— Позавчера нас призвали, — сказал фраа Оза. Это его я увидел первым: он закрыл меня сферой и стоял на ней на одной ноге. Ему было, наверное, за пятьдесят. — Нам велели ехать в Тредегар. Мы сверились с глобусом и решили, что самый короткий путь — через Махщ.

От Звонкой долины до Махща миль сто, и кратчайший путь оттуда до Тредегара действительно лежит через океан, так что всё звучало вполне логично.

— Местные жители доставили нас в Махщ. Мы увидели то же, что и ты. Те из нас, кто говорит на флукском, пошли узнавать, как погрузиться на корабль. И тут к нам обратился твой магистр.

— Мой магистр?! — воскликнул я и только потом увидел на лице Озы чуть заметное ироническое выражение. Он наполовину шутил.

Но только наполовину.

— Сарк. Мы его хорошо знаем. Он приходит к нам в аперты излагать свои взгляды. — Оза пожал плечами и качнул в воздухе ладонями — жест, видимо, означал, что они стараются взвешивать учение Сарка непредвзято. — Так или иначе, он узнал нас на улице и сообщил, что за одиноким инаком гонится толпа. Мы сочли, что это коллизия.

Я не сразу понял, что он говорит, даже подумал, может, Оза перешёл на флукский. Потом вспомнил те начатки искводо, которые Лио годами пытался в меня вбить.

Во времена Реконструкции, буквально в нулевом году, когда на участках будущих матиков проводили геодезическую съёмку, чтобы заложить соборы и часы, группа новоиспечённых инаков подверглась нападению со стороны местных жителей. Дело происходило в пустынной местности. Участок, выделенный для концента, занимали плантации дурнопли; отряд наткнулся на сарай, где из неё варили более сильный, запрещённый наркотик. Все инаки были безоружны. Они прибыли с разных концов света и не успели толком познакомиться. Некоторые даже не говорили на орте. Но так вышло, что многие из них принадлежали к древней школе боевых искусств, которая тогда не имела отношения к матическому миру, хоть и развивалась в монастырях. Так или иначе, никто из них не применял свои навыки за пределами спортзала. Теперь им пришлось действовать. Кто-то погиб. Кто-то дрался умело. Кто-то от растерянности проявил себя не лучше необученных новичков. Такие ситуации стали называться коллизиями. Несколько выживших инаков основали концент в Звонкой долине. По словам Лио, они уделяли размышлениям о коллизиях почти столько же времени, сколько тренировкам: основная мысль состояла в том, что любые навыки бесполезны, если не знаешь, когда их применить. А это много труднее, чем может показаться, потому что иногда всё губит промедление, иногда — спешка.

— Самой заметной чертой противника была его безрассудная агрессия. — Фраа Оза выставил руку и сжал кулак, словно перехватывая нацеленный в себя удар. Жест был очень красноречив, и хорошо, что так, потому что фраа Оза, похоже, не собирался ничего больше говорить про свою стратегию.

— И вы решили, раз уж они так настроены, дать им реальный повод для агрессии, — сказал я в надежде вытянуть из него ещё хоть что-нибудь. — Поэтому вы схватили того человека и начали… э…

Здесь я осёкся, потому что не мог сказать правду. А именно, что они пытали того гытоса. Мне не хотелось критиковать людей, которые полчаса назад спасли меня с риском для своей жизни. Фраа Оза только улыбался и кивал.

— Нервный зажим, — объяснил он. — Впечатление очень сильной боли, но никакого вреда.

Здесь возникала куча интересных вопросов. Есть ли разница между болью и впечатлением боли? Допустимо ли пытать человека, если физически его это не травмирует? Но опять-таки по самым разным причинам я не мог задать свои вопросы сейчас.

— В любом случае тактика сработала, — сказал я. — Толпа обратилась против вас, вы ложным отступлением заманили её в ловушку и там обратили в панику.

Снова улыбки и кивки. Фраа Оза явно не хотел мусолить подробности.

— И много времени вам потребовалось, чтобы составить план? — спросил я.

— Немного.

— Простите?

