Тут его лицо сразу просветлело.

— Я знаю, что это, — сказал он.

Лио говорил так уверенно, что мне и в голову не пришло усомниться в его словах. Я только удивился, откуда он знает.

— Откуда?..

— Я знаю, что это.

— Ладно. Так что?

Он наконец оторвал взгляд от меня и задумчиво оглядел читальню.

— Это может быть здесь… или в Старой библиотеке. Я найду и покажу тебе позже.

— А почему просто не сказать?

— Потому что ты не поверишь, пока увидишь в книге. Настолько это странно.

— Ладно, — сказал я, потом добавил: «Поздравляю!», поскольку это вроде как надо было сказать.

Лио захлопнул книгу, встал, повернулся спиной ко мне и двинулся к стеллажам.

Вернувшись в клуатр, я понял, что дело будет двигаться медленнее, чем хотелось бы. Я участвовал в приготовлении ужина, поэтому всю вторую половину дня проторчал на кухне. Ала и Тулия не готовили, но им пришлось раздавать. Кладя мне в миску горячую картофелину, Ала глянула так, что у меня внутри всё растаяло. Заливая картофелину подливкой, Тулия глянула так, что я понял: Ала ей все рассказала. «Дырочка в потолке — класс!» — сказал я ей. Фраа Ментаксенес, толкавший меня миской в почки, чтобы не задерживался, не понял, к чему это сказано, и только больше разозлился.

Лио на ужин не пришёл. Джезри был в трапезной, но я не мог с ним говорить, потому что за нашим столом сидели ещё несколько человек, включая Барба. Арсибальт в последнее время садился как можно дальше от нас. После ужина он отправился мыть посуду (было его дежурство). Джезри ушёл в калькорий, где с другими эдхарианцами работал над какой-то гипотезой. Они могли засидеться и до рассвета. Но я всё равно не мог бы с ним поговорить, потому что мне предстояло поймать фраа Халигастрема и договориться о скромном актале, на котором мы с Алой объявим о своих отношениях, чтобы их занесли в хронику.

Правда, я успел вычислить, где было солнце в два часа дня. После отбоя, когда фиды ушли спать, я отправился на луг, сел на скамейку и стал смотреть в ту точку на небе, надеясь увидеть, как спутник через неё проходит. Глупость, конечно: если бы его можно было разглядеть невооружённым глазом, события бы развивались совсем иначе. Однако мне надо было просто посидеть, глядя в темноту, чтобы привести мысли в порядок. Целый час рассудок метался зигзагами от одной главной темы дня к другой. Окончательно устав, я прокрался в свободную келью и заснул крепким сном.

На завтрак Лио пришёл с толстенной книжкой под названием: «Внеатмосферные системы вооружения эпохи Праксиса».

Ободряюще.

Джезри на завтрак не явился. Значительная часть послеобеденного времени у нас с Алой ушла на подготовку к намеченному событию. Тивические отношения можно объявить когда вздумается, а вот этреванические следует прежде обсудить с кем-нибудь из старших фраа или суур. С этим я покончил только к провенеру. Был один из тех редких дней, когда наша старая команда по-прежнему заводила часы. Я нашёл келью, где спал Джезри, и стащил его с лежанки. К собору нам пришлось мчаться бегом. И всё равно было здорово снова оказаться вместе, и простые физические усилия радовали меня больше обычного.

Потом мы вчетвером отправились в трапезную, но поговорить про космический корабль снова не удалось. Все обсуждали наш с Алой предстоящий актал. Я первым из четвёрки вступал в отношения, и в итоге вышло что-то вроде репетиции мальчишника. Мы так раздухарились, что нас дважды под угрозой епитимьи призывали к порядку, отчего мы раздухарились ещё сильнее.

В какой-то момент я мысленно отступил в сторону и оглядел лица друзей, припоминая всё, что произошло в последнее время. Мне сразу вспомнилось, что Ороло отброшен, что он где-то в экстрамуросе, перебивается неизвестно как. Однако ни печаль, ни даже искорка прежней ярости не помешали мне веселиться с друзьями. Отчасти — из-за Алы и того, что между нами произошло. Но больше из-за чувства, что мы с Алой и Тулией победили Спеликона и Трестану, которые заперли от нас звездокруг и пытались диктовать, на что нам смотреть и о чём думать. Нужно было только сообразить, как об этом рассказать, чтобы меня не отбросили. Я больше не хотел уйти из концента. По крайней мере, пока здесь Ала.

