Нора Букс

Владимир Набоков

Русские романы

Светлой памяти моей матери



Глава I

Писатель Владимир Сирин

Лучшую биографию В. Набокова написал сам писатель Набоков. Отчасти в романах и рассказах, в разной пропорции наделяя своих героев отдельными элементами собственного детства или юности. Правда, Набоков терпеть не мог, когда любопытные заглядывали через окно произведений в его жизнь и демонстративно преуменьшал, разрывал личные биографические связи с художественным текстом. Так, в предисловии к английскому переводу «Дара» он писал, предупреждая читателя: «Я жил в Берлине с 1922 года, то есть одновременно с молодым героем этой книги, но ни это обстоятельство, ни кое-какие общие наши интересы, как например литература и лепидоптера [Латинское название чешуйчатокрылых, т. е. бабочек.], не дают оснований воскликнуть „ага!“ и уравнять рисовальщика и рисунок» [Набоков В. Предисловие к английскому переводу романа «Дар» («Gift») // Набоков В. В.: Pro et contra. СПб: Изд. Русского Христианского гуманитарного института, 1997. С. 49.]. В 1964 году в интервью журналу «Playboy» он с раздражением сказал: «Люди недооценивают силу моего воображения и мою способность выращивать многочисленных „я“ в моих сочинениях. И потом, конечно, существует особый тип вынюхивающего критика, энтузиаста „человеческого содержания“, радостного пошляка» [Набоков В. Интервью журналу «Playboy» 1964 г. // Набоков В. (В. Сирин). Собрание сочинений американского периода: в 5 т. СПб: Симпозиум, 1997. Т. 3. С. 566. // Цана — первая дочь Аа, дева-богиня, которая служит покровительницей воинов и женщин. Ее праздник отмечается четырехчасовой мессой, предназначенной для размышлений и целомудренного созерцания. Естественно, большинство жителей республики использует праздник как предлог для того, чтобы надеть маски и устроить шумную пьянку, предаваясь именно тому поведению, которое Цана осуждает. Но с богинями — как с супругами, дорогие друзья, — зачастую легче молить о прощении, чем просить разрешения. ].

Оказавшись в Америке, Набоков написал свои мемуары на английском «Conclusive evidence. A Memoir» [«Убедительное доказательство. Мемуары» (англ.). // Хотя ей и было жаль тех, кому придется за ней убирать. ], но вскоре переделал их в автобиографию «Память, говори», а затем с некоторыми изменениями перевел на русский под названием «Другие берега».

Вот как об этом рассказывает он сам: «…нью-йоркское издательство “Харпер и Братья” выпустило в 1951 году под названием “Убедительное доказательство” — убедительное доказательство моего существования. К сожалению, эта фраза наводила на мысль о детективе, так что я задумал назвать английское издание “Мнемозина, говори”, однако мне сказали, что “старушки не станут спрашивать книгу, названия которой они не смогут выговорить” […] так что мы в конце концов остановились на “Память, говори” (лондонского. — Н.Б.) издательства “Виктор Голланц”, 1951 и “Юниверсал Лайбрери”, Нью-Йорк, 1954» [Набоков В. Память, говори. Предисловие (1966). Реконструкция С. Ильина // Набоков В. (В. Сирин). Указ. соч. Т. 5. С. 319.].

В 1954 году в нью-йоркском издательстве имени А. П. Чехова, в том самом, где двумя годами ранее был впервые издан полный текст романа «Дар» (включая IV главу «Жизнь Чернышевского»), увидела свет автобиография «Другие берега», представленная как перевод автора. Однако Набоков оговорил, что, «удержав общий узор, изменил и дополнил многое. Предлагаемая русская книга относится к английскому тексту, как прописные буквы к курсиву…» [Набоков В. Другие берега. Предисловие к русскому изданию. Ardis: Ann Arbor, 1978. С. 8. // Организаторы постоянно ищут новые способы превзойти предыдущие игры (и увеличить посещаемость), а если зрелище того, как любимый гладиат будет сражаться с ужасом Пустыни Шепота, не заставит зрителей притащить свои задницы на арену, то уже почти ничего не заставит, дорогие друзья. ]. Позднее он вновь вернулся к своей книге воспоминаний, и в 1967 году на английском в нью-йоркском издательстве вышел еще один вариант его автобиографии «Speak Memory. An Autobiography Revisited» («Память, говори. Исправленная автобиография»).

