Теперь она сгорала от нетерпения.

— Я только возьму ключи, — сказала она, интимно понизив голос, — и мы немедленно отправимся. Надеюсь, вы готовы?

3

Стоило Петеру только оказаться в машине Илоны, как его мистические опасения быстро сменились самым обычным, естественным страхом за свою жизнь. Он изо всех сил вцепился в ремень безопасности, чтобы удержаться на сиденье, когда ее автомобиль, рванув с места, сделал крутой вираж.

Это было похоже на взрыв мины замедленного действия. Хотя сама машина выглядела вполне невинно — эдакий громоздкий черный рыдван с большой серебряной решеткой впереди.

Илона с гордостью сообщила, что точно на такой модели ездил и был смертельно ранен в Сараеве наследник австрийского престола эрцгерцог Фердинанд, после чего, как известно, началась Первая мировая война.

Петер, естественно, осведомился, как удалось убийце попасть в машину, идущую на такой скорости, и она только довольно улыбнулась в ответ…

Нет, все-таки надо было настоять на том, чтобы ехать на его взятой напрокат машине. И уж, конечно, самому сесть за руль. Петер почувствовал, как под воротничок стекают капельки ледяного пота.

Его не оставляло ощущение, что он неподвижно стоит перед надвигающимся паровым катком, панически соображая, что же делать. Мечтать об этой сумасшедшей, находясь на расстоянии многих миль, в полной безопасности, это еще полбеды, но мчаться куда-то в преисподнюю, касаясь ее плечом…

— Не машина, а мечта, правда? — воскликнула Илона, в то время как автомобиль благополучно преодолевал крутой поворот, опираясь всего на два колеса из четырех.

Они выскочили на шоссе и полетели вперед на запредельной скорости. Казалось, осенние облачка над головой просто отбрасывало назад. И вдруг Петер с удивлением констатировал, что несколько машин обогнали Илону.

— Гм, — вот и все, что он смог вымолвить.

— Я слишком быстро еду? — спросила она невинным голосом. — Если что не так, скажите…

Он едва сдержался, чтобы не ответить, что она все делает слишком быстро. Но, возможно, эта мысль отразилась на его бледном лице, так как Илона немного сбросила скорость и рассмеялась.

— На шоссе медленней нельзя, — пояснила она. — Знаете, а Франц поставил на свою машину мотор от гоночного автомобиля. Получилось нечто космическое.

— Кажется, вы с Бауэром очень близки, — осмелился заметить Петер.

— Да. Очень, — явно поддразнивая его, она выделила это слово. — Я на все готова ради Франца.

— На все? — так же подчеркнуто переспросил он.

Илона взглянула на него, изобразив на лице притворный ужас. И тут же, облизнув кончиком языка губы, порочно улыбнулась.

— Если я правильно поняла, что вы имеете в виду, господин Адлер, — с неожиданной чопорностью сказала она, — то вам должно быть стыдно. Франц не свободен. Более того, его жена — моя лучшая подруга. Даже если бы я решила изменить своему непреложному правилу, — спать только с холостыми мужчинами, — то все равно никогда не смогла бы предать Амелию. Вы ведь знакомы с ней?

— Да.

— Тогда вы должны понимать, что человек, способный обидеть такую прелестную женщину, заслуживает самого жестокого наказания. Кроме того, Франц без ума от нее. Он и не смотрит на других женщин, и тем более на меня.

— Почему «тем более»? — удивился Петер.

— Потому что я ему не нравлюсь. Мы просто хорошие друзья.

— А он вам?

— Нет, святой отец. Говорю как на духу, Франц — не в моем вкусе.

— А какие мужчины вас привлекают? Она так посмотрела на него, что Петер возблагодарил судьбу за то, что не сидит за рулем. Аварии было бы не избежать.

Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем он осмелился взглянуть на Илону, но она снова сосредоточилась на дороге.

Некоторое время они мчались в полной тишине, хотя, казалось, в воздухе потрескивали невидимые электрические разряды.

