Я же нахмурилась:

— Есть легкое чувство, что ты мечтаешь от меня избавиться.

— Мечтаю! — добил он. — Лети, лети, птенчик из гнезда, в добрый путь. А то у меня пенсия-то приличная, а тратить ее некуда, пока ты тут меня контролируешь!

— Пап, но у тебя ведь слабое сердце!

— Сердце зависит от морального комфорта, дочка! И каждому человеку надо иногда нагишом растянуться с бокалом вина на диване и помечтать.

Представила, вздрогнула и поспешила скрыться в своей комнате. И почему он все время молчал? А может, не молчал, и именно потому сестра с братом поспешили «улететь из гнезда»? А я не была в курсе, пока учебу не закончила и на работу не устроилась? Милота какая. Жаль, что эта работа ненадолго…

Глава 4. Андрей

Коля хохотал в голос и называл меня злобным инфантилом. Я воспринял этот эпитет как факт дружеской поддержки. С волками жить — по-волчьи выть, то есть хочешь победить наглую дрянь — играй по ее правилам.

Сначала я думал на посту охраны оставить приказ — мол, если секретарша моя посмеет явиться на шпильке ниже девяти сантиметров, то выгнать ее переобуваться. А потом решил играть тоньше. За один день я каким-то образом уловил, что эта ни перед чем не остановится. И если так, то охране столь важную миссию лучше не доверять — сам справлюсь. Для того приехал в офис раньше обычного и остался возле стойки охраны. Парни почему-то сразу перестали весело что-то обсуждать и уставились в мониторы с таким интересом, как будто там не пустые коридоры показывали, а занимательный детектив.

И попал в самую точку. Даже обомлел от радости! Татьяна-чтоб-ей-пусто-было-Георгиевна превзошла мои самые смелые надежды, я с растущим восторгом рассматривал ее с пят до головы: тряпичные кеды, рваные джинсы — на правой ноге голая коленочка торчит, а вот сверху блузка — новая. Она не растерялась, когда увидела мою победоносную улыбку, а остановилась в паре метров, приподняла руки и легко покрутилась. И только потом поприветствовала:

— Доброе утро, Андрей Владимирович. Дресс-код, как вы и требовали.

Я не мог не улыбаться во все зубы, просто физически не мог:

— Потрясающе. Это самая высокая шпилька в твоем гардеробе? — я кивком указал на кеды.

Вся охрана заинтересовалась, а некоторые даже через стойку перевалились, не стесняясь ухмыляться. Таня округлила глазки:

— Тут дело такое, Андрей Владимирович, что некоторые мелочи пришлось отложить до зарплаты! Хотя, если вы выплатите мне сегодня аванс, то я обязательно что-нибудь придумаю!

— Аванс, значит, — теперь я улыбался с угрозой. — С ума сойти от такой наглости.

— Тогда проявите понимание! Денег нет, но я держусь! — она развела руками, без стеснения доигрывая сцену перед зрителями, часть из которых начала и гоготать. — Или что же, выгоните переодеваться?

О, нет. Изначальный план такой и был, но я ведь не думал, что чувство протеста занесет ее так далеко?

— Что ты, проходи, пожалуйста, скоро рабочий день начинается, — развернулся и направился к лифту.

Наконец-то, ее веселье исчезло. Догнала и уточнила:

— А что это с вами, Андрей Владимирович? Даже не психуете! Вы на успокоительных, что ли?

— Угу, — я не скрывал торжества. — На это и был твой расчет: я тебя отправлю переодеваться, а ты заявишь, что квартира на другом конце города и вернешься после обеда.

— Вообще-то, собиралась ближе к вечеру, — буркнула она.

Дождался, пока она войдет в лифт, потом нажал кнопку нужного этажа. Она повернулась к двери. Дери меня черти! У нее и сзади разрезы на джинсах — один чуть-чуть пониже ягодицы. Захотелось запустить туда палец и разодрать посильнее. Но эта стерва же сразу накатает заяву о сексуальных домогательствах, потом отбрехивайся, что действие было продиктовано исключительно задорным характером и желанием еще сильнее обострить обстановку! Сосредоточился на разговоре:

— Вот-вот. Кое-кто посчитал тут себя самой умной?

Она пожала плечами, не оборачиваясь:

— Было дело. Надеялась хотя бы на истерику с битьем головой о стену.

— Зачем такие крайние меры? Я просто собираюсь прямо сейчас придумать тебе какое-то поручение и отправить к моему отцу. Мне ничего не надо говорить — пусть сам посмотрит и начнет делать выводы.

— Хитро! — рассмеялась она. — Но у меня на такой случай брюки в сумке.

— Хитро… — признал я в ее лице достойного противника. — Но победу пока не празднуй, не на того нарвалась.

— Да знаю я, на кого нарвалась, — как-то тише и спокойнее ответила Таня.