Все варианты автобиографии, на русском и на английском, охватывают период жизни писателя без малого в сорок лет: от трех лет от роду до сорока, а точнее, до 20 мая 1940 года, когда Набоковы покинули охваченную войной Европу. Примечателен выбор отправной точки биографии. Не рождения, нет, а момента рождения сознания. Именно он для Набокова ценен и важен, потому что позволяет отделить собственное, уникальное, личное «Я» от общей неоформленной магмы предшествующего ему бессознательного. И в этом выборе, как в капле воды, отражен набоковский обостренный индивидуализм, его позиция одиночки, его отстаиваемая оригинальность, неизменная независимость суждений. Это был самоуверенный человек, знавший о своей гениальности и умевший ее ценить и служить своему дару. Он был предан литературе, своему искусству, своей памяти, своему удивительному, волшебному языку. И еще он верен был своему прошлому, где, как в амфоре, хранилась его Россия, живая, с пением птиц и шелестом деревьев, о которых он мог рассказать все с научной точностью и поэтической яркостью, и это прошлое понималось им как часть его творческой личности, его писательского зрения и стиля. «Я бы сказал, что воображение — это форма памяти» [Набоков В. Интервью Альфреду Аппелю. Сентябрь 1966 г. // Набоков В. (В. Сирин). Указ. соч. Т. 3. С. 605. // Сволочи. // Да что вы вообще понимаете в юморе?], — заявил Набоков в интервью А. Аппелю.

Он писал в воспоминаниях: «Заклинать и оживлять былое я научился бог весть в какие ранние годы — еще тогда, когда в сущности никакого былого не было» [Набоков В. Другие берега. Указ. соч. С. 64.]. «Полагаю, кроме того, что моя способность держать при себе прошлое — черта наследственная. Она была и у Рукавишниковых и у Набоковых» [Там же. // Поскольку рабский труд был главной опорой королевства, Франциско не мог позволить разгореться мятежу. Когда группа рабов восстала против своих хозяев и захватила Юр-Дазис, король отправил целый легион под командованием печально известного генерала Аттикуса Дио, чтобы подавить бунт. И хоть осажденные повстанцы храбро сражались, в итоге их взяли измором, и они согласились сдаться, если Аттикус пообещает им помилование. Генерал поклялся, что мятежники просто вернутся к рабскому труду. // Естественно, Аттикус не сдержал слова. Как только мятежники сложили оружие, тысячи тел были развешены на городских стенах как предупреждение для любого, кто решится восстать. Некоторые из первых виселиц по-прежнему украшают город, а мятежных рабов ждет та же участь, что и во времена монархии, — смерть на стене под палящими солнцами. // Франциско был так доволен своим генералом, что переименовал Юр-Дазис в Висельные Сады в его честь. // Любопытно, что спустя почти двадцать лет после этого сам Аттикус собирался возглавить восстание против внука Франциско — юного короля Франциско IV. А когда бунт провалился, генерала отвезли в Ашках и повесили на стенах того же города, который он освободил два десятилетия тому назад. // История, дорогие друзья, не лишена иронии.].

Прошлое завораживало его рисунком судеб предков, в который он всматривался и искал переплетений со своей жизнью.

Легенда гласит, что дворянский род Набоковых идет от обрусевшего татарского князька по имени Набок-Мурза. Среди предков писателя также был немецкий композитор Карл Генрих Граун, известный и как прекрасный тенор. Он служил при дворе Фридриха II, был автором двадцати восьми опер и известной оратории «Смерть Иисуса». Набоков считал, что ген Грауна достался его сыну, Дмитрию, оперному певцу. Писатель иронизировал, что картина Адольфа фон Менцеля, изображающая Фридриха Великого, играющего на флейте сочинение Грауна, преследовала его «по всем немецким пансионам, в которые (он. — Н.Б.) селился за годы изгнания» [Набоков В. Память, говори. Указ. соч. С. 357.].