Илона просто изнемогала от желания… Бог ты мой, как ей хотелось дотронуться до этого изумленного лица и целовать, целовать его, не переставая… Забыть все на свете, шептать Петеру на ушко упоительные слова, заставляя его трепетать от упоительной страсти. А как было бы чудесно освободить это прекрасное тело от сковывающей все движения одежды и ласкать его исступленно, до изнеможения…

Такого Илона не испытывала еще никогда. Ее, опытную в любви женщину, бросало в жар, когда она представляла себе, что их тела сольются в единое целое. Господи, как ей нужен этот человек! Нужен, но для чего? Для постели? А может быть…

Нет, нет и еще раз нет! Она выбрала этого мужчину для того, чтобы родить от него ребенка. Но почему тогда от одной только мысли о близости с ним все вокруг наполняется каким-то особым смыслом?


В молчании они проехали полчаса, потом еще столько же. Наконец Петер не выдержал:

— Еще далеко?

— Нет. Горы уже рядом.

И точно — длинная тень улеглась под колеса их автомобиля, в полуоткрытое окно пахнуло холодком. С левой стороны дороги потянулись пологие склоны Альп.

— Говорят, ночью на шоссе выскакивают зайцы и горные олени, — вздохнула Илона. — Бедняги. Большинство из них не успевают увернуться из-под колес.

Наконец они свернули с шоссе и двинулись вверх по горной дороге. Дул слабый ветерок, и облака неспешно плыли в вышине, то прячась за высокие горы, то нахлобучиваясь на вершины, словно белые шапки. Ветер слегка раскачивал еще влажные после дождя деревья, и они негромко поскрипывали, рассыпая тысячи капель. Порою с вершин доносился свежий запах снега, и тогда воздух становился одновременно и сладким, и терпким.

Неужели это аромат ее кожи? — подумал Петер. У него закружилась голова, и он откинулся на спинку сиденья.

Илона резко вывернула руль, и машина нырнула в сторону, на подъездную аллею. Петер приподнял голову, и сердце его сжалось от радостного предчувствия. Впереди он увидел «свой дом» — нечто среднее между современным коттеджем и уютным убежищем горных троллей.

Он вспомнил название строительного проекта — «Альпийская фиалка» — и подивился его точности. Действительно, издалека казалось, что выточенный из дерева изящный цветок зацепился за краешки гор и повис над головокружительной бездной.

Автомобиль с грохотом подкатил к гребню крутого склона, клюнул носом и остановился как вкопанный прямо на краю скалы, у несуществующей стенки строящегося гаража.

Петер с облегчением вздохнул.

— Извините меня, — сказала Илона, но в голосе ее не слышалось сожаления. — На таком автомобиле, как мой, нелегко ездить по горным дорогам. Не сомневайтесь, с вашей машиной проблем не будет.

— В таком случае в следующий раз мы поедем именно на ней, хорошо? — попросил Петер, поправляя и без того безупречно завязанный узел галстука. Ах, если бы так же просто можно было привести в порядок свои чувства!

— Как хотите.

Она с безразличным видом пожала плечами, вышла из машины и провела ладонями по бедрам, разглаживая складки на кожаной юбке.

Петер подумал, что Ирена никогда бы не села за руль такой развалюхи, да еще в умопомрачительной кожаной юбочке. И, наверное, она была бы права — со своей точки зрения. Но что поделаешь, если ему нравятся не безупречно одетые рассудительные дамы, а сумасбродки в кабриолетах времен Первой мировой войны?

Конечно, все это — увы! — не свидетельствует о тонкости или изысканности его вкуса. Что поделаешь, таким уж он уродился. Наверно, его матушка пришла бы в ужас, увидев своего сына в подобной компании… Впрочем, кто знает. После того, как умер отец, глава банкирского дома Адлеров, мать сильно изменилась. Она расслабилась, — лучшего слова не подберешь. Стала более уверенной в себе. Удивительно, но именно она поддержала его решение разорвать помолвку с Иреной и, оставив Гуго бразды правления, перебраться, — разумеется, на время, — в Австрию.

Петер втайне надеялся, что мама снова выйдет замуж за какого-нибудь хорошего человека, который будет ее обожать. Она заслужила это, ведь ей столько пришлось пережить с Адлером-старшим.

— Что-нибудь не так? — осведомилась Илона.

