Нил Сэмворт

Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира

Посвящается

Ивонн Фрэнсис Сэмворт, моей маме

...

Там, где это было необходимо, имена были изменены, чтобы защитить невинных, а иногда и виновных.

Пролог

Надо отдать ему должное: он был не просто преступником, но и поджигателем. И, как и я, он был из тех, кто сделал карьеру в тюрьме — только по другую сторону решетки.

Его звали Томас Райли, и своим поведением он вредил себе больше, чем кто-либо другой. У него была тяжелая жизнь, и это было заметно. Серийный поджигатель, полубезумное существо, которое никогда не выйдет на свободу, он был отправлен в больничное крыло. Вспомните Голлума из «Властелина колец» — только Райли был еще уродливее.

Он был из тех заключенных, которых легко возненавидеть, из тех, кто постоянно думает о мести. У Томаса Райли было несколько историй с пожарами в камерах, и однажды он причинил себе серьезный вред. Он завязал спортивные брюки на лодыжках, наполнил штанины сахаром и поджег. Сахар, конечно, растаял — как и икроножные мышцы Томаса. Он не мог ходить целую вечность, и это делало его еще более жутким. Райли не столько говорил, сколько кричал. Когда-то он, должно быть, был чьим-то сыном, чьим-то малышом, его любили, водили в парк и все такое. А сейчас он был здесь, чахлое гребаное нечто.

Пожары в камерах — это реальная проблема в каждой тюрьме, и Стрэнджуэйс не исключение. Чаще всего это происходит в изоляторах, там, где содержатся наиболее неблагополучные заключенные, хотя некоторая доля пожаров приходится и на медицинское отделение. Я уже некоторое время работал в больничном крыле и научился справляться с психически больными заключенными, которые в основном и наполняли это место. Большинство поджигателей камер не собираются кончать с собой — это манипуляция. Они просто хотят причинить сотрудникам тюрьмы как можно больше неприятностей.

В тот день я был на ночном дежурстве и почувствовал, что с Райли что-то не так. Он казался еще более странным, чем всегда, словно одержимым чем-то, поэтому я на всякий случай положил шланг вдоль пола его камеры. По ночам в медицинском отделении свет выключают, и, как только мы это сделали, заключенный врубил музыку. Он часто не ложился спать часами. Через некоторое время я начал думать, что музыка слишком громкая, а еще мне не нравилась песня, которую он выбрал. У него вовсю гремела песня Firestarter [Игра слов: firestarter можно перевести как «подстрекатель» и «поджигатель».] группы The Prodigy, а я больше люблю Def Leppard. Я заглянул в маленький стеклянный люк в его двери. Конечно же, он был там, беснуясь и танцуя, как Кит Флинт [Кит Чарльз Флинт — вокалист и танцор британской электронной группы The Prodigy, песня которой звучит в тот момент.].

— Бу-у-ум! Я — зачинщик неприятностей, панк-подстрекатель… [Строчка из песни Firestarter: I’m the trouble starter, punkin’ instigator.]

Парень по-настоящему увлекся. В руке у него была зажигалка, и, пока я смотрел, он наклонился и щелкнул ею — сигнал, которого я ждал. Я приоткрыл люк и вставил туда конец шланга.

— Томми, — крикнул я, но он меня словно не слышал. — Томми!

Края его спортивных штанов вспыхнули, затем пламя перебралось на футболку.

— Томми!

Наконец он откликается и оборачивается как раз в тот момент, когда струя воды бьет ему в лицо.

Кит все еще пел какое-то время — по крайней мере, минуту, — но Райли замолчал. Он больше не танцевал. Он стоял лицом ко мне, с зажигалкой в руке, промокший до нитки.

Вверх и вниз летели брызги, а он смотрел на меня, кипя от злости. Я поливал камеру, пока все остальное не стало таким же мокрым, как и он. Я даже направил шланг на этот его долбаный магнитофон и облил тоже. Это вырубило наконец The Prodigy.

Хорошо поработав, я закрыл люк и вошел в кабинет, где сидела медсестра, занимаясь бумагами.

— Пожар в камере, — сказал я, и она тут же вскочила. — Не волнуйся. Разобрались.