Они с Тулией куда-то запропастились, и скоро мы поняли куда: в собор. Колокола зазвонили сразу после обеда. Минуты две мы вслушивались, пытаясь узнать мелодию. Барб, запоминавший такие вещи с первого раза, догадался первым.

— Воко, — объявил он. — Мирские власти призывают кого-то из нас.

— Видимо, фраа Пафлагон не справился, — хохотнул Джезри, потягивая пиво.

— Или ему нужно подкрепление, — предположил Лио.

— Или у него инфаркт, — добавил Арсибальт (его в последнее время всё наводило на такого рода мрачные мысли). Впрочем, под нашими укоризненными взглядами он сдался и поднял руки.

Мы побежали к собору через луг, но всё равно успели с большим запасом и оказались в первом ряду перед экраном. Колокола звонили ещё минут пять. Потом восемь звонщиц спустились с балкона и встали в заднем ряду. Хор столетников вышел в алтарь и затянул монодический распев. Я сперва думал пойти к Але, но канон не разрешает демонстрировать отношения, пока они не объявлены, так что с этим предстояло подождать до вечера.

На сей раз Стато вышел один, без инквизиторов. Как и на воко фраа Пафлагона, он произнёс вступительные слова актала. Только сейчас я по-настоящему осознал, что всё происходит на самом деле. Меня охватило волнение. С кем из инаков нам предстоит расстаться? Будет это десятилетник или кто-нибудь вроде фраа Пафлагона, неведомый нам обитатель другого матика?

К тому времени, когда должно было прозвучать имя, я уже весь извёлся. В соборе было тихо, как в склепе Шуфова владения. Меня так и подмывало что-нибудь выкрикнуть. Спеликон замолчал и начал рыться в складках своего одеяния. Наконец он извлёк лист, сложенный и запечатанный воском. Прошла вечность, прежде чем Стато сломал печать. Он развернул лист, поднёс его к глазам и обомлел.

Момент был настолько неловкий, что даже Стато счёл своим долгом внести пояснение.

— Здесь шесть имён! — объявил он.

Когда несколько сотен инаков стоят на месте и перешёптываются, это трудно назвать светопреставлением, но ощущение было именно такое. И одного-то человека призывали крайне редко. Чтобы сразу шестерых — такого ещё не было. Или всё-таки было? Я взглянул на Арсибальта. Тот угадал мои мысли.

— Не было, — шепнул он. — Со времени Большого кома.

Я покосился на Джезри.

— Вот оно! — сказал он, имея в виду то необычное событие, о котором мечтал.

Стато прочистил горло и выждал, пока уляжется гул.

— Шесть имён, — повторил он. Собор затих, только слышно было, как у дневных ворот рокочут моторы и воют полицейские сирены. — Одного из этих людей с нами уже нет.

— Ороло, — сказал я. Не меньше ста голосов произнесли это имя одновременно со мной.

Стато побагровел.

— Воко! — крикнул он, поперхнулся и вынужден был начать снова: — Воко фраа Джезри из эдхарианского капитуладеценарского матика.

Джезри повернулся и двинул меня в плечо так, чтобы синячище напоминал о нём ещё дня три, если не больше. Затем повернулся спиной к нам и вышел из нашей жизни.

— Суура Бетула из эдхарианского капитула центенарского матика… Фраа Атафракс оттуда же… Фраа Корадон из эдхарианского капитула деценарского матика… и суура Ала из Нового круга, деценарии.

Когда ко мне вернулось сознание, Ала уже стояла у двери в экране. Она замерла на пороге и обернулась ко мне. Из глаз её бежали слёзы.

Месяцы назад, когда фраа Пафлагон выступил в алтарь, я отчётливо понимал, что никто его здесь больше не увидит. Теперь то же самое происходило с Алой, но поверить я не мог. Единственное, что меня убедило, — выражение её лица.

