Глаза Золы, восхищенной моей реакцией, заискрились.

— Ну, серьги растянули мне мочки до безобразия. Дырища была здоровенная. — Ее выражение — полуулыбка, полуухмылка — разило прямо наповал.

Исходный материал для страсти.

— И чему же мы учимся сегодня? — невинно продолжала Зола.

— Защита активов, — ответил я. — Договоры о намерениях, офшорные трасты, способы уклонения от алчных судебных сутяг. И с твоим язычком, Зола, надо слушать повнимательнее.

— Не тревожьтесь обо мне, сэнсэй. Я могу спрятать свои деньги в швейцарском банке лучше некуда.

По сей день не представляю, почему реплика Золы вернула меня к ужасам того вечера в «Аквариуме Новой Англии». Быть может, дело было в ее забинтованном ухе, а не в упоминании о счетах в швейцарском банке. Но в тот момент планета остановила свое кружение. Я забыл о Золе и классе нетерпеливо дожидающихся новичков. На грани просветления я даже забыл о леди Золотой Рыбке и ее поганом выводке. Я думал только о Чарли Келемене и последних минутах его жизни.

Убийца пытал его.

Раны. Порезы на его руках и ногах. Психологическая пытка импровизированного якоря, привязанного к его лодыжкам. Убийца истязал Чарли — и морально, и физически — задолго до того, как акулы перемололи его внутренности рядами иззубренных треугольных зубов. Зрелищная гибель Чарли на глазах у 500 человек, смотревших, как он запихивает кишки и органы обратно, была лишь маскировкой. Ее экстравагантность затмила истинные намерения.

Убийце была нужна информация.

Может, Чарли держал все деньги в швейцарском банке. Может, поближе к дому. Да хоть где. Кто-то полосовал руки и ноги Чарли на краю Гигантского океанского бассейна, пытал его болью, превосходящей боль от тысячи бумажных надрезов [Тысяча надрезов — древнекитайская казнь, метод которой очевиден из названия. Насколько это мучительно, знает всякий, кому доводилось порезаться бумагой. Для особо тяжких преступников казнь затягивали на несколько часов, делая много больше тысячи надрезов. В результате человек умирал не от травм или кровопотери, а от болевого шока. Пожалуй, одна из самых изуверских казней за всю историю человечества, сравнимая разве что с крестным распятием.]. Зачем? Чтобы заставить его говорить? Отыскать его деньги? Может, Келемены обладали огромным состоянием, куда большим, чем я сознавал? Супербогатеи нанимают телохранителей круглые сутки. А Чарли — нет. Может, это была его первая и последняя ошибка.

Когда Чарли так и не заговорил, убийца бросил его в аквариум, отчаявшись отыскать деньги, отчаявшись в точности, как я. А может, Чарли во всем сознался. Его душегуб отыскал деньги, и теперь их и след простыл. Ну, убийца хотя бы не может похитить деньги Сэм из «Келемен Груп». Суд проследит, чтобы все доходы в надлежащем порядке вернули инвесторам.

Предостережения Халека, Курца и бравых бостонских молодчиков вдруг показались не столь паническими. Более разумными. Они правы.

Убийце нужна та же информация, что и мне.

— Эй, сэнсэй, вы еще здесь?

Голос Золы вырвал меня из задумчивости, когда мы оба вошли в аудиторию. Там находились двадцать новичков — готовых, ожидающих, желторотых и бесстрашных. В их улыбках сиял энтузиазм предвкушения мудрости и военных историй топ-продюсера. Я моргнул раз, другой, подыскивая слова, мучительно стряхивая с себя кошмар «Аквариума Новой Англии».

— Слушайте внимательно, раздолбаи, — распорядился я, возвращаясь к действительности. — Приступим к защите активов.

Глава 20

— Эй, О’Рурк!

