Я медленно вдохнула и вздрогнула от пронзившей спину и голову боли. Взгляд Тая стал еще темнее, если это вообще возможно. Стиснув его руку, я попыталась пожатием выразить то, что не могла передать словами. Он закрыл глаза, наклонился и нежно меня поцеловал.

— Никто не смеет причинять боль моей ‘aiga. Моей семье.

Он ударил себя по груди, словно могучая горилла. И снова это же слово. «Семья».

— Тай, который сейчас час? Ты что, сел в самолет сразу после звонка?

Он коротко кивнул, и я опустила голову от стыда. Все эти чудесные мужчины, беспокоящиеся обо мне, опекающие меня. Не так-то просто это было переварить. Да еще вдобавок к тому аду, через который я прошла прошлым вечером.

— Я хочу, чтобы ты вернулась со мной на Гавайи. Мы с Эми будем ухаживать за тобой. Tina с радостью тебя понянчит.

— Ты же знаешь, что я не могу это сделать, Тай. Мне надо работать.

Я снова прижала пальцы к вискам.

— Пресса просто в экстаз придет. Черт, что же мне делать? Шипли — очень известное имя, а Уоррен… о господи, его сын.

По моим щекам покатились слезы, и я закрыла лицо руками.

— Уоррен позаботится о том, чтобы его сын понес заслуженное наказание за свои поступки, — раздался громовой голос самого Уоррена Шипли. — Милая девочка… — взволнованно произнес он, подходя к моей кровати.

Кэтлин спешила следом за ним, но ее рот был прикрыт ладонью — она молча плакала.

— Я прошу прощения за то, что сделал Аарон. Мы бы пришли раньше, но нас задержала полиция и ополоумевшая пресса. Это целиком моя вина.

Я попыталась не выдать голосом клокотавшие во мне эмоции, но это не сработало.

— Нет, Уоррен. Это целиком его вина.

— Я знал, что он становится неадекватным, когда выпьет. Вот почему он редко употреблял алкоголь. В прошлом у него были проблемы со спиртным — напившись, он вел себя агрессивно, но я считал, что все это позади. Естественно, до того момента, когда я сообщил ему о наших с Кэтлин отношениях. Казалось, в нем что-то сломалось.

— В нем определенно что-то сломается, — прорычал Тай, сидевший рядом со мной.

Уоррен быстро перевел взгляд на Тая, а потом принялся медленно поднимать голову, глядя, как тот поднимается. На лице мистера Шипли появилось ошеломленное выражение. Такое в присутствии моего самоанца происходило часто. Он был необычайно высок и внушителен, и красив как бог.

— Я так понимаю, это твой друг?

Тай снова стукнул себя по груди жестом альфа-самца.

— Родственник.

Улыбнувшись, я потрепала Тая по руке и потянула вниз, вновь заставляя сесть. Он тихо уселся, целиком сфокусировав взгляд на мне — как будто остальные собравшиеся в комнате были облаком докучливой мошкары и раздражали его одним своим присутствием. Боже, я обожала Тая.

— Что ж, в качестве извинения мы готовы полностью оплатить твои больничные счета, обеспечить наилучший уход после выписки и предоставить любую сумму в качестве компенсации за ущерб и потраченное время. Как бы мне ни было отвратительно то, что произошло, — и поверьте, Миа, все это ужасает меня больше, чем вы в состоянии представить, — хрипло произнес Уоррен и нахмурился так сильно, что морщины проступили на его лице намного отчетливей, чем прежде, — но я вынужден думать и обо всех тех людях, которым пытаюсь помочь. Если о случившемся станет известно, это не только политическое самоубийство моего сына и крах моего проекта, но и ставит под угрозу все те жизни, что мы собирались спасти…

Он тряхнул головой и потупился от стыда, не в силах продолжать.

— Господи Иисусе. Они хотят замять все это. Из-за политика? — сказал Тай дрожащим голосом. — Подружка, так не пойдет. Должно свершиться правосудие…

Но тут я оборвала его.

— Тай, на кон поставлено больше, чем тебе известно. И я все тебе объясню. Позже. Когда мы останемся наедине, обещаю.

Я встретилась с ним взглядом, молча умоляя послушаться меня и сбавить обороты. Он сжал губы и заломил бровь, но ничего не сказал, лишь крепче сжал мою ладонь. Затем, глубоко вдохнув и медленно выдохнув, я произнесла слова, которые не ожидала услышать от себя даже в страшном сне.

Я давала потенциальному насильнику возможность уйти безнаказанным. Мне пришлось собрать все свои душевные силы и вспомнить обо всех тех мужчинах, женщинах и детях, которые никогда не получат современных лекарственных препаратов и медицинского обслуживания, как в Штатах. Если проект Уоррена не осуществится, помощи им не видать. Он потеряет всех инвесторов, а в особенности мистера Бенуа, если правда выплывет наружу. С другой стороны, прессе не понадобится приложить много усилий, чтобы раскопать информацию о моих нанимателях. Это негативно повлияет не только на жизнь семейства Шипли, но также и тети Милли, Уэса, Алека, Тони, Гектора, Мейсона, Д’Амико, привлекшего меня в прошлом месяце к своей рекламе купальных костюмов, Тая и всех их близких.