— Во время коллизии некогда составлять планы. Я сказал, что мы будем действовать как кавалерия лорда Фрода во второй битве на Камышовых равнинах, когда тот заманил в ловушку эскадрон принца Теразина, только вместо Высоких тростников у нас канал, а вместо Кровавой бреши — площадь.

Я кивнул, как будто понимал, о чём речь, хотя представления не имел, о какой это войне, в каком тысячелетии.

— А почему красные футболки? — спросил я. Впрочем, у меня уже были догадки.

Фраа Оза скорбно кивнул.

— Их нам выдали на воко. Благотворительная помощь от местной скинии. Скорее бы добраться до Тредегара и надеть стлу с хордой.

— Кстати о…

Оза покачал головой.

— Твои стла, хорда и сфера остались у гытосов. Наверное, можно было бы их отбить, но мы отступали в некоторой спешке.

— Конечно! — сказал я. — Пустяки!

В каком-то смысле это и впрямь была невелика беда. Стлы, хорды и сферы время от времени теряются, вместо них инакам выдают новые. Но я очень горевал. Я прожил с этими вещами больше десяти лет, и каждая из них успела обрасти воспоминаниями. Они были последней живой ниточкой, связывающей меня с матическим миром. Без них я стал как будто мирянин. Может, так и безопасней — никто не сможет их у меня вырвать и показать озверевшей толпе. Однако без них мне было одиноко.

Самманн подошёл к Юлу и что-то ему сказал, после чего тот вскочил, сбегал за ружьём, схватил его за дуло и с разгона зашвырнул в реку. Ружьё, вращаясь, долетело до середины течения, воткнулось дулом в воду и пошло ко дну. Примерно через минуту появились два моба с мигалками и сиренами. Из них высыпали полицейские. К тому времени все долисты, кроме фраа Озы и зашивавшей меня сууры, уже сидели с отрешённым видом, поджав под себя ноги. Полицейские в основном таращились на них. Сколько спилей снято о вымышленных подвигах долистов? Для полицейских эти люди были кем угодно — цирковыми зверями, кинозвёздами, туристическим аттракционом — но только не подозреваемыми. Более того, долисты это знали и умело использовали. Они делали вид, будто погружены в медитацию. Уловка сработала. Покуда полицейские глазели на долистов, их главный начал длинный и (поначалу) резкий разговор с Юлом и фраа Озой. Суура из Звонкой долины продолжала класть стежок за стежком. Я стиснул зубы так, что слышал, как они хрустят. Наконец она завязала последний узел и ушла не попрощавшись — даже не глянув в мою сторону. И тут меня снизарило. Я испытываю к этим людям тёплые чувства, потому что они мне помогли и потому что до прихода в концент видел о них множество спилей. Однако долистов призвали на конвокс не за доброту и мягкосердечие.

Корд подошла, встала, руки в карманы, и принялась оглядывать мои повязки.

— Видишь, на самом деле не такой уж большой процент тела под бинтами, — заметил я.

Корд молчала.

— Наш план оказался не вполне удачным, — попробовал я новый заход.

Корд отвернулась и шмыгнула носом — видимо, она так и не смогла успокоиться до конца.

— Ты не виноват. Откуда тебе было знать?

— Прости, что я тебя в это втянул. Я понятия не имел, что всё окажется так сложно.

Она взглянула на меня пристально и, полагаю, не увидела ничего, кроме глупого выражения моего лица.

— Ты представления не имеешь, что происходит, да?

— Наверное. Я знаю только, что военные перемещаются к полюсам. — Тут в голове всплыло воспоминание. — А ещё магистр на корабле сказал что-то странное, будто небесного эмиссара извергли во гневе.

Я ещё не закончил фразу, когда с дороги к нам съехал старенький дребезжащий автобус. За панелью управления сидел магистр Сарк. Вот из-за таких-то дурацких совпадений некоторые начинают верить в духов или телепатию. Я предположил, что сигнал, полученный краешком моего глаза, поступил в мозг раньше, чем произошло сознательное узнавание.

— Ау, — сказала Корд. — Ты здесь?