Занятия закончились, и я возвращался за свой стол. Голос Пэтти прореза́л буйный гомон брокеров, консультирующих клиентов и распекающих трейдеров. Понедельники всегда полны хлопот. Наступая мне на пятки, Гершон перекрыла оглушительные децибелы Скалли, заставив меня забыть о докучных клацаньях Каспера. Эти два слова: «Эй, О’Рурк!» выдали мое местонахождение глубоко в тылу врага из Эстрогенового переулка.

Только спокойствие. Не выдай Халека. Ни слова о «Джек Ойл».

Продолжая шагать, я избрал путь дипломатии.

— Замечательная прическа.

Золотая она рыбка или нет, но комплимент Пэтти заслужила. Ее короткие, стильные локоны приковали бы множество взглядов посетителей шикарных парижских ночных клубов. Моя стратегия проста. Протянуть оливковую ветвь. Избежать конфронтации. И позвонить Попрыгунчику Джей-Джею, как только она ретируется.

— Ты слышал про Фрэнка? — спросила она. Ее интонации тотчас меня насторожили.

— Нет, а что стряслось? — спросил я.

— Курц-то в порядке, а вот у клиента проблема.

— В каком это смысле?

— Несчастный случай на охоте. Фрэнк в выходные всадил мужику в ладонь заряд дроби. Очередной Дик Чейни [Дик Чейни — вице-президент США в 2006 году на охоте подстрелил собственного друга, за что в том же году был номинирован в лауреаты Всемирной премии за глупость (World Stupidity Award), но в финал не прошел. Однако награды все-таки удостоился — в номинации «Самый идиотский поступок года».].

— Это ужасно.

— Вот тут ты прав, О’Рурк. Держу пари, клиент закроет счет.

— Я вовсе не это имел в виду.

— Как скажешь. Ну как, ты думал насчет Попрыгунчика Джей-Джея?

— Да не особо, — соврал я. Правду сказать, с Пэтти Гершон я не поделился бы даже инфарктом, не то что клиентом.

— Слышь, босс, — встряла Энни, — Мэнди Марис у тебя на первой линии.

Мой мир разлетелся вдребезги. Будь я в Италии, эта нация позабыла бы, что такое Везувий. Сорвав трубку с рычага, позабыв о Гершон и своей команде, я взорвался:

— Что вам непонятно в слове «нет»?! Даже будь я при последнем издыхании, я все равно и словом бы с прессой не перемолвился!

Может, это была уловка бывалого репортера. Может, просто гнев. Марис контратаковала. Не спасовала ни на миг. Просто пустила кишки моему гипертрофированному эго — изъяну, присущему всем топ-продюсерам без изъятия.

— Алекс Романов помогает мне со статьей, чем только может. Вот почему он управляет хедж-фондом, а вы просто наемный служащий, боящийся даже пёрнуть без одобрения компании.

— Вот и хорошо. Потолкуйте с Романовым. — И я грохнул трубкой.

— Кто это был? — полюбопытствовала Гершон, все еще тараща глаза после лицезрения этого мини-взрыва. Энни и Хлоя удивленно моргали.

— Это долгий рассказ, а мне некогда.

— Нам надо поговорить, — проворковала Гершон, притронувшись к моему плечу в попытке разрядить напряжение.

— Пэтти, счет Джей-Джея открыт. Я не могу взять тебя в долю. — Мои откровенные слова били прямо в цель.

— Может, ваши отношения и не настолько тесны, как тебе кажется.

— С чего это ты взяла? Ты же просто познакомилась с Джей-Джеем на вечеринке.

— Мы провели вместе сорок пять минут, — парировала Пэтти. — Ты не представляешь, сколько всего может разузнать девушка.

— Например?

— У него 2,3 миллиона акций «Джек Ойл», которые ты не хеджировал.

— Это открытая информация, Пэтти. Я не впечатлен.

— Тебе нипочем не занять достаточно акций, чтобы организовать пакету Джей-Джея коллар, — стояла на своем она. — Их в обрез.