Эта фраза смутила непонятностью. До сих пор вырисовывалась такая картина: ей дико не понравился мой первый прием, но наших отцов она огорчать не собиралась, потому и решила держаться, пока я сам ее не уволю. А я ее не уволю по тем же самым соображениям. Ничего личного. Но в последнем прозвучало именно личное:

— Таня, ты как-то слишком охотно воспылала ко мне ненавистью.

Она склонила голову и не ответила, пришлось продолжить самому:

— Это из-за того, что я не хотел принимать тебя на работу? Но ты так правдоподобно синела полосами. А потом неожиданно переметнулась на темную сторону. И теперь я хочу видеть тебя на этой должности еще меньше. С моей стороны легкая неприязнь логична.

— С моей тоже, — ответила она и вышла в открывшиеся двери.

Взгляд снова зацепился за прорезь в джинсах. Но теперь я думал совсем о другом. Такая подставит — наглости хватит, сорвет переговоры или сделает опечатку в нужном месте, которую я когда-нибудь пропущу. Но притом будет изображать из себя рабочую пчелку, чтобы не нашлись свидетели законности ее увольнения. И откуда ждать подвоха? Да откуда угодно! Теперь мне придется каждую бумажку проверять по десять раз, чтобы не вляпаться в неприятности… Интересно, отец предполагал, что именно так может все обернуться? И поверит ли, если я прямо об этом скажу?

В любом случае, мне выгодно сейчас охладить пыл. Подошел к столу, где она уже размещалась, и произнес проникновенно, продумав каждое слово заранее:

— Татьяна, предлагаю объявить перемирие. И приношу извинения за свою первую реакцию. Я готов дать тебе шанс проявить себя и буду оценивать твои навыки по факту, а не по первому впечатлению. Сделай, пожалуйста, кофе. И три ложки сахара, помнишь?

В ответ она вскинула обе брови. Я не стал дожидаться пламенных признаний в бесконечной преданности, а пошел в кабинет. Вот! Я идеален! Сейчас она все переварит и поймет, что пора вести себя как взрослый человек! Начнет вырабатываться, чтобы оправдать уже и мои, а не только наших отцов, ожидания, а я тем временем придумаю способ, как ее быстро и основательно подставить. Все верно, враг не должен знать о готовящейся атаке, тогда и не ударит первым.

Кофе она принесла, показав тем самым, что все хорошо расслышала. Но сказала почему-то совсем другое:

— Хорошо, Андрей Владимирович, я постараюсь хотя бы не нарываться на открытые конфликты, раз вы извинились. Кстати, не могли бы вы извиниться еще раз, а то мне немного не хватило…

У меня челюсть чуть не упала на стол. С трудом взял себя в руки и ответил предельно спокойно:

— Уверен, одного раза вполне достаточно.

— Но…

— Не перегибай! Я и без того сделал над собой немыслимое усилие.

— А… Понимаю, — она смотрела в пол и говорила неуверенно. — Таким, как вы, наверное, вообще сложно признавать свои ошибки? Не такой у вас характер… Владимир Александрович начинал с нуля, он сам рос вместе с этим бизнесом, а вас, наверное, с детства в золотых подгузниках растили и простой человечности научить не смогли. Я не осуждаю, наоборот, пытаюсь проникнуться вашими особенностями.

Встать, взять и вышвырнуть. В окно. Отсидеть лет десять. Выйти. Быть счастливым.

Но я свой пост не только по праву фамилии занимаю — я каждый день доказываю миру, что достоин этого места! И в том числе тем, что выхожу из себя только внутри, а внешне — идеал профессионализма.

— Примерно так, — сдавленно признал, лишь бы она со своей стороны подпись о перемирии поставила.

Она и поставила, даже при этом миленько покраснела, как будто не она тут недавно права качала, а вполне себе скромный и миролюбивый человек:

— Ясно. Тогда я принимаю извинения, Андрей Владимирович. И постараюсь стать секретарем не хуже, чем когда-то был мой отец. Вот, пожалуйста, ваш кофе, три ложки сахара, — она вдруг запнулась, а потом добавила бегло: — Только не пейте его — я туда плюнула. Простите, удержаться было выше моих сил.

И выскочила из кабинета. Я еще минут пятнадцать сидел с разинутым ртом.

Коля снова хохотал в голос. А потом, вытирая слезы, заявил, что она идеально мне подходит. Мы будто бы родились, чтобы слиться в один тугой делопроизводственный комок. И если намеченная тенденция продолжится, то мы с ней непременно станем двумя половинками одного целого, как Владимир Александрович и Георгий Константинович. Дескать, просто у моего отца характер другой, потому ему другой секретарь и был нужен. Коротко говоря, хороших к хорошим, а Таню — к нам.

И целый день я сидел в засаде, ожидая нападения, как трусливый заяц.

— Таня, восемь ксерокопий вот этой бумажки, пожалуйста.