1
Усвоение
“Мы должны усвоить эту идею совершенства. Очень немногие тратят время, пытаясь достичь совершенства”.
Барак Обама
Усвоение идеала, убеждения или системы ценностей делает их неотъемлемой частью отношения к жизни, образу мыслей и становится центральным качеством вашей личности, поведения и образа жизни. Если бы я потратил на усвоение любви и успеха хотя бы половину времени, потраченного на боль и неудачи, я стал бы потрясающим человеком.
Главным качеством для меня, которое я надеюсь усвоить, остается цельность. Для меня цельность — это честность и твердые моральные принципы. Цельность — это ответственность за свои поступки, личные и профессиональные. Это готовность смотреть в зеркало и не лгать себе. Это способность объективно оценивать свои мотивы: почему я поступаю так, а не иначе? Если я буду лгать себе, то как бы я ни маскировал эту ложь, чтобы обмануть свою моральную (или аморальную) совесть, я все равно буду лгать себе и всем другим.
Когда речь идет о благополучии животного, доверенного моей заботе, и о моей ответственности перед его опекунами, мой моральный компас направляет меня единственно правильным путем. Я искренне убежден в своей абсолютной цельности. С той же честностью могу сказать, что в своей жизни я не раз оступался, потому что мне не хватало той же концентрации и уверенности, как и в профессиональной ветеринарной деятельности.
Я понял, что проблем в отношениях в последние тридцать лет можно было избежать, прояви я хоть чуточку больше любви, доверия, близости и уважения. Теперь я стараюсь учиться у мастеров — животных, которых мне доверили лечить, и у моих домашних любимцев Киры и Рикошета. Собака и кот каждый день дают мне уроки любви, заботы и цельности. Пшеничная Кира с густыми бровями (уже слегка поседевшими, как и у ее папочки) — мой верный компаньон и уютное одеяло вот уже тринадцать лет. Она прошла вместе со мной самые сложные годы моей карьеры, когда я создавал свою клинику, клинику Фицпатрика. А недавно у меня появился верный приятель Рикошет — огромный черный комок меха и кошачьего величия. У него замечательные огромные ярко-желтые глаза. Своими гигантским лапами, достойными панды, он держит мое сердце и занимает в нем достойное место. Он — настоящий вихрь любви. Он будит меня утром своими ласками и поцелуями, а по вечерам мы обнимаемся, пока оба не заснем. Я безумно люблю их обоих.
Если бы я хоть на секунду был с ними нечестен, то меня никто не лизнул бы в лицо и не ткнулся бы прямо в глаз мокрым носом. Они почуяли бы мое ханжество, если бы я не пошел на обещанную прогулку, не накормил бы в обещанное время или раздраженно отмахнулся бы от их любви. И они сразу же заявили бы мне, что я должен немедленно прекратить вести себя подобным образом. Опекунство над собакой или кошкой требует полной преданности и верности своему слову, даже если настроение, в котором вы давали обещание, давно изменилось. Для меня такая честность и является «усвоенной» цельностью.
Изо дня в день жизнь и смерть пациентов находятся в руках хирурга Если я хоть на секунду потеряю цельность, то потеряю все. Если же у меня есть усвоенная цельность, я всегда найду смелость сделать все необходимое, чем бы это мне ни грозило. Это нужно нам всем. И животные могут нас этому научить.
* * *
В висках у меня стучало, сердце отчаянно колотилось и готово было выпрыгнуть из груди, в животе скрутился тугой комок. Я не мог дышать, потому что у меня перехватило дыхание. Охранник Тони закрыл дверь. Я осмотрелся вокруг — голые белые стены и ничего лишнего. Все сверкало чистотой и простотой — стол, стул, диван, туалет, душ, даже шторы. Небольшие светильники давали приглушенный, мягкий свет — несомненно, это было сделано для создания спокойной и комфортной атмосферы, необходимой для подготовки к тому, что ждет впереди. Но мне в тот момент эта атмосфера казалась зловещей. Я выключил свет, лег на диван и с ужасом уставился в потолок.
Мысли мои унеслись в другой мир, где не было острых углов, а лишь мягкие, размытые очертания. Я вернулся в свое детство в Баллифине, на свою узкую белую кровать, которая, стоило лишь мне повернуться, издавала пронзительный скрип, словно одинокая мышь. В этой комнате темнота отличалась от той, что я ощутил ночью, вернувшись с морозного поля, где не сумел спасти ягненка. Тогда моя жизнь изменилась навсегда. Я все еще чувствовал приглушенный свет, хотя и закрыл глаза. Я уже не знал, он снаружи или внутри моей головы. Я просто лежал неподвижно, оглушенный собственной беспомощностью. Спустя почти сорок лет, 25 ноября 2018 года, я снова чувствовал, что недостаточно хорош, недостаточно силен и недостаточно смел.