Только если ты конкурируешь за заем, Гершон.

— Плюс, — добавила она, прежде чем я успел раскрыть рот, — он на это не пойдет.

Я обалдел.

— Откуда тебе знать, что у Джей-Джея на уме? Ты что, звонила моему клиенту?

— Конечно, нет, — успокоила она. — Скажем так, я не поленилась собрать сведения.

Вот тебе и снисходительность.

— Я хочу обкатать на тебе одну идею, — добавила она.

— Ладно, Пэтти, — бросил я, изо всех стараясь изобразить, что мне просто надоело упираться. На самом же деле она раздразнила мое любопытство. — Что ты там надумала?

— Не здесь, — жеманно ответила она. — Тут все слышат. Мне уже пора на концерт дочери. Завтра я наведаюсь к твоему столу, и займем переговорную.

Я тотчас опознал профессиональный инструментарий топ-продюсера: загадка, неопределенность и намек, что самое лучшее впереди.

Неужели мной играют?

— Отлично, — ответил я без убежденности в голосе. Помешкав еще секунду, мы вдруг разошлись.

— Держи разум открытым, О’Рурк, — призвала Пэтти — позитивное мышление с головы до ног.

— Энни, утром были какие-нибудь звонки?

— Извини за Мэнди Марис, — откликнулась она, не ответив на вопрос. Очевидно, моя бурная реакция удивила и ее.

— Ты тут ни при чем, — заверил я. — Просто у меня условный рефлекс на прессу.

— Звонила Бетти Мастерс, — доложила она, с облегчением переходя к насущным делам.

— О-о?

— Ей нужен был номер твоего факса.

— Зачем? — спросил я, ощутив прилив оптимизма.

— Сказала что-то насчет аудированных финансовых отчетов «Келемен Груп». Очевидно, они были тебе нужны. Они у нее.

— Зашибись! Кстати, не звонили, часом, Крейн и Крават?

— Кто? — переспросила Энни.

— Делаю вывод, что нет. Они готовили финансовую отчетность, которую шлет Бетти.

— Еще одно, — сказала Энни.

— Дай пару минут. Мне надо безотлагательно позвонить Джей-Джею.

В «Джек Ойл» на звонок ответил незнакомый голос:

— Кабинет мистера Джаворски.

— Это Гроув. Должно быть, вы новый референт Джей-Джея. Он на месте?

— Вы не могли бы изложить вкратце, по какому вопросу?

Эту строчку доводилось слышать каждому фондовому брокеру. Это проверенный временем фильтр против телефонных приставал — досадный, когда нарабатываешь клиентскую базу, и пустяк, когда ты уже топ-продюсер.

— Он меня знает, — отрезал я. — И вы тоже будете знать.

— Гроув, — пророкотал Джей-Джей в трубке через 30 секунд, — как там мои акции?

— На полпункта выше среднего объема. Это одна из причин моего звонка. Когда мы сможем продолжить обсуждение коллара?

— На следующей неделе, — ответил он. — Я тут по уши… И, честно говоря, идея меня не очень-то вдохновляет. Не нравится мне, чтобы кто-то укорачивал мои позиции. Даже ради хеджирования.

— Кто тебе сказал о шортинге? — встрепенулся я. — Мы в своем разговоре настолько далеко не заходили.

— Я встретился с одной из твоих коллег на приеме дней десять назад.

— Пэтти Гершон?

— С ней самой, — подтвердил он. — Она растолковала весь вагон и маленькую тачку. — Джей-Джей, восточноевропейский эмигрант до мозга костей, по сей день время от времени коверкает наши идиомы. — Она умница, Гроув.

Она жрет своих мальков, Джей-Джей.

— В СКК уйма умников, — проговорил я, — и Пэтти права. Для коллара надо уходить в шорты. Но я предпочел бы обсудить эту технику в твоем кабинете, в присутствии твоего главного юрисконсульта.

