— Это что, он и есть? — недоверчиво поинтересовался наместник, указывая на мистралийца, который бессмысленно пялился прямо перед собой. — Тот самый стрелок? Это же какой-то дебил!

— Теперь — да, — сочувственно кивнул одноглазый сопровождающий. — Если только не притворяется. Это такая хитрая сволочь, что гарантировать нельзя. Мог и вправду рассудком повредиться, а мог и использовать ситуацию, чтобы прикинуться психом. Он ведь у нас артист. А вы что, поговорить с ним хотели?

— Нет… — раздраженно откликнулся Харган, пытаясь высмотреть в безумных глазах стрелка какие-либо свидетельства притворства. Конечно, говорить им было не о чем, но демон страстно желал увидеть свое проклятие в действии и умертвить этого героя как можно медленнее и мучительнее. — Вы проверяли, чувствует ли он боль?

— Проверяли, — охотно доложил одноглазый. — Каждый день проверяли. Сначала чувствовал, потом стал реагировать все меньше и наконец совсем перестал. Сейчас можете делать с ним что хотите, он и не заметит.

— Это-то и плохо! На что он мне теперь сдался, если его даже убивать неинтересно.

— Напротив, я бы не советовал вам его убивать, тем более что вы правы — насладиться местью вряд ли получится. Ни тебе крика, ни страха, и даже боли он не чувствует. Но из этого сумасшедшего получится хорошая наживка на рыбку покрупнее. Вам еще не сказали, что он — сын придворного мага? Того самого, который удрал вместе с королем и сейчас где-то организует сопротивление.

— Возможно, — пожал плечами Харган. — Думаете, он клюнет? Что-то разочаровал меня метод захвата заложников, не находится дураков…

— Что вы, — мягко перебил одноглазый. — Конечно, в обмен на сына мэтр Максимильяно ничего для вас не сделает и даже переговоров затевать не станет. Но он обязательно попытается его спасти, и на этом можно такую ловушку соорудить…

— Вот и сооружай. Кстати, кто ты такой?

Услышав имя и должность разговорчивого мистралийца, Харган присмотрелся к нему внимательнее и слегка оживился. Мастер-вор — это то, что надо. Это не хуже, чем Шеллар. Как удачно этот одноглазый подвернулся под руку, можно и голову не ломать…

— Значит, так, — приказал наместник, жестом подзывая ближайшего солдата. — Этих — проводить обратно до машины и там ждать. Я сейчас спущусь и отошлю машину на место, а их заберу с собой. Ты, — он указал на вора, — с сего момента назначаешься министром безопасности. Первым делом разбери пачку доносов у меня на столе и к завтрашнему утру подготовь мне подробный доклад и план действий. Своему приятелю… как его… этот, в идиотской оранжевой тряпке… скажи, пусть сформирует правительство и подаст мне на утверждение список. Если он хочет быть здесь правителем — а насколько я заметил, он хочет, — пусть будет готов вступить в орден и пройти хотя бы три ступени посвящения. Это обязательно для каждого правителя, независимо от заслуг. Моими руками на местах могут быть только люди ордена. Да, еще… я оставляю здесь десяток вампиров для поддержания порядка, распорядитесь их накормить. Связаться со мной на случай чего-либо непредвиденного можно по рации. Радист сидит в приемной. Язык он знает. Я буду завтра.

Обрадованный подвернувшейся возможностью спихнуть на подчиненных разбор доносов и сортировку новых союзничков, господин наместник чуть ли не вприпрыжку ринулся вниз по лестнице, окликая на ходу потерявшегося духа и прикидывая, сколько еще продержится упрямый Шеллар, если рядом с ним вздернуть этих двоих.

Из-за своего радужного настроения он и пострадал. Ослабил внимание, не подумал, что даже в чужом телепорте и лишенный Силы маг все равно остается магом. Не взял с собой ни одного охранника, да и сам не додумался, что телепорт можно создать и одной рукой, другой в это время держа пленников за шкирку. За то и получил.

Когда довольный Харган со своей добычей материализовался в кабинете главы департамента Безопасности, с ним было не три человека, а два. Проклятый мальчишка даже без Силы, на одних теоретических знаниях сумел определить момент перехода и точно в этот момент, когда в сером тумане ничего невозможно было разглядеть, прыгнул в сторону.

