Ей были простительны небольшие галлюцинации.

* * *

Хейвен умирала. Столас поерзал на ветке, с которой наблюдал из зеркального царства за ходом разворачивающейся битвы — если это можно было так назвать.

Если бы Хейвен знала, как использовать свою магию, то могла бы завершить бой до того, как он начался. Благодаря умению обращаться с оружием она протянула дольше, чем большинство смертных, выступавших против местных злых тварей… но, в конце концов, оружия и навыков оказалось недостаточно.

Против ворграта — уж точно.

Самка мертвого Порождения Теней взывала к нему с противоположной стороны оврага, и ее жалобный крик был пронизан яростью. Столас уже запретил мстительному монстру приближаться к Хейвен, — по крайней мере, он мог позволить девушке спокойно умереть, — но на самку его запрет не будет действовать долго.

Среди всех Порождений Теней, подчинявшихся Столасу, ворграты труднее всего поддавались контролю.

Он снова обратил свое внимание на Хейвен. Смерть окружила ее, хищным зверем скользя по беззащитному телу, отмечая ее как свою добычу. Вечно терпеливый призрак, смерть ждала, когда последняя капля крови прольется на землю и смертное сердце девушки сократится в последнем ударе.

Тогда, и только тогда смерть проникнет в бренное тело Хейвен, заберет ее душу и принесет в подарок Столасу, будто гордый пес с мертвой птицей в зубах.

Вот только Хейвен не была птицей, которую можно бросить к его ногам.

Необъяснимый порыв эмоций всколыхнулся в груди, когда Столас увидел, как девушка пытается встать, цепляясь за землю, впиваясь пальцами в замшелый ковер листвы.

Она лежала на боку лицом к нему. Воюющие в ней магические силы — светлая и темная — окутывали ее тело огненными змеями золотого и синего цвета. Пряди прекрасных волос, потемневших от грязи и крови, веером рассыпались вокруг головы Хейвен.

Столас впервые увидел ее волосы распущенными. Так Хейвен выглядела моложе. Мягче и не так свирепо. Как зазубренный осколок оникса, отполированный ровно настолько, чтобы им можно было пользоваться, не проливая крови.

— Ты проиграл, — промурлыкала спутница Столаса. Ее злорадный голос проникал под кожу. — Надо было ей уходить после того, как взяла инжир. — Она плотно прижала крылья к телу и вздохнула. — Как думаешь, почему она вернулась за ядом?

— Все смертные глупы, — прорычал он, желая спуститься вниз и отругать Хейвен за такую опрометчивость.

И все же что-то в ее мужественном поступке произвело на него впечатление. Когда она приблизилась к логову ворграта, то пришла в ужас, а ее запах пропитался металлическим привкусом страха. И после того, как она нашла инжир, Столас видел сомнение на ее лице.

Хейвен хотела убежать — и все же не сделала этого.

В качестве Владыки Преисподней Столас наблюдал за людьми веками — достаточно долго, чтобы научиться понимать их лучше, чем они сами. Любой другой смертный оставил бы воинствующую Солнечную Королеву по имени Рук умирать.

Словно почувствовав присутствие Столаса, Хейвен собралась с силами и приподняла голову, глядя в его направлении. Их взгляды встретились, и хотя он знал, что она не может его увидеть, он почувствовал некую связь.

Хейвен рассмеялась, — по-настоящему рассмеялась, — а затем ее силы иссякли, и она упала обратно на листву.

Шок. Она впала в шоковое состояние.

— Это моя любимая стадия умирания, — сообщила спутница Столаса. — Люди всегда начинают творить всякие глупости.

Столас видел тысячи смертей и знал, что последует дальше. Все просто: паника, отрицание, шок, а затем спокойное чувство принятия в конце.

После этого душа покидала бренное тело. Иногда она тихо ускользала, и смерть казалась почти безмятежной. Иногда вырывалась из смертной оболочки, как будто ее выдергивала невидимая рука, и человек выглядел совершенно потрясенным этим событием.

Но всегда, всегда души приходили к Столасу неохотно и в ужасе перед новым хозяином.

— Она скоро будет нашей, — пообещала его спутница. — Кто первый?

Рычание, вырвавшееся из его груди, заставило ее запрыгнуть обратно на ветку, и оставшаяся на деревьях листва зашевелилась от трепетания крыльев за ее спиной.

— Никто не прикоснется к ней! — прорычал Столас, удивляя даже самого себя. — Понятно?!

Рот спутницы приоткрылся. Она поглядывала то на умирающую Хейвен, то снова на Столаса. «С чего это ты о ней так заботишься?» — так и читалось на ее лице, но она благоразумно промолчала.

У него были схожие мысли. Теперь ты теряешь самообладание? Из-за смертной?

Прижав крылья к телу, Столас попытался отвернуться от Хейвен, чтобы не слышать ее неровное дыхание, такое слабое и выдающее беспомощность. Чтобы не чувствовать ее боль. Страх.

Пусть она умрет. Ты достаточно ей помогал.

