— Я люблю тебя, — шепнула я, не осознавая, что несу эмоциональную чушь.
Она перехватила мой взгляд, глядя на меня с самым милым и ласковым выражением. Затем Джин выпятила губки, и я было уже решила — она повторит эти три слова. Вместо этого она использовала два.
— Я знаю.
И вот тут я расхохоталась. Во весь голос. Уж Джин-то знала наверняка, что мне было нужно после долгого и утомительного перелета и после бегства от последнего клиента, которого я теперь считала чуть ли не названым братом — и вдобавок меня беспокоила мысль, что всего через три коротких дня придется вновь сесть в самолет для встречи со следующим клиентом. Я задержалась в Бостоне на два лишних дня. Обычно требовалось, чтобы я проводила с клиентом где-то двадцать четыре дня, так что у меня оставалось шесть или около того на личные дела и два дня на перелеты. Я даже ни разу не бывала в Калифорнии с января, и вот май начнется уже через три дня. Еще один месяц, еще сто тысяч долларов в копилку Блейна.
Я протянула Джинель конверт с чеком.
— Оставишь это в отеле у администратора? Чтобы сэкономить мне марку?
— Конечно, детка.
Она взяла конверт с последним платежом и запихнула в сумочку, одновременно подруливая к бордюру у дома моего детства.
— Ты, наверное, проголодалась. Мэдс готовит ужин в честь твоего приезда. Мясной рулет, картофельное пюре, кукурузу и знаменитый шоколадно-вишневый пирог твоего папани на десерт.
Сообщив это, Джинель распахнула дверцу, обошла машину и, открыв багажник, извлекла из него ящик пива.
— Я и в самом деле люблю тебя, — объявила я, глядя на пиво.
Затем я перевела взгляд на наш дом-развалюху, с крошечной верандой и единственной голой лампочкой над ней. В окне, сквозь кружевные занавески, было видно, как моя маленькая сестренка накрывает на стол. Для меня. Потому что я вернулась домой. Ничего лучше и не придумаешь.
Джин обняла меня за плечи и подтолкнула к дому.
— А я действительно уже это знаю. Ты что, в первый раз меня не расслышала?
Чтобы подчеркнуть свои слова, она закатила глаза и фыркнула. Я покачала головой и крепко ее обняла.
Стоило мне открыть дверь, как в нос ударил аппетитный запах жарящегося мяса, овощей и чеснока.
— Мэдс, я дома! — крикнула я, бросая сумку на ободранный боковой столик и ожидая восторженного вопля.
Мэдди всегда славилась своим восторженным детским визгом. И сегодня ничего не изменилось.
Не успел вопль утихнуть, как в меня уже врезалась моя долговязая сестренка. Я крепко вцепилась в нее, едва удержавшись на ногах.
— Малышка, я так по тебе скучала! — выдохнула я, как можно крепче прижимая к себе ее тонкую фигурку.
Я не видела ее около двух месяцев, но, кажется, она уже начала наливаться — постепенно терять всю эту юношескую худобу и приобретать женственные округлости, унаследованные нами по материнской линии. Ее сиськи определенно подросли, да и бедра стали чуть пышнее. Выпутавшись из объятий Мэдди и из облака вишнево-миндального запаха, я заглянула ей глубоко в глаза. Широченная улыбка, которую я так обожала, расплылась по лицу сестры.
— Самая красивая девчонка в мире. Но только когда улыбается, — сказала я, повторяя ту самую фразу, что твердила ей уже почти десять лет.
Щеки Мэдс очень мило зарумянились, и она снова меня обняла. На сей раз она прижала меня к себе намного сильнее и, по ощущениям, не хотела отпускать.
— В чем дело?
Прижав ладони к ее щекам, я заглянула ей в глаза. Мэдди тряхнула головой, так что слишком длинная челка упала ей на глаза.
— Ни в чем. Просто я очень рада, что ты здесь. Я приготовила все твое самое любимое.
— Да я уж чувствую.
В ту же секунду мой желудок решил во всеуслышание объявить, что я не ела целую вечность, и оглушительно заурчал.
— Суп на плите, — сказала Мэдди и потащила меня за руку к кухне.
Джинель пошла за нами. Да, это прекрасно. Побывать дома — именно то, что мне требовалось.
— Мы едем на Гавайи! — эхом разнеслось по комнате, причем с такими децибелами, что едва не полопались стекла.
— Боже правый! Остынь, пожалуйста! — взмолилась я, прижимая ладони к ушам.
— Да ты что, шутишь? Я еду на Гавайи? Да я даже из Невады не выезжала, не считая того раза, когда навещала тебя в Калифорнии, а теперь я пересеку долбаный океан с китами, рыбами и всякими разными тварями! Да черт меня побери! — завопила Джинель, швыряя в рот новую порцию жвачки и заливая ее гигантским глотком пива.
Жуть. Я решила никак не комментировать это сомнительное сочетание, потому что она не курила — и это было серьезным достижением.