Потом мне рассказали, что, прорываясь к ней, я сбил с ног двоих.

Она закинула руку мне за шею и поцеловала меня в губы, затем на мгновение прижалась к моей щеке мокрой щекой.

Когда фраа Ментаксенес закрыл между нами дверь, я опустил глаза и увидел у себя за пазухой свиток, истыканный мелкими дырочками. К тому времени, как я понял, что это, и шагнул к экрану, Джезри, Бетула, Атафракс, Корадон и Ала уже вышли, как до них — Пафлагон и Ороло. Все пели, кроме меня.

***************

...

Ужасные события, плохо задокументированная всемирная катастрофа, начавшаяся, как принято считать, в –5 году. У.с. положили конец эпохе Праксиса и завершились Реконструкцией.

«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

— Теперь ты понимаешь, о чём я говорил, — сказал Лио. — Это так невероятно, что ты бы не поверил, если бы не увидел в книге.

Дело происходило за большим столом во владении Шуфа. Мы с Лио, Арсибальтом, Тулией и Барбом склонились над «Внеатмосферными системами вооружения эпохи Праксиса», как патологоанатомы над трупом, и глядели на вкладку. Старинная бумага — настоящая, фабричного производства — была такая хрупкая, что вкладку пришлось бережно разворачивать минут пятнадцать, чтобы не повредить. На ней был приведён детальнейший чертёж космического корабля. Спереди, как и положено у ракеты, располагался головной обтекатель. Всё остальное выглядело невероятно чудным. Двигателей как таковых не было. В кормовой части, где у нормальной ракеты были бы сопла, помещался большой плоский диск, похожий на постамент. От него к круглым герметичным контейнерам сразу под обтекателем (по моим догадкам, они и были собственно кораблём) отходил пяток мощных колонн.

— Амортизаторы. — Лио ткнул пальцем в колонны. — Только очень большие. — Затем он показал на крохотное отверстие в центре диска. — Отсюда выбрасываются атомные бомбы, одна за другой.

— Вот это мой ум по-прежнему отказывается принять.

— Слышал о богопоклонниках, которые ходят по горящим углям, чтобы показать свои сверхъестественные способности?

Он оглянулся на камин. Мы разожгли огонь, и не потому, что было холодно. Наоборот, мы даже открыли окна, и в них вместе с запахом молодого клевера долетало грустное пение. Почти все инаки были так потрясены шестикратным воко, что могли либо плакать, либо изливать скорбь в песнях. У нас, собравшихся в этой комнате, был другой способ пережить утрату, но лишь потому, что мы больше знали. Мы затопили камин, как только пришли, не ради тепла, а ради первобытного уюта. Задолго до Кноуса, даже до языка, люди зажигали огонь, чтобы выгородить себе место в тёмном и непонятном мире, — мире который мог забрать их друзей и близких внезапно и навсегда. Лио несколько раз ударил по горящему полену кочергой, так что отскочило несколько красных угольев. Один — размером примерно с орех — Лио выгреб с золы на каменный пол.

Мне сделалось не по себе.

— Ну, Раз, ты можешь положить его себе в карман? — спросил Лио.

— У меня нет карманов, — пошутил я.

Никто не рассмеялся.

— Прости, — сказал я. — Нет, если бы у меня был карман, я не стал бы класть в него раскалённый уголь.

Лио плюнул себе на ладонь левой руки, окунул пальцы правой в слюну и взял ими уголёк. Послышалось шипение. Мы втянули головы в плечи. Лио спокойно бросил уголёк в камин и потёр пальцы о ногу.

— Немного горячо. Никаких ожогов, — объявил он. — Шипела испаряющаяся слюна. Теперь вообразите, что плита на корме корабля покрыта веществом, выполняющим ту же функцию.

— Функцию слюны? — уточнил Барб.

— Да. Оно испаряется под действием плазмы от атомных бомб и, улетучиваясь в пространство, толкает плиту. Амортизаторы смягчают толчки, превращая их в равномерную тягу, так что люди в носовой части чувствуют только плавное ускорение.