У нашего Голлума все еще была зажигалка, но поджигать было нечего. После такого происшествия нужно было периодически проверять его — пять раз в час мы должны были заглядывать к нему.

Зимой в камерах под утро становилось холодно, и около трех-четырех часов Райли нажал на кнопку звонка, и я пошел его проведать..

— Все в порядке, Томми?

— Черт побери, мистер Сэмворт. Я тут замерзаю до смерти.

— Ну, парень, если ты снова собираешься поджечь себя… Хочешь свежее постельное белье?

Да, он хотел, еще бы.

— А как насчет зажигалки?

Он протянул ее мне.

— Хочешь чая, Томми? — предложил я.

— Ага, — сказал он и добавил с сарказмом: — Пожалуйста.

Ничто и никто не сможет полностью подготовить сотрудников к пожарам в камерах. В тюрьме много больших страшных людей, но, когда вспыхивает пожар, это еще страшнее.

Еще был парень, которого перевели к нам из тюрьмы для особо опасных преступников Уэйкфилд, или, как ее еще называют, из «Особняка монстров». В Уэйкфилде заключенных содержат дольше и в более спокойной, если так можно выразиться, обстановке, чем в Стрэнджуэйс, а само учреждение отличается высоким уровнем безопасности. Это, должно быть, похоже на приезд из монастыря в ночной клуб — огромная перемена. Этот парень явно не был этому рад. Пробыв здесь всего полдня, он поджег телевизор и, завернувшись в мокрые полотенца, спрятался под кровать. Крыло наполнилось дымом. Я уже сдал смену, так что услышал об этом только на следующий день.

К счастью, все потушили, а его вытащили. Наказание для него выбрали довольно необычное. Инцидент занесли в его личное дело, а отчет направили в полицию, как это всегда бывает в серьезных случаях. Было довольно неожиданно, но за дело взялась Королевская прокурорская служба (КПС). Пожары в камерах — это всегда очень неоднозначные дела, и каждый второй случай, который я видел, расследовался своими силами. Этот парень стал первым заключенным, когда-либо получившим пожизненный срок по видеосвязи. Он и до того случая был приговорен к пожизненному заключению, но в реальности люди с пожизненным сроком, конечно, не проводят в тюрьме всю жизнь.

...

Самое короткое заключение, что я видел, — это восемнадцать месяцев; но чаще всего «пожизненные» сроки длятся около тридцати пяти лет.

Теперь же ему действительно грозило провести в тюрьме всю жизнь.

В настоящее время в британской тюремной системе находится около 400 заключенных, которые никогда не выйдут на свободу. Популярный миф о том, что их всего пять, — это ложь. Некоторых хотят запереть навсегда. Убийцы Ли Ригби всегда будут угрозой, наши поджигатели тоже. Это не просто хулиганская выходка. В крыле было более 200 человек — персонал и заключенные, — чьи жизни он мог бы оборвать.

Сообщения о серьезных происшествиях в тюрьме, нападениях с ножом, пожарах в камерах, метании мочи, даже плевках регулярно поступают в КПС. Тем не менее расследуется далеко не все.

То, что происходит в тюрьме, остается в тюрьме. Однажды мне сломали челюсть — никакого расследования.

Некоторые думают, что офицеры в тюрьме только и ждут, чтобы подраться, — ну, это чушь собачья. Я, конечно, 180 см ростом и вешу 110 кг, но далеко не все могут похвастаться такими данными. Тюремный офицер — это просто государственный служащий.

...

Каждый день в тюрьме — это история стойкости и агрессии в среде, где мало кто осмеливается просить о помощи.

Британские тюрьмы катастрофически страдают из-за нехватки финансирования и подлинной воли к переменам, если только под этим вы не подразумеваете вмешательство бумагомарателей, счетоводов и политиков, которые никогда в жизни не сталкивались с тюремной реальностью и обделались бы от страха, если бы их когда-нибудь попросили сюда явиться.

Ярость. Я знаю все о ярости. Я видел ее постоянно, когда поступил на службу в тюрьму, и это то, что было во мне, когда Стрэнджуэйс пережевал меня и выплюнул. Работа в тюрьме делает это со всеми. В Британии не только камеры затягивает дымом — это касается всей тюремной службы. И, пока мы всерьез не займемся тушением огня, всегда есть опасность, что он вырвется из-под контроля.