Отхлебнув из собственной бутылки, я поставила ее на кухонный прилавок из жаропрочного пластика.
— Успокойся. Да. Я оплачу вам обоим перелет на Гавайи в этом месяце. Вам надо вдвоем решить, когда это лучше всего сделать. Приезжайте на неделю или около того и поживите в бунгало, в котором они меня поселят.
Тут я подняла обе руки, чтобы меня не перебили.
— Значит так, я не знаю, какие там будут условия, — может, нам придется спать втроем в одной кровати, но зато халявная поездочка… почему бы и нет?
— Да, мать твою! Да я готова спать на гребаном полу!
— Джин, потише с матюгами в присутствии Мэдс. Боже.
— Ох, пожалуйста, я уже не маленькая девочка. Собственно говоря… в прошлые выходные я официально стала женщиной.
Голос Мэдди прозвучал высокомерно и сухо — совсем не тот тон, который мне хотелось бы слышать из уст моей сестренки.
Я зажмурилась. Рука непроизвольно оттолкнула бутылку с пивом, так что та чуть не покатилась по прилавку. Джин вовремя ее перехватила, пока пиво не разлилось по всей кухне.
— Мэдс… — прошептала я.
Мэдди поджала губы и застенчиво улыбнулась, водя пальцем по столу.
— Мы можем обсудить это позже? — сказала она, покосившись на Джинель.
Несмотря на то что я считала Джинель названой сестрой, они с Мэдс никогда не были настолько близки. Конечно, они любили друг друга, но их дружба не предполагала полной откровенности, как наша дружба — а, точнее, сестринская любовь, — с Мэдди.
Джинель нарочито глянула на часы.
— О, посмотрите-ка. Время двигать! — громко проговорила она. — Похоже, мне надо отовариться купальничком. Ох, и да, завтра в час у нас начинается день спа, чтобы собрать, отполировать тебя заново и выпустить на ринг. Снова идем втроем. Круто?
— Джин… спасибо. За все. Ты знаешь, что… — начала я, но Джинель, как обычно, не обиделась на то, что Мэдди хочет поговорить со мной с глазу на глаз.
Обхватив рукой за плечи, Джин обняла меня, а затем чмокнула Мэдс в макушку и взъерошила ее волосы.
— До завтра, сучки!
— Пока! — в унисон ответили мы с Мэдди.
Напряжение в комнате ощутимо возросло, хотя ничего зловещего в этом не ощущалось. Скорее, нечто в стиле «да колись уже ты наконец!».
— Я не хотела, чтобы это произошло… — начала Мэдди, и ее глаза наполнились слезами. — Я собиралась сначала поговорить с тобой, но мы так классно проводили время вместе, и он так любит меня, а я его…
Накрыв ее ладонь своей, я заглянула в ее милые глазки.
— И… как это было?
Она облизнула губы и опустила голову.
— Больно. У меня немного потекла кровь, но он двигался так медленно. Настолько, что прямо трясся от усилий. Он боялся сделать мне больно, и на самом деле болело совсем недолго.
Я улыбнулась. Из моих собственных глаз полились слезы, скатываясь по щекам. Моя малышка выросла.
— Тебе это понравилось?
Мэдди быстро кивнула.
— Мы с тех пор сделали это еще два раза, — хихикнула она. — И эти два раза были в миллион раз лучше!
Я рассмеялась, зная, о чем она говорит.
— И что насчет ваших отношений? Как он ведет себя сейчас? По-прежнему без нареканий?
Глаза Мэдди вспыхнули, словно именинный пирог, весь утыканный свечами.
— Ох, он такой классный! Каждый день повторяет, что я самая красивая девушка на свете, и что он любит меня, и что однажды мы непременно поженимся.
Сжав руки у груди, она отрешенно уставилась на кухонную стену.
— Он просто совершенство, Миа. Все, о чем я когда-либо мечтала. Все, что ты велела мне найти перед тем, как я решусь на этот шаг. Я счастлива до невозможности.
Сорвавшись со стула, я заключила ее в объятия — мне необходимо было ощутить ее близость.
— Я так рада, что у тебя был хороший опыт, и что мужчина, с которым ты встречаешься, любит тебя такой, какая ты есть. Ведь это так, да? Он любит тебя и за твою истинную, внутреннюю красоту, а не только за то, что снаружи?
Мэдди лихорадочно закивала, пока я гладила ее по голове.
— Думаю, да. Он все время повторяет это мне. Вообще-то он хотел поговорить с тобой. Я сказала, что сегодня вечером не получится, но, может, завтра ты согласишься поужинать у его родителей. Они хотят познакомиться с моей семьей… и, ну, ты все, что у меня есть.
Сердце вновь волной захлестнуло чувство вины, гнев на бросившую нас мать и сожаление при мысли об отце, который не способен был привести себя в норму на сколько-нибудь продолжительное время, чтобы поддерживать нас в важнейшие периоды нашей жизни. По крайней мере, Мэдди. Она этого заслуживала.