Петер покачал головой и, облокотившись на капот, впился взглядом в ее ярко-красные губы, изнывая от желания ощутить их вкус.

— У вас какой-то хмурый, озабоченный вид, — констатировала она. — Я давно это заметила.

— Это семейное, — сказал он смущенно. — Привычка.

— Но вам это не идет, — дружелюбно заметила Илона.

Петер был застигнут врасплох этим замечанием. Ни одна женщина не осмеливалась критиковать его так откровенно. Наверное, следовало немедленно поставить на место эту бестактную особу, но непослушные губы сами собой растянулись в улыбке.

— Хорошо. Как скажете, фрау учительница.

Она тоже мило улыбнулась, обезоруженная его кротостью.

— Понимаете, вы намного красивее, когда не напускаете на себя серьезность.

Петер, наверное, покраснел бы от смущения, если бы знал, как это делается.

— Вы так думаете?

— И вот еще что я хотела сказать, господин Адлер. Вы самый красивый мужчина, какого я когда-либо встречала. — Илона склонила голову набок, окидывая его оценивающим взглядом. — Я бы хотела нарисовать вас.

— Нарисовать меня? Вы имеете в виду — сделать портрет?

— Что-то вроде этого. Живопись — мое хобби, которое, кстати говоря, приносит неплохой доход. Но с вас, естественно, я денег не возьму. Меня привлекают разные люди. Как ни странно, среди них еще не встречался германский тип. Вы не согласитесь позировать мне? Учтите, я — профессиональный художник, неоднократно выставлялась…

— Германский тип? — Он обошел машину и остановился перед ней на расстоянии вытянутой руки. — А что вы под этим подразумеваете?

— Ну, такой современный Зигфрид: светловолосый, решительный, сильный.

Петер был польщен и смущен одновременно.

Наверное, все дело было в сверкающем взгляде Илоны. Она раздевала его глазами, вызывая ощущение, словно он стоит перед ней нагишом, в чем мать родила.

— А вы уверены, что я подхожу? — спросил он.

— Абсолютно. О лучшем натурщике я не могла бы и мечтать. И не бойтесь, что вас узнают, мы создадим некий обобщенный образ и подберем такой ракурс, что это будете и вы, и в то же время не вы.

У Петера перехватило дыхание.

— Что вы имеете в виду? Почему я должен быть неузнаваем на портрете?

— Ах, да, я забыла сказать, что пишу только обнаженную натуру.

— Обнаженную?

Он чуть не задохнулся. Стоять перед ней совершенно голым… Смотреть на нее, трепеща, а то и откровенно дрожа от едва сдерживаемого желания. Нет, это выше человеческих сил! Он так разволновался, что не заметил, как повторил последнюю фразу вслух.

— Не глупите, милый Петер. — Она мягко взяла его за руку и потянула к входной двери. — Воспользуйтесь случаем запечатлеть себя… хотя бы для потомства. — В ее сияющей улыбке была, однако, некоторая двусмысленность. — Соглашайтесь, мой Зигфрид. Обещаю вам, что никто ни о чем не узнает. Это будет нашей тайной…

Он вгляделся в это удивительное лицо. Слегка выступающие скулы, карие с поволокой глаза, сочный рот. Экзотическая, непривычная красота. Интересно, найдется ли на свете мужчина, способный отказать ей?

— Там будет видно, — холодно произнес он. — Я должен все хорошенько обдумать. Поймите, Илона, не всегда человек моего ранга и положения может поступать так, как ему хочется…

Петер оборвал себя, поняв, что проговорился. Но было уже поздно…


Илона, пряча довольную улыбку, наклонилась в поисках замочной скважины. — Только не затягивайте с ответом.

Иначе мне придется подыскать какого-нибудь другого натурщика.

Замок щелкнул, дверь отворилась и тут же захлопнулась за ними. Петер огляделся: они находились в небольшом холле-вестибюле.

Он покосился на Илону, но лицо ее скрывал синеватый полумрак, так что разобрать, шутит она или говорит всерьез, было невозможно.