— Да. Слушай, что с Джезри? Он жив?

— Мы думаем, что да. Мы тебе всё расскажем.

Я взглянул на Юла, который сумел чем-то рассмешить капитана полиции. Они пришли к какой-то договорённости. Деловая часть разговора закончилась.

Капитан подошёл и отпустил несколько замечаний по поводу того, как меня отделали и какой я крепкий парень, потом спросил, хочу ли я возбудить дело. Я, сильно покривив душой, ответил, что не хочу. Очевидно, на том же сошлись Юл с капитаном, и недоставало только моего согласия. Частностей мне не объяснили, но суть сводилась к тому, что мы можем ехать куда хотим. Зачинщики отделаются уже полученными травмами и унижениями. А полицейские будут избавлены от лишней писанины, которая была бы в десять раз муторнее обычной, поскольку часть фигурантов — инаки, то есть лица со щекотливым юридическим статусом.

Магистр Сарк, как выяснилось, не терял времени даром. Автобус принадлежал местной келкской скинии; он был весь разрисован келкской иконографией и довольно вместителен. Другой кедепт вызвался отвезти на нём долистов в более крупный город на юге, где сейчас не такой хаос, как в Махще, — оттуда будет легче добраться до Тредегара. Водитель, объяснил Сарк, уже выехал, но из-за того, что происходит в городе, нам придётся ещё немного подождать.

Объясняя всё это, магистр поглядывал на меня, и я вдруг почувствовал острую обиду. Мне не хотелось быть обязанным этому человеку, не хотелось с благодарностью слушать, как он впаривает свою религию. Однако Сарк, видимо, просто интересовался моим состоянием, а вовсе не думал меня охмурять. Как только он перестал поглядывать в мою сторону, я устыдился. Так ли велика разница между верой кедептов в то, что твою историю рассказывают Магистрату, и долистской идеей коллизии? И то, и другое даёт примерно одинаковый результат. Я обязан жизнью тому, что сегодня Сарк и Оза сочли правильной одну и ту же линию поведения.

Я встал, проковылял к ним, поблагодарил Сарка и протянул ему руку. Он крепко её пожал, но ничего не ответил.

— Сегодня Осуждённый рассказал Магистрату хорошую историю, — добавил я. Наверное, хотел его ободрить.

Лицо магистра омрачилось.

— Однако он не сможет рассказать её, не упомянув о тех, кто вёл себя дурно. Да, в данном случае — благодарение Невинной — совершено доброе дело. Но я не думаю, что суждение Магистра о нашем мире существенно изменилось в ту или другую сторону из-за того, что он сегодня услышал.

В который раз Сарк изумил меня сочетанием мудрости с доисторической чушью.

— Но вы сами, — сказал я, — сделали выбор, который хорошо говорит о вас и вашем мире.

— Мною руководила Невинная, — возразил Сарк. — Ей и надлежат хвалы.

— Я благодарю тебя, — сказал я, — а ты передай моё «спасибо» Невинной при следующей встрече.

Магистр Сарк в отчаянии затряс головой, потом не выдержал и хохотнул. Его угрюмый характер проявлялся даже в смехе, похожем не то на кашель, не то на сдавленный хрип.

— Ты ничего не понял.

— В общем-то да, — ответил я. — Сейчас я не в форме для диалога, но, может быть, когда-нибудь в другой раз я попробую объяснить, как мне всё это видится.

Сарк ответил нейтрально, но он понял, что разговор окончен, и пошёл прочь. Я отыскал у Юла в кузовиле чистую бумагу и сел писать записки друзьям на конвокс. Магистр Сарк затеял длинный разговор с Юлом и Корд. Ганелиал Крейд, который, разумеется, принадлежал совсем к другой вере, яростно расхаживал неподалёку и время от времени подскакивал к Сарку, чтобы оспорить какую-нибудь деологическую тонкость.

Подъехал моб, высадил обещанного водителя и забрал Сарка. Долисты начали грузиться в автобус. Оза шёл последним. Я вручил ему стопку писем.