— В голове не укладывается! Так близко к атомным взрывам! — воскликнула Тулия. — И не к одному, а к целой серии.

Голос у неё был осипший, как у нас всех, кроме Барба. Он весь последний час изучал книгу про космические вооружения.

— Это были особенные бомбы. Очень маленькие. — Барб свёл руки в кольцо, чтобы показать размер. — Сконструированные так, чтобы не разлетаться во все стороны, а выбрасывать плазму в одном направлении — к кораблю.

— Я тоже затрудняюсь в это поверить, — сказал Арсибальт, — но предлагаю отложить сомнения и двигаться дальше. Доказательства перед нами, вот, — он указал на книгу, — и вот.

Он положил руку на лист, в котором Ала вчера натыкала дырочек, и тут же отдёрнул, увидев наши с Тулией лица. Для нас этот лист был священен, как те писания усопших светителей, которые инаки хранят в реликвариях.

— Может быть, — сказал Арсибальт, — мы слишком рано затеяли этот разговор…

— А может быть, слишком поздно! — воскликнул я. Тулия взглянула на меня с благодарностью.

— Я удивлён — приятно удивлён, — что ты вообще сюда пришёл, — продолжал я.

— Ты о моей… э… осторожности в последнее время?

— Заметь, это ты сказал, а не я. — Мне с трудом удалось сдержать улыбку.

Арсибальт поднял брови.

— Я не припомню — а ты? — чтобы нам запрещали протыкать дырочки в листе или подставлять бумагу солнечному свету. Наша позиция неуязвима.

— С такой стороны я об этом не думал, — сказал я. — Мне почти обидно, что мы больше не нарушаем правил.

— Знаю, для тебя это необычное чувство, фраа Эразмас, но, может быть, со временем ты привыкнешь.

Барб не понял шутки. Пришлось объяснить. Он всё равно не понял.

— Узнать бы, пропадал ли какой-нибудь из этих кораблей, — сказала Тулия.

— В каком смысле? — спросил Лио.

— Ну, например… команда взбунтовалась и направила корабль в неизведанные глубины космоса. Теперь, тысячелетия спустя, потомки бунтовщиков вернулись.

— Может, даже не потомки, а они сами, — заметил Арсибальт.

— Из-за относительности! — воскликнул Барб.

— Верно, — сказал я. — Если подумать, корабль мог двигаться на релятивистской скорости и совершить круговой рейс, который для команды занял несколько десятилетий, хотя у нас прошли тысячи лет.

Всем моя гипотеза понравилась, и мы дружно готовы были её принять. Была только одна загвоздка.

— Ни один из этих кораблей не был построен, — сказал Лио.

— Что?!

У Лио стало такое лицо, будто мы его сейчас начнём упрекать, что таких кораблей не строили.

— Это проект. Принципиальная схема, предложенная в самом конце эпохи Праксиса.

— Накануне Ужасных событий! — прокомментировал Барб.

Некоторое время мы все молчали. Трудно оторвать от сердца и выбросить на помойку идею, которая тебе так нравится.

— Кроме того, — продолжал Лио, — корабль предназначался для военных операций внутри солнечной системы. Задумывались и другие, которые двигались бы с релятивистскими скоростями, но они были куда больше и выглядели иначе.

— Им обтекатель не нужен! — заявил Барб. Это была его манера шутить.

— Значит, если мы согласны, что увиденный мною и Алой источник голубых искр — космический корабль с какими-то двигателями… — начал я, кивая на чертёж.

— То его построили инопланетяне, — закончил Арсибальт.

— Фраа Джезри считает, что высокоразвитая жизнь во вселенной очень редка, — сообщил Барб.

— Он принимал утверждение светителя Мендраста, — кивнул Арсибальт. — Миллиарды планет с первичным бульоном. Почти ни одной с многоклеточными организмами — не говоря уж о цивилизации.

— Давайте говорить о нём в настоящем времени, а не как о покойнике! — потребовала Тулия.

— Виноват, — признал Арсибальт без особого энтузиазма.

— Барб, когда ты говорил об этом с Джезри, он не предложил какую-нибудь альтернативную теорию? — спросила Тулия.