Но Петер понял, что шансы стать ее следующим любовником со сказочной быстротой улетучиваются. Ну почему он сразу не согласился позировать для ее проклятой картины? Да, всему виной его идиотская фамильная гордость!

— Я дам вам ответ при следующей встрече, — поспешно пробормотал он, стыдясь самого себя.

Илона глубоко вздохнула и встряхнула головой, откидывая со лба волосы. Ее расчет оправдался, — это движение приковало его взгляд к чуть приоткрытому, такому соблазнительному рту и… вырезу на кожаной жилетке, который немного увеличился, когда она набрала в легкие воздух.

Еще секунда, и Петера было бы трудно остановить. Желание прижать ее к себе возникло мгновенно, но оно возрастало с каждой секундой, становясь навязчивым, непреодолимым… Было ясно, что, сделай он еще один шаг, и дело не ограничится поцелуями.

Его глаза растерянно обежали полутемный холл. В одном углу — груда кирпича, в другом — грязная тачка, под ногами — обрезки досок. Заниматься любовью в таком месте? Нет, это было бы слишком! Но как хочется схватить эту стервочку и, заломив назад руки, прижать к шершавой, бугристой стене…

Устыдившись своего порыва, он сжал руки в кулаки так крепко, что ногти впились в ладони. Это немного отрезвило Петера. И вот уже не первобытное существо, не Зигфрид-победитель, а полноценный продукт современной цивилизации по имени Петер Адлер топтался на груде строительного мусора, мучая непослушными пальцами злополучный узел безукоризненно завязанного галстука…

— Может быть, все-таки посмотрим дом, — едва выдавил он и, помолчав, добавил: — У меня вечером назначена встреча с австрийским партнером.

Это была ложь, но ложь во спасение. Он больше так не мог, ему было просто необходимо отвлечься — для того, чтобы собраться с мыслями и вернуть себе привычную уверенность. Настоящий Адлер всегда держит ситуацию под контролем, и потому Петер должен до конца сопротивляться действию колдовских чар!

— Деловой ужин? — спросила Илона беспечно, подведя его к двери на лестничную клетку и отпирая ее.

— Что-то вроде этого.

— И вы не можете его отменить?

Она спокойно встретила его вопрошающий взгляд.

— Но… ради чего?

— Хотя бы ради меня. Знаете, Петер, с тех пор, как Амелия в больнице, бедняжка Франц стал очень плохо питаться. Поэтому я иногда готовлю ему что-нибудь вкусненькое и как раз сегодня собиралась сделать это. Может быть, вы захотите с нами поужинать? У нас будет прекрасная возможность все обсудить. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду… — не договорив, она подняла руку и описала ладонью плавный полукруг.

Еще один укол ревности, и такой болезненный! Ни одна женщина, в том числе и Ирена, никогда не готовила для него домашнего ужина. А Илона собирается сделать это для Франца! Черт возьми, все это ему очень не по вкусу!

Делать нечего — придется «отложить» деловую встречу. Не может же он оставить ее наедине с этим архитектором.

Хорошо, допустим, они не любовники, но кто знает, что может произойти дальше?

Илоне явно не хватает мужчины в жизни и в постели. Иначе зачем ей так напористо его атаковать?

Нет, он, Петер, не имеет ни малейшего желания уступать другому место, которое планирует занять сам. Только дурак может сбежать и оставить этот лакомый кусочек какому-нибудь… любителю горячих блюд. В том, что Франц именно таков, Петер уже не сомневался.

И потом… Илона говорит, что никогда не спит с женатыми мужчинами. Возможно, возможно… Но, скорее всего, она просто-напросто не интересуется этим. Ведь не спросила же она у него самого в тот первый вечер. Да и сегодня…

— Франц считает, что мясные блюда мне удаются, — подлила Илона масла в огонь. — Как вы относитесь к кусочку прожаренного сочного мяса, Петер?

— Вы сделали мне предложение, от которого невозможно отказаться, — вздохнул он, и услужливое воображение тут же нарисовало ему не менее соблазнительную гастрономическую картину: после совместно проведенной ночи, утром, она подает ему завтрак в постель — естественно, все еще обнаженная… — Но при условии, что мне понравится дом, — с показным равнодушием добавил он.