— Позвони мне в следующий понедельник, — ответил он. — Выкроим что-нибудь в календаре. — Помолчал и добавил: — Ты сказал «одна из причин». А еще зачем звонил?

— Это может и обождать, — ответил я.

Джей-Джей уже затронул вторую причину моего звонка — Пэтти Гершон. Она переступила черту. Она консультировала моего клиента. Она вмешалась, тем самым подпортив дело мне. Будь она мужиком, я бы надрал ей то, мимо чего прошла липосакция.

Кресло Пэтти в Эстрогеновом переулке пустовало. Уже ушла, отметил я. Надо сделать еще звонок.

— «Крейн и Крават», — ответила секретарша после второго гудка.

— Это Гроув О’Рурк. Кто занимается «Келемен Груп»?

— Мне надо узнать. Не продиктуете ли свой номер, мистер О’Рурк? Мы перезвоним.

Вот они, преимущества ведения дел с мелкими аудиторскими фирмами.

— Будьте так любезны. Мы уже оставили не меньше двух сообщений. — Сэм в четверг. Я в пятницу.

Повесив трубку, я окликнул Энни.

— Я не хотел тебя обрывать.

— Звонила Сэм Келемен. У нее грандиозные новости.

— Что? Ну-ка, ну-ка. — Настроение у меня тотчас пошло на поправку.

— Она не сказала.

— А ты сказала ей, что я перезвоню?

— Нет, — коварно ухмыльнулась Энни. В глазах у нее плясали чертики. Больше она не обмолвилась ни словом.

— Нет? И всё?

Энни умеет дергать за мои ниточки, как никто другой.

— Не совсем. Я позволила себе вольность поманипулировать с твоим графиком.

— То есть?

— Ты обедаешь в компании Сэм в «Живце» [«Живец» — вообще-то сеть ресторанов называется «Live Bait» и сильно перекликается по смыслу с фабулой романа. Как и некоторые другие названия, в транскрипции выглядит минимум неуклюже и затемняет смысл.]. Сегодня вечером в шесть тридцать. Я велела Сэм встретиться с тобой там. И обещала, что ты не опоздаешь.

— Понятно. — Хотя наша команда и пользуется групповым календарем в «Аутлук», собственные встречи назначаю я сам. Но решение Энни мне потрафило. Голосом, шатко балансировавшим между напускным негодованием и восторгом, я поинтересовался: — Может, мне следует узнать о своем графике что-то еще?

— Да, — ухмыльнулась она. Глаза ее сияли. Энни разбирается во флирте лучше, чем Бобби Фишер [Роберт Фишер — ныне подзабытый чемпион мира по шахматам, американец. По версии журнала Chess Informant — сильнейший шахматист XX века. Именно он фигурирует в песне Владимира Высоцкого «Честь шахматной короны».] — в шахматах.

— И это будет? — спросил я, уперев руки в боки в притворном возмущении.

— Перед этим ты угощаешь нас с Хлоей выпивкой.

— А как же ее дети?

Хлоя — мать-одиночка, и вопрос об уходе за детьми приходит на ум первым делом.

— Не волнуйся. Сегодня вечером с ними посидят Хлоины родители.

— Ну, вы и авантюристки! А можно осведомиться, по какому поводу?

— Ну, босс, вроде как так: я обещала Сэм, что ты придешь вовремя. Мы тебя туда доставляем. Ну, и все остальное.

— А именно?

— Наше жюри считает тебя виновным в переработке всей команды.

— Маленькая леди, — ответствовал я, старательно подделываясь под Джона Уэйна [Джон Уэйн — киноактер, «король вестерна». Поначалу выступал под псевдонимом Дьюк Моррисон, вследствие чего за ним и закрепилось прозвище Duke, то есть «герцог».], — живо прочь отсюда, должная процедура — кредитная карта.

Упрекнуть меня Герцогу было бы не в чем.

Конец ознакомительного фрагмента