Но вопреки всем инстинктам он снова нашел взглядом Хейвен. И что-то в лице девушки, в свирепом изгибе губ, с которым она смотрела в глаза смерти, в ее непокорном взгляде вызвало у Столаса желание помочь ей.

— Нет, — возразила его спутница, хотя ее голос дрожал: она все еще была настороже после его последней вспышки гнева. — Ты обещал, что не станешь вмешиваться.

Столас ощутил глухое давление, а затем — почти приятное освобождение, когда когти вырвались из кончиков пальцев. В глубине души он знал, что уже принял решение спасти Хейвен, но сам себя не понимал и поэтому продолжал сопротивляться.

Множество смертных умирало гораздо тяжелее. Почему же ему так не хотелось видеть смерть Хейвен? Она нужна Столасу для выполнения плана, но это не объясняло того, что ее агония вызывала в нем непреодолимое, инстинктивное желание спасти, пронзающее его с каждым ее предсмертным вздохом.

Губы Хейвен приоткрылись, с них сорвался тихий стон, и Столас потерял самообладание. Зарычав, он расправил крылья и приготовился спикировать вниз, чтобы помочь ей.

В тот момент он был готов перевернуть вверх дном Нихл и Преисподнюю, лишь бы прекратить ее страдания…

Но в ноздри Столаса вдруг ударил чужой запах, разрушив власть, которую Хейвен имела над ним. Приближался Солис. Владыка Преисподней зарычал, увидев своего извечного врага, чья бледно-золотистая магическая аура освещала деревья вокруг.

Ашерон Хафбейн, сын Владыки Солнца из Эффендира и раб смертного короля. Его магия вспыхивала и угасала, пытаясь вырваться из тьмы, которая питалась ее пламенем. Но даже могущественный сын Владыки не смог избежать Проклятия, и его магия едва ли могла помочь.

Столас почувствовал, как губы растянулись в полуулыбке. Этого смазливого Повелителя Солнца наверняка раздражало ощущение, что его магию подавили, а как бы он взбесился, если бы узнал, что за ним наблюдают из Преисподней?

— Бедняжка, несостоявшийся герой, — поддразнила спутница, когда крылья Столаса медленно расслабились, а дыхание выровнялось. — Похоже, вместо тебя героем станет Солис.

— Ну и ладно, — пробормотал Столас, возвращаясь на свой прежний наблюдательный пост на дереве. Теперь, когда наваждение пропало, он был так же удивлен своим стремлением помочь раненой смертной девушке, как и его спутница. — Пусть этот идиот Солис разбирается с ней.

— Ты так только говоришь, но твое лицо…

— Что с ним?

— Возможно… — из тона его спутницы ушла насмешка, теперь она казалась обеспокоенной, — твоя кровь, которую ты обманом заставил ее попробовать, каким-то образом связала вас.

Столас медленно приподнял верхнюю губу и обнажил клыки. Его грудь содрогнулась от низкого рычания.

— Я сделал это лишь для того, чтобы пробудить ее силы. А теперь хватит болтать о смертной. Я не в настроении.

Опустив голову, спутница отошла подальше, а затем перепрыгнула на соседнее дерево и осторожно посмотрела на Столаса. В другой ситуации он бы уже поставил ее на место, но сегодня вечером вел себя рассеянно, и от этой хитрой Ноктис его рассеянность не укрылась.

Она проверяла границы их отношений, пытаясь понять, как далеко может зайти.

— Ты когда-нибудь задумывался, что выполнил два из трех действий, необходимых для брачного ритуала?

Столас думал об этом, но не собирался признаваться в этом своей спутнице.

— Чтобы Ноктисы могли завершить брачный ритуал, они должны выпить кровь друг друга и видеть совместные сновидения, — отметил он. — Но у девчонки нет доступа к моим снам и она добровольно не дала мне выпить свою кровь.

Неудовлетворенная ответом, его спутница обхватила себя руками и посмотрела вниз на умирающую смертную. Против своей воли Столас проследил за ее взглядом.

Извечный джентльмен, Ашерон накрывал Хейвен своим плащом. Они разговаривали. Столас наклонил голову, напрягая слух.

Неужели она назвала его по имени? А Ашерон… Почему этот дурак говорит так… ласково?

Столас уже много веков знал Ашерона. Этого Солиса можно было назвать как угодно — высокомерным, самодовольным, ублюдком, — но ласковым он не был.

Укол гнева пронзил Владыку Преисподней между лопатками, а когти удлинились. Нахмурившись, он глубоко вздохнул и попытался порадоваться тому, что Ашерон появился, чтобы спасти Хейвен, и тем самым позволил Столасу не нарушать условия пари.

И все же… он не мог избавиться от побуждения, от желания самому ее спасти. Стать тем, кого она увидит, когда очнется. Залечить ее раны, прогнать боль и снова увидеть янтарные глаза, сияющие, разглядывающие его с той же отважной глупостью, за которую ему следовало убить ее в их первую встречу.