Приняв окончательное решение, я изложила его Уоррену в единственной форме, которую можно было счесть хотя бы отдаленно разумной — и после которой мне не стыдно будет взглянуть на свое отражение в зеркале завтра поутру.

— Уоррен, я не скажу ни слова и не буду выдвигать обвинения, но у меня есть определенные условия.

Уоррен взял мою свободную руку и кивнул. Кэтлин продолжала плакать.

Я медленно перечислила все то, что считала правильным.

— Он пройдет программу реабилитации. Мне плевать, будет ли это частная, анонимная клиника. Пусть возьмет отпуск по семейным обстоятельствам. Придумайте что-нибудь. Как бы то ни было, ему нужна помощь. Еще ему потребуются занятия по управлению гневом с квалифицированным специалистом.

— Договорились, — ответил Уоррен без малейших колебаний.

— И я хочу, чтобы он от руки написал письмо, в котором бы пообещал, что обратится за помощью, и чтобы оригинал передали мне. В письме будет сказано, что он сделает все перечисленное или я обращусь к журналистам, независимо от того, истечет или нет срок подачи иска. Я поделюсь этим письмом с прессой и подробно опишу, почему ему следует обратиться за помощью. Вы это поняли?

Уоррен кивнул и поцеловал мне руку.

— Миа… мне так жаль. Милая девочка, мне так жаль. Благодарю тебя, благодарю тебя за твою доброту.

— И последнее… деньги.

— Все что пожелаешь. Миллионы, любая сумма.

Это заставило меня замолчать. Уоррен готов был заплатить мне миллионы долларов, лишь бы уберечь сына от неприятностей и спасти свой проект. С другой стороны, с таким богатством, как у Уоррена Шипли, миллионы, вероятно, лишь капля в море. Мне было противно думать, что он пытается подкупить меня, — но я знала, какое у него сердце. Несомненно, единственной его целью было помочь мне, облегчить боль любым доступным способом. Деньги — вполне обычный подход для того, кто родился с серебряной ложкой во рту.

— Ни монетки. Я не возьму ни цента. Никаких соглашений и денег, заплаченных за молчание. Я не шлюха — я женщина, которую он оскорбил. Он должен был отправиться в тюрьму за то, что сделал со мной, Уоррен, — но ради вас и ради той помощи, которую вы пытаетесь оказать неимущим жителям других стран, я отступаю. Я готова пойти против всех своих убеждений, чтобы ничто не могло помешать развитию этой программы. Не заставляйте меня пожалеть об этом.

По лицу Уоррена скатилась пара слезинок, но он поспешно их стер. Я похлопала его по щеке. По его глазам было видно, что он меня понял. Что ему ясны мои предпосылки и то, чем я жертвую, и что он уважает масштаб этой жертвы. Уоррен двинулся к выходу. Кэтлин обняла меня в той материнской манере, которую я так любила, и залила слезами больничную рубашку, крепко прижимая меня к себе. Ссадины на спине начали ныть. Стоически, как воин, только что покинувший поле битвы, я сцепила зубы и, невзирая на боль, обняла Кэтлин в ответ. Ей это нужно было не меньше, чем мне.

* * *

Несколько дней после выписки я оставалась в Нью-Йорке, и вокруг меня хлопотали Мейсон, Тай, Рейчел и Кэтлин. Уоррен держался на расстоянии, хотя и посылал мне цветы дважды в день. Мейсону и Таю понадобилось все это время, чтобы справиться с душившим их гневом. Любопытно, что эта парочка мгновенно поладила — они перекидывались шутками, как старые приятели, и подкалывали друг друга на тему спортивных команд и различий между жизнью на материке и на островах.

В конце концов, я уговорила Тая вернуться обратно к семье и к его девушке. Эми всячески поддерживала меня, посылая смешные смски и картинки, чтобы поднять мне настроение. У нее было доброе сердце, и я искренне радовалась тому, что Тая ждет дома такая девушка.

В последний день перед отъездом Тая мы сидели на балконе «Фор сизонз», наслаждаясь видом.

— Офигительно, да? — сказала я, махнув ногой в сторону панорамы нью-йоркских небоскребов.

— Я предпочитаю простор океана и пальмы огромным зданиям и городским огням, — пожав плечами, ответил Тай, — но понимаю, что кому-то это может показаться привлекательным. Слишком многолюдно, слишком суматошно — слишком много всего для меня.

Я поразмыслила над тем, что он сказал. Слишком много всего. Да уж, тут Тай не ошибся.