— Для моих друзей в Тредегаре, если ты не против, — объяснил я.

Он поклонился.

— Ты и так оказал мне большую услугу, поэтому вполне можешь отказаться, — заметил я.

— Это ты оказал нам услугу, — возразил Оза, — создав коллизию внутри более крупной коллизии и дав нам случай попрактиковаться.

Я промолчал, гадая, что он подразумевает под «более крупной коллизией». Потом решил, что, наверное, Двоюродных.

Оза перебирал стопку писем.

— У тебя много друзей на конвоксе!

Он вопросительно посмотрел на меня. Видимо, это был окольный способ спросить: «А ты-то какого хрена здесь?», но я сделал вид, будто не уловил подтекста.

— Вот это длинное — для девушки по имени Ала. Остальные — ещё нескольким моим фраа и суурам.

— Ты знаешь прославленного Джезри! — воскликнул фраа Оза, приподнимая одну записку.

Я даже думать не хотел, что означает в данном контексте слово «прославленный», поэтому оставил замечание без ответа и указал на последнее письмо в стопке.

— Фраа Лио занимается искводо, — пояснил я.

— А! — произнёс фраа Оза. Как будто Лио такой один. Как будто миллионы людей по всему миру не занимаются искводо вот уже несколько тысячелетий.

— По большей части самоучкой. Но для него это очень важно. Если письмо ему передаст даже самый младший член матика в Звонкой долине, для Лио это будет величайшая честь в жизни. Только не говорите ему, что я так сказал!

Фраа Оза поклонился.

— Я выполню все твои поручения. — Он поставил ногу на ступеньку. — А теперь я прощаюсь… если только?..

Оза глянул сперва на меня, потом на автобус.

Как мне хотелось согласиться! Я вообразил долгую поездку на автобусе с настоящими долистами, может быть, ночёвку-другую в казино по дороге на юг, путешествие — безопасное и хорошо организованное — в Тредегар, встречу с друзьями. А если долисты сумеют попасть на воздухолёт, то встреча может произойти меньше чем через сутки. Я позволил себе так глубоко погрузиться в мечту, что уже в подробностях предвкушал, как это будет.

Однако я понимал, что надо вернуться к реальности, и чем дольше я буду грезить, тем болезненней окажется пробуждение.

— Я жажду подняться с тобой и ехать в Тредегар, как эта вода жаждет отыскать океан, — сказал я, указывая на реку. — Но свернуть на полпути, — (потому что я избит, напуган и стосковался по привычному укладу), — было бы неправильно. Фраа Джад — милленарий, который меня послал, — не одобрил бы.

Впервые за сегодняшний день фраа Оза удивился.

— Милленарий? — переспросил он.

— Да.

— Тогда тебе следует выполнить поручение.

— Вот и мне так кажется.

Фраа Оза снова поклонился (ниже, чем в прошлые разы), затем повернулся ко мне спиной и влез в автобус. Я сходил в уборную, пописал кровью и сел в Юлов кузовиль. Там же был Самманн. Мы выехали на основную дорогу и повернули к югу. Я уснул.


Говорят, я проспал всего полчаса, но у меня было ощущение, что много больше. Проснувшись, я перелез на заднее сиденье, где было темнее, и Самманн показал мне на жужуле спиль.

Самманн единственный из четверых не отпускал замечаний и не задавал вопросов про мои травмы и эмоциональное состояние. Может показаться, что это свидетельствует о его чёрствости, но, если честно, к тому времени чужое участие меня уже порядком утомило.

— Поясняющего контента к этим данным практически нет из-за того способа, которым они получены, — предупредил Самманн, запуская спиль.

Изображение было, как всегда, ужасного качества. Я даже не сразу понял, что оно цветное. Всё было либо непроницаемо чёрное (космос и тени), либо слепяще белое (то, что освещалось солнцем). Как до меня постепенно дошло, снимали с рук спилекаптором, прижатым к грязному иллюминатору.

— Конденсат, — заметил Самманн и в ответ на мой недоуменный взгляд пояснил, что в вакууме из ракетной обшивки выходят газообразные побочные продукты и оседают на иллюминаторах.