Харган от всей души надеялся, что ушастый теоретик выпал из телепорта где-нибудь над вулканом или в открытом океане… Впрочем, нет, лучше где-нибудь поближе, где его можно будет найти и поймать. И когда его поймают…

К счастью, примчавшийся на зов глава департамента быстро утешил расстроенное начальство, доложив приятную новость. Шеллар наконец раскололся. Как желал господин наместник — сломан, раздавлен, доведен до истерики и всячески унижен. В настоящий момент водворен в камеру, так как палач, основываясь на своем многолетнем опыте, заявил: «Еще немного — и тронется». За мастером Ступеней уже послали. Желает ли господин наместник присутствовать при посвящении?

— Желаю. Пришлете за мной. А этих определите куда-нибудь… понадежнее. Пусть сидят. Что с ними делать, я скажу после визита к Повелителю.

Харган прикинул — если мастер придет в течение получаса, до самой церемонии дело дойдет где-то к утру… От четырех до шести часов… Встать надо будет пораньше… А лечь пораньше не получится, дел еще по горло… А еще Камилла…

— Я так и знал! — чуть ли не со слезами в голосе проныл над ухом бестолковый дух. — Я все-таки пропустил! Как только меня выгнали…

— Заткнись! — раздраженно рыкнул демон. — Правильно сделали! Палача — наградить за сообразительность! А тебя я таки упокою когда-нибудь!

Да ну ее, эту Камиллу. Обойдется как-нибудь. Лучше спать лечь. Господин устал.


Такого невыносимого, обжигающего стыда Шеллар не испытывал даже в те дни, когда вынужден был смотреть в глаза Орландо после событий в Кастель Агвилас. Всякое случалось в жизни сотрудника безопасности, а затем политика; нередко бывшему королю доводилось сознавать низость и недостойность собственных поступков, когда благо короны не удавалось совместить с этикой. Но никогда еще стыд не был столь мучительным и убийственным. Никогда прежде Шеллару не доводилось стыдиться собственного унизительного малодушия.

«Что стоило потерпеть еще немного!» — мысленно стонал он, упираясь лбом в жесткое дерево казенных нар и едва сдерживаясь, чтобы не застонать вслух, хотя в этом запоздалом геройстве уже не было нужды. Полчаса назад подозреваемый Шеллар чистосердечно сознался в своих злодейских намерениях, тут же в них раскаялся и даже, кажется, просил пощады, клятвенно обещая сделать все, что от него потребуют, только пусть прекратят… Кажется, да, так и было… хотя подробности уже путались в памяти… Но важны ли подробности, когда главное и так понятно?

«Позор, какой позор…» — в который раз повторял Шеллар, не решаясь поднять лица. Казалось ему, что двадцать поколений королей-воинов собрались вокруг недостойного потомка, и стоит оглянуться, как он наткнется на презрительный взгляд дедушки Кендара или еще какого-нибудь героического предка.

«Мог ли я когда-либо предположить, что мое ничтожное величество — такой малодушный слабак! — продолжал казнить себя неудавшийся шпион. — Даже ради спасения собственной жизни не смог промолчать! Ведь понимал же, что это лишь проверка, которую надо выдержать, готовился к этому, нужные слова зубрил… Не помогло. Боль все равно оказалась сильнее разума. Не выдержал, сорвался, потерял контроль над собой. Погубил и себя, и свой грандиозный план, и, может быть, весь этот мир… Хорошо хоть никто не додумался расспросить в подробностях, как именно я намеревался осуществить свои коварные планы, ведь и это рассказал бы, трус несчастный. Кстати, странно, почему не расспросили? Такое впечатление, будто им нужен был лишь сам факт признания. Чтобы я сломался, раскололся, каялся в грехах и униженно молил о пощаде. И как же мало им для этого понадобилось…»

У самой головы прошуршали невесомые шажки, щекотное прикосновение заставило вздрогнуть и все-таки оторвать лицо от колючей подстилки. Разумеется, никаких оскорбленных предков поблизости не оказалось. На Шеллара таращилась крупная серая крыса, нахально шевеля усиками.