Той ночью в детстве я смотрел на миллионы звезд в бескрайнем небе и чувствовал себя бесполезной пылинкой. Я нашел самую яркую звезду и поклялся ей, что когда-нибудь стану достаточно сильным, смелым и умным, чтобы достать ее с неба и сохранить ее свет в своей душе.
А вскоре в моем детском воображении появился Ветмен.
Он бродил по джунглям в поисках растений для новых лекарств
И обнаружил возле озера огромный кратер.
Огромная, яркая звезда упала на Землю,
И в волшебной звездной пыли, осыпавшей все вокруг,
Ветмен нашел молекулы любви.
Любовь живет на звездах!
Ветмен назвал эту пыль волшебной бионической пылью
И сделал из нее наполненный любовью клей,
Который мог заделать все трещины и поломки, — все стало блестящим и новым.
Его волшебная бионическая пыль залечила все раны.
Если бы мы могли просто поверить в любовь,
Она излечила бы и нас тоже.
В реальной жизни все два часа, что я провел на сцене лондонской арены О2 перед несколькими тысячами людей в рамках турне Supervet Live, я пытался впитать в себя свет гигантской звезды, сиявшей на экране за моей спиной, и передать его всем своим слушателям, чтобы они понесли его в мир. Но говорить и даже шептать я не мог, ибо полностью потерял голос. В два последних месяца по выходным я выступал на огромных аренах, но никогда еще не испытывал такого леденящего ужаса. Возможно, это из-за того, что я видел на этой сцене множество замечательных выступлений. А может быть, просто онемел, потому что всю жизнь готовился к этому моменту и теперь не знал, как справиться. Но как бы там ни было, все произошло из-за того, что я снова превратился в ребенка, мечтавшего о Ветмене — спасителе мира. Впрочем, скорее всего, я просто вымотался: перед кульминацией я уже выступил более двадцати раз — трижды в Питерборо и Брайтоне только за последние тридцать шесть часов. Силы иссякли. Я не мог сдержать дрожи безумного страха и ощущения полной бесполезности своего существования. Я свернулся в клубочек на диване в темной комнате, как когда-то ночью на ирландской ферме. Мне казалось, что все мои мечты рушатся на глазах.
Я не мог выйти на сцену — нужно было отменять выступление. Если бы все случилось раньше, когда меня окружали члены нашей группы… Но было слишком поздно: зрители уже собирались на арене. Я снова и снова пытался повторить одну скороговорку собственного изобретения. Смысла в ней не было никакого, но она помогала мне разговориться перед выходом на сцену. Звезда моего детства стала моим талисманом, когда я писал тексты для шоу и одновременно занимался своей обычной ветеринарной работой. Мне нужно было вспомнить, зачем я все это делаю, но я не мог произнести ни слова.
В дверь постучали. Приехал фониатр. Эта женщина помогла огромному множеству таких же, как и я. Тем, кто находился на грани отмены шоу. Я наклонился, и она вколола мне витамин В12. Доктор сказала, что все будет хорошо. Она выписала мне 60 мг преднизолона, и я проглотил лекарство, словно на Тайной вечере. Ситуация казалась мне мелодраматичной. Доктор исчезла так же быстро, как появилась. Она была чудесным ангелом, посылаемым тем, кто вот-вот должен был потерпеть крах на глазах публики. Я точно знаю, что поступать так слишком часто нельзя, иначе можно подорвать собственное здоровье. Но финальная джига Лепрекона любви стоила того.
Я лежал на спине на диване. На этом диване до меня лежали все те, кто выступал на этой сцене, — с уколами или без. Я закрыл глаза и гадал, думали ли все эти люди о хрупкости нашего существования в суете жизни.
...Многие вещи в своей жизни мы воспринимаем как должное, пока не лишаемся этого.
Как все эти артисты справлялись со страхом сцены? Как им удавалось выступать перед тысячами слушателей вечер за вечером? Какова была сила их веры, что они справлялись с этой задачей? Они зарабатывали этим на жизнь с самой юности, я же бесконечно учился, занимался своей работой: орудовал скальпелем, а не музыкальным инструментом. Но, будучи хирургом, я отлично понимал всю остроту надежды и одиночества.
Я думал о собственной смерти, хотя выход на сцену вовсе не был вопросом жизни и смерти. А что будет, если лекарство не сработает? Что, если я онемею от страха, выйдя на сцену О2? Я не ощущал ожидаемой эйфории от финала турне. Я знал, что это выступление должно стать величайшим публичным выступлением моей жизни, но я ничего не чувствовал (и не только от местной анестезии в горле). Меня парализовал страх провала. Я не представлял, что произойдет дальше.