— Эту проблему можно было бы решить заранее, — пробурчал я.

— Ракету строили в спешке, — ответил Самманн.

Почти всё поле зрения занимал равносторонний треугольник с идеально правильным кругом посередине.

— Корма инопланетного корабля, — объяснил Самманн. — Буферная плита. Она постоянно была развёрнута к ракете. Понятно зачем?

После короткого раздумья я сказал:

— Они… Двоюродные… не могли знать наверняка, что ракета не несёт ядерной боеголовки. И потому развернулись к нам гранью, неуязвимой для бомб.

— Это только часть ответа. — Самманн ехидно улыбнулся, предлагая мне подумать ещё.

— Они в любой момент могли выпустить бомбу и уничтожить нашу ракету.

— Верно. И ещё. Так мы не видели остальной корабль. Не могли получить разведданные.

— А где отверстие, из которого выбрасывают бомбы?

— Не ищи. Оно очень маленькое по сравнению с плитой и, кроме того, закрыто. Откроется — увидишь.

— Оно откроется?!

— Давай лучше посмотрим. — Самманн включил звук. Послышались треск, свист и гудение разных тембров. Иногда сквозь них прорывалось отдельное слово или фраза, но люди говорили мало и в основном на военном жаргоне.

— Объект, — сказал кто-то. — Пеленг шестьдесят.

Треугольник стал больше. Его край превратился в границу белой и чёрной зон. В чёрной возникло серое пятнышко: несколько пикселей чуть ярче окружающей черноты. Однако оно светлело и увеличивалось.

— Приближается, — подтвердил кто-то.

Мешанина звуков приобрела новые обертоны: в неё включился гул голосов. Я вроде бы различил интонации ортской фразы.

— Приготовиться к выходу! — скомандовал кто-то. Впервые спилекаптор оторвался от иллюминатора и показал капсулу. После ровной белизны буферной плиты всё поражало чёткостью и обилием цветов. В тесном пространстве парили несколько человек. Ещё несколько были пристёгнуты ремнями к креслам перед панелями управления. Некоторые держались за ручки, чтобы плотнее прижаться лицами к иллюминаторам. Один из них определённо был Джезри. Посреди капсулы висел в невесомости человек с пышной шевелюрой. Выглядел он плохо. Невесомость превратила благообразную прическу в нечто несуразное. Лицо было зелёное и набрякшее, как при морской болезни, вид — осоловелый, возможно, из-за средств от укачивания. Великолепное одеяние исчезло, обнажив подробности телосложения, которых никому, кроме личных врачей, лучше было бы не знать. Двое помощников натягивали на него костюм, состоящий из эластичной основы, пронизанной сетью трубок. Видимо, это продолжалось уже довольно долго, но сейчас они приналегли и ещё один человек оторвался от иллюминатора, чтобы включиться в работу. Небесный эмиссар (я не сомневался, что это он, хоть и не мог знать наверняка) очнулся настолько, чтобы сделать возмущённое лицо и, повернувшись к объективу, поднять палец. Один из помощников тут же заслонил его от камеры и сказал:

— Дайте же его благолепию хоть немного…

— Хоть немного благолепия? — хохотнул за кадром Джезри.

Произошла короткая перепалка. Властный голос приказал всем заткнуться. Перепалку сменил какой-то технический спор касательно костюма, который натягивали на небесного эмиссара. Один из людей перед панелями продолжал сообщать данные о приближении объекта.

Джезри сказал:

— Вам первому из людей предстоит вступить в контакт с пришельцами. Ваш план?

Небесный эмиссар ответил коротко и неразборчиво. Он был далеко от микрофона, плохо себя чувствовал и, видимо, уже достаточно наобщался с Джезри, чтобы понимать: ничего хорошего этот разговор не сулит.

Спилекаптор снова развернулся к эмиссару, которого уже облачили в трубчатый костюм и теперь прямо на нём собирали по частям скафандр.

За кадром Джезри произнёс:

— С чего вы взяли, что Геометры вообще узнают этот концепт?