— Здравствуй, крыса, — грустно произнес узник, вспомнив рассказы Орландо об удивительной разумности и доброжелательности этих зверьков.

Крыса присела на задних лапках и приветливо помахала крохотной розовой ладошкой, удивительно похожей на человеческую.

От неожиданности Шеллар непроизвольно отдернулся и рывком привстал, позабыв, к чему могут привести резкие движения. Огласив камеру коротеньким, но прочувствованным высказыванием, он вернулся в прежнее положение и включил остатки здравого смысла.

«Мне показалось».

Как бы подслушав его мысли, крыса повторила приветствие, повертев перед его носом растопыренной пятерней с миниатюрными пальчиками.

«Возможные версии… — обреченно принялся перечислять Шеллар. — Первое — крысу дрессировали другие заключенные. Второе — мне подмешали в питье наркотик. Третье — я благополучно рехнулся. Второе маловероятно, потому как… больно, демоны раздери умельца Тедди! Первое и третье вероятно в равной степени…»

— Умница. А что ты еще умеешь делать? Плясать на задних лапках?

Крыса оскорбленно задрала мордочку, словно магистр десятой ступени, которому предложили выступить с фокусами в ярмарочном балагане.

Шеллар вздохнул, в очередной раз вспомнив о двадцати поколениях предков и чувствуя, как их презрение обливает его с головы до ног. Липкое, скользкое и тошнотворное.

— Что, крыса, — горько произнес он, опуская глаза, — и ты презираешь малодушных трусов?

Зверек вдруг засуетился, подбежал ближе, доверительно положил лапку на сцепленные пальцы огромного собеседника и вытянул мордочку с мелко подрагивающими усами, всем своим видом выражая сожаление и чуть ли не сочувствие.

— Докатился… — еще горше вздохнул недостойный потомок королей-воинов. — Сказать кому — обхохочется… Лежу на нарах в собственной тюрьме, ободранный собственным штатным палачом, раскололся, как последний слабак, и в довершение ко всему меня жалеют крысы… — Он оглянулся и добавил: — Извини, крыса, мне нечем тебя угостить. Если желаешь, приходи на ужин. Но, должен заметить, за последнюю неделю еда в этом заведении успела резко измениться в худшую сторону. Ты любишь похлебку из подгнившей тарбы с добавлением капусты или соленых огурцов позапрошлогодней закваски?

Крыса уверенно помотала головой, категорически отказываясь от подобной кормежки.

— Правильно мыслишь. Я тоже не люблю, поэтому мы с тобой по-товарищески разделим кусок хлеба. Тебя ведь не смущает, что он черствый? Подумать только, как сходны у нас кулинарные пристрастия. Однако, к твоему сведению, еда — это не главное в жизни. Вот как ты полагаешь, если завтра меня казнят, мне хоть перед смертью дадут закурить? Очень меня беспокоит этот вопрос.

Крысу этот важный вопрос тоже всерьез обеспокоил. Она заметалась, забегала, затеребила лапками ближайший королевский палец, искательно заглядывая при этом в глаза, словно спрашивала: «В чем дело? Что случилось?»

— Увы, мой мохнатый друг, — грустно поведал Шеллар, все больше склоняясь к третьей версии. — Наше знакомство не продлится долго. Перед тобой самонадеянный болван и презренный слабак, который сам себе подписал смертный приговор малодушным признанием в злодейских замыслах против великого ордена и лично божественного Повелителя. Ты не можешь вообразить, как стыдно сознавать собственную никчемность. Более того, я, кажется, еще и умом тронулся. Сижу, разговариваю с крысой. Единственное, что полезного дал мне сей печальный опыт, — я твердо усвоил, что не способен терпеть боль, как подобает мужчине. А также понял, каким образом Кантор потерял голос и отчего он свихнулся. Хорошо, что у меня нет голоса, хотя потерять Тень тоже было бы неприятно…

Мохнатая мордочка непостижимым образом изобразила сочувствие. Хотя по части мимики крысе было далеко до выразительного Пафнутия, она все же ухитрялась выражать свои чувства вполне понятно для человека.