Набоков в «Других берегах» рассказывает о баронессе фон Корф, кузине его «пра-пращура, женившегося на дочке Грауна» [Набоков В. Другие берега. Указ. соч. С. 47 // Рабы с одним кольцом, рядовые — имущество, используемое в качестве рабочих, домашних слуг, корма для борделей и тому подобного. Два кольца означают, что человек прошел военную подготовку: это гладиаты, личная стража и члены итрейского легиона рабов — печально известной «Кровавой тринадцатки». Люди, отмеченные тремя кругами, — самые редкие и ценные, их клеймо показывает, что они образованы или обладают исключительными навыками: к ним относятся писари, музыканты, мажордомы и высоко котируемые куртизанки. И если вас, дорогие друзья, удивляет, почему в республике так ценятся искусные проститутки, то вы явно никогда не проводили ночь с искусной проституткой. ], вдове полковника русской армии, которая прославилась тем, что одолжила свой паспорт и свою роскошную карету королеве Франции Марии Антуанетте, когда королевская семья бежала из Версальского дворца в Варенн, где они были узнаны и арестованы. «Мария Антуанетта ехала как Мадам де Корфф» [Там же. // До того как Великий Объединитель Франциско I завоевал страну, народ Лииза поклонялся священной троице, известной как Отец, Мать и Ребенок. Но после поглощения итрейской монархией поклонение богу Света распространилось среди простого люда так же быстро, как огонь распространяется по хорошо укомплектованной пивоварне. // Один хитрый парень, торговец по имени Карлино Гримальди, решил, что лучший способ выделиться при новом мировом порядке — вложить несколько фургонов денег в Церковь Аа. Он построил самый первый собор Аа во всем Лиизе; это высокое здание под названием Базилика Лумина находится прямо в центре Галанте. Возведенное из редкого фиолетового мрамора и украшенное прекрасными витражами, оно чуть не обанкротило своего покровителя. Однако результат был настолько впечатляющим, что кардинал Галанте назначил Гримальди губернатором города. Вскоре местная знать лезла из кожи вон, чтобы выслужиться перед духовенством Аа, и церкви Всевидящего, наряду с храмами Четырех Дочерей, начали появляться в Галанте с той же скоростью, с какой сыпь выступает в промежности проститутки после прибытия флота в город. // И хоть впоследствии его распяли за уклонение от уплаты налогов, Карлино все равно вошел в историю Лииза как Исключительно Умный Ублюдок. Даже по сию перемену подлизываться к власть имущим в Лиизе называется «провернуть Гримальди».], — писал Набоков. Этот эпизод, произошедший 20–21 июня 1791 года, подробно изученный французскими историками, в частности Жюлем Мишле, не совсем точно приведен Набоковым. С паспортом баронессы Анны де Корф ехала воспитательница королевских детей маркиза де Круа де Турель, а у королевы был паспорт мадам Рош, гувернантки детей баронессы. Но для литературного эффекта набоковский вариант истории был гораздо лучше.

Другой предок писателя, Иван Набоков, участвовал в наполеоновской кампании, был женат на сестре Ивана Пущина, близкого друга А. С. Пушкина, и служил комендантом Петропавловской крепости, когда туда доставили арестованного Ф. М. Достоевского. По словам Владимира Набокова, он давал Достоевскому книги из своей библиотеки.

Дед писателя Дмитрий Набоков занимал пост министра юстиции при Александре II и Александре III. Способствовал продвижению либеральных судебных реформ. Он передал императору прошение сыновей Чернышевского об облегчении участи их отца. Чернышевский к тому времени провел шесть лет в сибирской тюрьме и двенадцать лет в Якутии. Александр III разрешил ему поселиться в Астрахани.

