно оглядывается по сторонам.

Киран взгляда с паренька на сцене не уводит. Сканирует. Он видит, что тот в полном замешательстве, усмехается про себя, представив лицо омеги, когда ведущий будет представлять его клиентам, и делает еще один большой глоток.

— Шуга, — доносится откуда-то сверху из колонок, и Омари от неожиданности вздрагивает.

— Девятнадцать лет.

До омеги, кажется, понемногу начинает доходить, где он. Он слышал обрывками от Сэма о каких-то аукционах, где продают людей, но Омари и представить себе не мог, что когда-то он сам будет стоять на сцене, как на какой-то витрине в ожидании покупателя. Осознание, что это правда, больно бьет омегу прямо по черепу, и он даже тянется руками к голове, обхватывает ее, все еще не в силах поверить в реальность происходящего.

— Бывший омега Че Сэмуэля.

Жаль, что Киран не может видеть рожи членов Совета, которые сейчас сидят в соседних кабинках. Это ведь такое удовольствие, найти на аукционе того, кого обещал защищать.

— Несмотря на неоднократную использованность, товар сумел сохранить свою свежесть и способен приятно удивить даже самого капризного покупателя. Можете не сомневаться, Шуга чудесно скрасит вечер своего хозяина. Начальная цена пятьсот долларов. Мы готовы выслушать ваши предложения.

Ведущий умолкает, а Омари, который до этого, застыв слушал его слова, снова порывается сбежать, но теперь его прямо у сцены ловят уже двое альф и, удерживая за руки, заставляют стоять по центру.

Из семи клиентов трое представители Совета, один сам Каан, кто оставшиеся трое, альфа не знает, но он уверен, за паренька с сомнительной репутацией вряд ли кто-то поднимет ставки. Но одна из кабинок ее удваивает. Киран видит выведенные на стекле тысячу долларов и усмехается. Шугу он продавать не собирается. Киран хочет просто поиграть. Но пока он с удовольствием посмотрит, до скольки дойдет цена за эту лису. Он сам бы заплатил за него много. Слишком много, и это пугает. Заставляет снова наполнить бокал до краев.

Омари стоит между двумя альфами и все всматривается в черные стекла, пытается понять, кто за ними, и где сам Киран. Он точно здесь. Он не мог не насладиться таким зрелищем, не мог проигнорировать момент падения омеги. Вот только неужели он и вправду продаст его? Неужели отдаст новому хозяину? От всех этих мыслей омега словно покрывается трещинами и чувствует пробравшийся в них ледяной ветер, вымораживающий изнутри. Да, Омари виноват, да, его надо наказать. Но почему именно так? Почему нельзя было просто избить, сделать физически больно, почему этот альфа вырывает ему нутро голыми руками, сдавливает и так уже износившееся сердце и топчет душу. Что за изысканная пытка? От осознания того, что это все реальность, позвоночник ошпаривают жидким азотом.

Он вещь. Его продают — следовательно, его могут и купить. Зачем Кирану возиться с тем, кто только угрожает и в руки не дается. Лучше передать его кому-то другому. Пусть другой мучается. Каан и так сделал ему одолжение и не убил. Омари часто-часто моргает, пытается собрать воедино размывшуюся картинку реальности, но не выходит — его снова утягивает куда-то вниз, к полу. Будто, если лечь на него, то можно будет исчезнуть, можно будет просто с ним слиться. Хотя там ему и место. На этом самом полу, чтобы об него вытирали ноги. Чтобы уже наверняка. Стоять на этой сцене под грязными изучающими взглядами уже невозможно, также как и собирать осколки своего достоинства, которого уже кажется и нет. Но самое страшное оказывается впереди, оказывается, это было только начало. Это Омари понимает тогда, когда один из альф начинает его удерживать, а второй ловко стаскивает футболку. Омега не сдерживается и начинает истошно кричать, понимая, что ему теперь расстегивают джинсы. Куда еще унизительнее, почему они не останавливаются, Омари и так уже разбит, и так размазан по этой сцене, кажущейся ему его же могилой. Вот только могила сейчас кажется не таким уж и страшным пристанищем, там можно спрятаться, можно позволить засыпать себя землей и перестать чувствовать этот стыд и унижение. Омари продолжает барахтаться в сильных руках, кусает куда попало, но кого он этим напугает — с него стаскивают и джинсы, и белье, и как какую-то куклу, подняв с пола, разворачивают к зрителям.

Слезы без остановки текут по лицу омеги, он больше не сопротивляется, обмякает весь и продолжает беззвучно рыдать, уткнувшись взглядом в пол. Его крепко держат за руки с обеих сторон и не дают даже прикрыться, вертят перед кабинками, показывают со всех сторон. У Омари ребра сводит так, что кажется, еще немного, и они треснут в этих ненавистных незнакомых руках, сердце застревает где-то в горле, перекрывает доступ к кислороду, и у него начинается паническая атака. Он заходится кашлем, сгибается, пытается надышаться, но его больно дергают наверх прямо за волосы, заставляя и так не просыхающие глаза прослезиться вновь. Унизительно. Хочется приложиться головой об пол, рассечь бы себе лоб и позволить крови вытечь, унося с собой эту никчемную, а теперь уже позорную жизнь. Чем он это заслужил? Омари никогда никому плохого не делал, он так же, как и все в этом мире, пытался просто выжить, держался вечно в стороне от всего. Как так вышло, что в тот вечер, собираясь на ужин с Сэмуэлем, он встретил свою погибель. Встретил того, кто убивает его по новой с каждой следующей встречей.

Это какая-то адская пытка, и Омари выдохся. Он больше не может. Этот альфа сильнее, он доказал, что он Бог. Он пролил его кровь, растерзал тело, а сейчас рвет на части гордость и достоинство и разбрасывает по округе. Еще и улыбается, небось.

Омари кричит, он думает, что кричит, а на самом деле эти разрывающие легкие крики внутри, они эхом отскакивают от стенок и прокалывают мозг сотней мелких и острых иголок. Чувство унижения затапливает с головой, сворачивает сознание в узлы и противный голос продолжает шептать: «Смотри. Ты вещь. Чего ты ломался? Что пытался доказать и главное кому? Вот, где твое место — на прилавке в магазине. Тебя можно убить, никто не заметит, можно продать, отдать на растерзание. Ты никто».

Омари чуть ли не воет, все еще не понимая, почему аукцион никак не закончится, почему он длится вечность. Он бы закрыл уши, если бы руки отпустили, лишь бы не слышать этот мерзкий голосок, втаптывающий его в грязь, будто он и так в ней не по самую макушку. Он уже ей захлебывается, она комками забивается в легкие, мелкой жижей растекается по венам, и омеге кажется, что он даже чувствует ее зловонный запах. Спрятаться бы куда-нибудь, куда не будут просачиваться голоса, и, тем более, чьи-то грязные взгляды, туда, где на него не смогут смотреть как на товар. Остаться бы там жить. Потому что в реальности не как в кино, никто не придет сейчас его защитить, нет здесь рыцаря, который выйдет на сцену, прикроет Омари своим пиджаком и уведет зализывать раны. Нужно самому выжить, нужно самому найти дыру и забиться в нее. Он один на один со своим унижением и всеми своими страхами. Все кончено.