— Предложил. Альтернативную теорию про альтернативную вселенную! — звонко выкрикнул Барб. Тулия взъерошила ему волосы, что было ошибкой, потому что Барбу тут же захотелось возиться. Нам пришлось под угрозой анафема выставить его наружу с приказом не возвращаться, пока он не обежит пять кругов вокруг владения Шуфа.

— Разговоры о том, откуда корабль, уводят нас от основной темы, — заметил Лио.

— Согласны, — отвечал Арсибальт так веско, что мы и впрямь согласились.

— Он появился откуда-то. Не важно. Некоторое время двигался по полярной орбите — зачем? — сказал я.

— Проводил разведку, — ответил Лио. — Для того полярные орбиты и нужны.

— Значит, они нас изучали. Картировали Арб. Перехватывали наши разговоры.

— Учили наш язык, — вставила Тулия.

Я продолжил:

— Ороло как-то об этом узнал. Например, увидел вспышки двигателя, когда корабль выходил на полярную орбиту. Может быть, их видели и другие. Бонзы узнали про корабль и сказали иерархам: «Извещаем вас, что это сугубо мирское дело. Вас оно не касается, и не суйте в него свой нос». Иерархи послушно заперли все звездокруги.

— Инквизиторы отправились проследить за исполнением, — сказал Лио.

— Пафлагона призвали куда-то изучать эту штуку, — добавила Тулия.

— Его, — сказал Арсибальт, — и, возможно, других инаков из других концентов.

— Корабль оставался на орбите. Возможно, иногда он включал двигатели, чтобы немного изменить траекторию, но делал это, только проходя между Арбом и солнцем — чтобы скрыть следы.

— Как беглец, который идёт по ручью, чтобы не оставить следов, — вставил Барб.

— Но вчера что-то изменилось. Очевидно, произошло что-то важное.

— Весы Гардана говорят, что смена курса, которую наблюдали вы с Алой, и беспрецедентный шестикратный воко менее чем день спустя связаны, — объявил Арсибальт.

Я не смел даже смотреть на священную реликвию, но теперь надо было взять себя в руки. Ала не зря дала мне этот лист. Мы развернули его на столе и придавили по углам книгами.

— Мы не поймём, что делал корабль, пока не узнаем геометрии этой фигни! — посетовал Барб.

— Ты хочешь сказать, положение дырки и экрана в президии. Где верх. Где север, — сказал я. — Согласен. Надо провести все эти измерения.

Барб попятился кдверям, готовый проводить измерения прямо сейчас.

Однако я остался на месте. Мне не меньше его хотелось бежать в президий. Но Ороло предложил бы что-нибудь гениально простое. Такое, что я почувствовал бы себя идиотом из-за того, что пытаюсь нагородить столько сложностей. Однако ничего простого в голову не приходило.

— Давайте хотя бы угол измерим, — предложил я. — Корабль летел по одной траектории. Это его исходная орбита. Выпустив бомбы, он поменял направление. Это финальная орбита. Можно хотя бы измерить угол.

Так мы сделали. Получилась примерно четверть пи — сорок пять градусов.

— Если мы считаем, что исходная орбита была полярной, значит, орбита после манёвра промежуточная между полярной и экваториальной, — сказал Лио.

— И какой, по-твоему, в этом смысл? — спросил я, поскольку Лио знал о космических вооружениях много больше нас всех.

— Если отметить трассу такой орбиты на глобусе или на карте мира, она нигде не поднимется выше сорока пяти градусов широты. Получится синусоида, ограниченная с севера и с юга сорок пятыми параллелями.

— То есть областью, в которой живёт сорок пять процентов населения, — заметила Тулия.

— О чём пришельцы уже знают, поскольку успели закартировать каждый квадратный дюйм Арба, — напомнил Арсибальт.

— Они закончили первый этап: разведку, — подытожил Лио. — И перешли ко второму.

— К действиям, — сказал Барб.

— И бонзы об этом знают, — сказал я. — Они напуганы. У них был план чрезвычайных мер, составленный месяцы назад, — это ясно из того, что в списке значился Ороло! Значит, список составили и запечатали до анафема.