Дмитрий Набоков был сухой, немногословный чиновник, но именно с ним была связана красочная романтическая семейная история. Он был любовником жены генерала, матери трех дочерей, красавицы баронессы Нины фон Корф (в девичестве Шишковой). Чтобы не расставаться с возлюбленным во время путешествий, баронесса решила выдать за Набокова свою старшую дочь, 17-летнюю Марию.

Владимир Набоков в «Других берегах» рассказывает, что вычитал во французском еженедельнике «L’Illustration» за 1859 год о скандале, который произошел с Ниной фон Корф в Париже. Баронесса и Дмитрий Набоков были приглашены на бал к блистательному герцогу Морни, внуку Жозефины де Богарнэ, первой жены Наполеона I, послу Франции в России, женатому на русской княжне Софье Трубецкой, о которой говорили, что она незаконная дочь царя Николая I. Баронесса заказала для дочерей «костюмы цветочниц, по 225 франков за каждый» [Набоков В. Другие берега. Указ. соч. С. 47. // Ее самым печально известным подношением был сенатор по имени Фока Мериний — параноик, который так боялся, что его убьют, что, по рассказам, держал у кровати свиту из дюжины охранников даже когда занимался любовью со своей женой. // Говорят, что Златоручка, чтобы добраться до Фоки, проползла по канализационной трубе — в лучшем случае шириной в двадцать сантиметров — прямо в уборную виллы и сидела там в засаде, выжидая. Когда в середине неночи бедняга Фока по зову природы отправился в уборную и устроился на сиденье, он обнаружил, что обе его бедренные артерии перерезаны еще до того, как успел начать свои дела. // По имеющимся сведениям, следующие семь перемен Златоручка провела в купальне часовни, пытаясь отмыться от запаха. // На что мы только не идем ради наших матерей…], что тогда представляло огромную сумму. Но когда их привезли, «баронессе костюмы показались слишком открытыми, и она отказалась принять их» [Там же. С. 48. // Вместо того чтобы снова наполнить бассейн, Духовенство решило построить новую часовню на более высоком месте в городе Сиуолл и покинуть затопленную в Фэрроу. И если тайное строительство новой часовни Матери Священного Убийства посреди крупного метрополиса кажется вам дорогостоящим и трудоемким удовольствием, задумайтесь о следующем: // 1. Бассейн каждой Церкви наполнен приблизительно пятьюдесятью семью тысячами литров крови. // 2. В среднестатистической свинье около четырех литров крови. // Посчитайте, дорогие друзья. И спросите себя, хотели бы вы наполнять один из этих проклятых бассейнов дважды.]. Дочери рыдали и не поехали на бал. А Набоков пытался выбросить в окно судебного пристава, которого прислала портниха. Баронесса подала в суд и выиграла дело. Ей не только вернули деньги за костюмы, но и заплатили тысячу франков за моральный ущерб.

А Дмитрий Набоков вскорости женился на Марии. Брак этот был несчастным, но у них родилось девять детей. Шестым был Владимир — отец писателя.

Он с отличием закончил юридический факультет Петербургского университета по кафедре уголовного права и выбрал академическую карьеру. Восемь лет, с 1896 по 1904 год, он читал лекции в Училище правоведения, но затем из-за своей политической оппозиционной деятельности оставил преподавание.

Владимир Дмитриевич Набоков был одним из благороднейших людей России — либерал, человек высокого кодекса чести, юрист-правовед, один из основателей конституционно-демократической партии, а также либерально-оппозиционной газеты «Право» и газеты кадетской партии «Речь». В 1906 году был избран членом первого российского парламента — Государственной думы, в 1917-м он — управляющий делами Временного правительства, а в 1919-м — министр юстиции в Крымском краевом правительстве Соломона.