Его разум все еще отчаянно сопротивлялся, не желая признавать, что плоть только и ждет, чтобы подчиниться этой колдунье. Черт с ним, с домом, подумал Петер, — ведь он покупает его в придачу к горам, свисту ветра в ушах, сиреневому снегу под полозьями лыж и тому дивному ощущению, когда ты, точно птица, летишь вниз по крутым склонам прямо в разверзающуюся у ног бездну.

Вот и сейчас неведомая сила подхватила его и тащит… Но куда, вверх или вниз?

— Ну, так как, вам нравится? — спросила Илона.

Они уже стояли на балконе второго этажа. Вид отсюда открывался великолепный! Но Петер был не в состоянии реагировать на красоты природы. Единственное, что волновало его, — это стоящая рядом Илона. От ее гибкого стройного тела исходил мускусный аромат духов.

— Конечно.

Он слегка повернул голову. Даже при ярком солнечном свете кожа ее выглядела прекрасно — нежная, бархатистая. И на этом светлом бархате сиял темный янтарь глаз, вспыхивали рубины губ.

Петер усилием воли заставил себя опустить глаза.

— Я постараюсь как можно скорее оформить покупку. — Он вцепился в перила и окинул невидящим взглядом великолепную панораму гор.

— Так вы согласны! — воскликнула Илона. — Умница! Франц будет очень рад.

Он очень переживает из-за того, что строительство заморожено. Да и я немного развлекусь, работая над интерьерами. Вы разрешите мне оформить все на свой вкус, Петер? — Она слегка дотронулась до его запястья. — Надеюсь, вы не из тех, кто учит художника, как делать его работу?

От этого мимолетного прикосновения по всему телу Петера пробежала дрожь.

— Я всегда и во всем привык доверять профессионалам, — сказал он сухо.

Илона кивнула в знак одобрения и убрала руку.

Ей стоило большого труда не расхохотаться. Нет, этот Адлер просто неподражаем! Он все воспринимает невероятно серьезно — и саму жизнь, и себя, и ее, Илону. Он просто деревенеет, когда она дотрагивается до него, даже случайно. Вот кому нужно расслабиться, причем немедленно, в ближайшие же дни.

— Вы не будете возражать, если я подберу для вас и мебель? — промурлыкала она, продолжая гипнотизировать Петера своими бездонными глазищами.

Поймав его взгляд, она часто-часто заморгала длинными черными ресницами и облизнула губы кончиком языка. По тому, как пристально он смотрел на ее рот, как вспыхнули его глаза, она догадалась о силе пылающего в нем пожара. Но… когда же он все-таки капитулирует?

— Мебель, Петер, — повторила она, так и не услышав ответа.

— Да. Конечно… То есть, я полагаю… И тут Илону осенило. Перед ней один из тех клиентов, которые, сделав заказ, тут же о нем забывают. Их не волнует, какими будут дом и мебель. Им нужна только крыша над головой и предметы первой необходимости. Ну и, конечно, несколько пар горных лыж в кладовке. И это все. Главное в их жизни — не дом, а работа…

— Знаете, иногда мне бывает достаточно одного взгляда на клиента, чтобы определить его вкус, — продолжала она. — Ведь большинство людей выражают себя не только в одежде, но и в обстановке? И вы в том числе… На мой взгляд, ваш стиль — консервативность, традиционность.

— Но я совсем не хочу, чтобы мое жилище напоминало средневековый замок, — неожиданно запротестовал Петер. — Да, мне нравятся строгие пропорции… Но я отнюдь не против деревянных панелей и витражей из цветного стекла. Пусть в этом альпийском домике будет светло и уютно. — Он говорил с таким азартом, что Илона была потрясена. — Что касается мебели… — Его серые глаза, обычно такие холодные и спокойные, вдруг ярко вспыхнули. — Знаете, я люблю сочетание яркого неба и чистого снега. Пусть ковер будет голубым, а кресла и стены — белыми. И столы светлые, прозрачные, из стекла. А кровать, наоборот, массивная и широкая. Такая, что нырнешь и, кажется, уже не выплывешь наружу. Остальное… Остальное можете сделать по своему вкусу.