14 ноября 1897 года Владимир Дмитриевич обвенчался с молоденькой, очаровательной девушкой Еленой Ивановной Рукавишниковой, соседкой по имению, дочерью миллионера-золотопромышленника. Богатство семьи Рукавишниковых, происходившей из мелкопоместного дворянства, объяснялось приисками в Пермской губернии, которыми они владели с XVIII века. Василий Рукавишников, брат деда писателя, был известен как крупнейший землевладелец России. Сам же дед, Иван, был обладателем миллионного состояния, но, как писал о нем внук, был тиран, «тревожно-размашистый чудак с дикой страстью к охоте» [Набоков В. Другие берега. Указ. соч. С. 59. // • Неизбежность — ни одно жертвоприношение, принятое Церковью, не остается незавершенным. // • Неприкосновенность — нынешний работодатель Церкви не может быть выбран ее целью. // • Конфиденциальность — Церковь не разглашает личности своих заказчиков. // • Верность — Клинок обязан служить только одному работодателю за раз. // • Иерархия — все подношения должны быть одобрены Лордом/Леди Клинков или Достопочтенным Отцом/Матерью. // Первые три правила были придуманы при зарождении Церкви, но правила Верности и Иерархии кодифицировали после пресловутого события в ее истории, известного как «Сказание о Флавие и Далии». // Садитесь поудобнее, дорогие друзья. // Флавий Апулло был итрейским генералом из числа заговорщиков, свергнувших короля Франциско XV и создавших республику. Затем он стал сенатором и, поскольку из одного следует другое, несусветно разбогател. // Период после краха итрейской монархии был плодотворным для искусства профессионального убийства, и отдельным епископам местных часовен позволили принимать подношения. Сенатор Флавий Апулло начал побаиваться за свою жизнь, поскольку знал, что его соперники всерьез настроены покончить с ним, и в одну позорную перемену Красная Церковь взяла на себя обязательство убить Флавия в ту же самую неночь, в которую он нанял Клинка в качестве своего телохранителя. // Стыд и срам, дорогие друзья. // В довершение всей этой несуразицы оба задания поручили одному Клинку — женщине по имени Далия. Красивая, хитрая и несравненно владеющая кинжалом, Далия три года охраняла Флавия. За это время они стали любовниками, и Далия прикончила многих его врагов — всех, кроме самого ярого оппонента, Старейшины Тиберия. Тиберий был тем сенатором, который нанял Церковь для убийства Флавия, и по Закону о Неприкосновенности он был под защитой, пока это убийство не осуществится. Однако Тиберий умирал от Старого Доброго Сифилиса и очень хотел увидеть перерезанную глотку Флавия прежде, чем покинет этот бренный мир. // Красной Церкви грозил политический скандал, который мог уничтожить ее репутацию. // Флавий поступил умно и предложил Далии выйти за него замуж, чтобы укрепить их союз, — он полагал, что невеста лучше убережет его от любых потенциальных убийц, чем просто наемница. А потом поступил глупо, отказавшись от покровительства Красной Церкви в ту же перемену, в которую Далия приняла его предложение. // В их брачную ночь Далия заколола своего мужа. Мнения расходятся насчет того, плакала ли она в тот момент. Женщина принесла голову Флавия больному Старейшине Тиберию в качестве доказательства выполнения заказа. Удостоверившись, что репутация Церкви осталась незапятнанной, а Тиберий перестал быть ее работодателем, защищаемым Законом о Неприкосновенности, Далия замахнулась своим кинжалом и избавила Старый Добрый Сифилис от забот. // Мнения не расходятся насчет того, плакала ли она в тот момент. // После этого инцидента было решено составить настоящие правила, предписывающие как Церкви следует вести свои гребаные дела.]. Его сын, Василий, «много натерпелся от […] странного, тяжелого, безжалостного к нему отца» [Там же. // Триста тридцать три. ]. Женился Иван Васильевич на девушке образованной, дочери Николая Козлова, первого президента Российской императорской медико-хирургической академии, знаменитого врача патологоанатома, ученого, автора известной в медицинской науке работы о «Сужении яремной дыры у людей помешанных и самоубийц». Не усматривал ли Набоков связующий рисунок между собственными научно-художественными опытами в создании литературных героев, страдающих разными видами психических отклонений, и научными работами знаменитого прадеда?