— Может, ты и разговаривать умеешь? — заинтересовался Шеллар и осторожно погладил зверька по мохнатой спинке. Крыса опять села на задние лапки и совсем по-человечески развела передними: дескать, увы, сударь, чего не умею, того не умею…

— Жаль. Было бы интересно услышать, что ты думаешь о международной политике, обсудить с тобой прогноз экономического развития региона с учетом распространения новых технологий…

В камере резко стемнело. Квадратик света на стене, повторяющий формой дверное окошечко, исчез, заслоненный чьей-то головой. Заскрипели замки и засовы.

— Как ты думаешь, крыса, — философски рассудил Шеллар, — это ужин, казнь или Тедди с бутылкой и картами?

Крыса торопливо помахала лапкой и уже обычным звериным манером шмыгнула в темноту.

— Почти угадал! — жизнерадостно возгласил знакомый голос под аккомпанемент задвигаемого снаружи засова. — Только я без бутылки. Начальство строго-настрого запретило тебя поить. Им почему-то непременно нужно, чтобы ты был трезвый.

— Как ни странно, здесь наши мнения совпадают, — не оборачиваясь, отозвался Шеллар. — Я тоже предпочел бы умереть трезвым. Угощать меня куревом тебе тоже запретили?

— А вот тут моя очередь с ними соглашаться. — Табуретка тяжело стукнула о пол, затем натужно заскрипела. — Разве здесь можно курить? А проветривать потом как?

— Имеет ли это значение? — Узник чуть шевельнул плечами и тихо зашипел сквозь зубы.

— Так и будем разговаривать через плечо? — полюбопытствовал Тедди, быстро уходя от темы.

— Извини, я не настроен ни на беседы, ни на игру. Более того, был бы весьма благодарен, если бы ты оставил меня одного.

— Вот те раз! Ты что, обиделся?

— Не испытывай мое уважение к тебе столь дурацкими вопросами. Я хочу побыть один. Имею я на это право?

— Зря ты так. Когда начинаются разговоры с крысами, одному лучше не оставаться. А то к утру она тебе и о политике расскажет, и закурить принесет, и по стенам бегать научит…

— Это мои проблемы. Уходи, Тедди. Я никого не хочу видеть, и ты не исключение.

— Ладно, если так настаиваешь. Не пойму только, чем я хуже крысы как собеседник.

— Тебе слишком много запрещают. Не только приносить мне табак, но и сообщать новости.

— Можно подумать, крыса скажет тебе больше.

— Несомненно, — ответил Шеллар с убежденностью безнадежного психа. — Ей-то никто не запрещал. До свидания, Тедди. Иди, не тяни время. Может, крыса еще вернется, и мне удастся стрельнуть у нее сигаретку…

Табурет жалобно заскрипел.

— Вот этого, пожалуйста, не надо. Потом никто не поверит, что это крыса, на меня подумают. Я уже пошел.

Слышно было, как он стучит в дверь, как скрипят петли и лязгают засовы.

Глава 8

— Доктор вы были правы: это была светлая полоса…

Из анекдота

Тедди едва успел отойти на дюжину шагов от камеры, когда смуглый незнакомец в голубой мантии жестом остановил его посреди коридора и коротко спросил:

— Что он сказал?

— Выгнал, — не очень охотно признался палач. — Вежливо, но настойчиво выставил вон. Играть отказался. Я не настаивал. Что с ним играть, когда он уже с крысами о политике беседует…

Господин в мантии заметно обеспокоился и торопливо направился дальше. К той самой двери, которую старательный тюремщик только что запер за уходящим гостем. Так что, едва Шеллар успел обрадоваться возвращению общительной зверюшки, как повторные громыхательные манипуляции с дверью спугнули крысу, на этот раз, похоже, окончательно.

«Ужин, или казнить пришли?» — уже без особого интереса подумал бывший король, по-прежнему не оборачиваясь.

Вошедший молчал, но взгляд его ощущался затылком, спиной и даже таким неромантичным местом, как задница. Неуютное давящее молчание становилось все более зловещим, но Шеллар уже из чистого упрямства решил не оборачиваться, ибо это явно был не ужин.

Видимо, незваный гость понял, что не дождется приветствия.

— Встаньте, пожалуйста.

Голос был незнаком. Негромкий, но внушительный и странно доброжелательный. С тем самым акцентом, который уже с трудом улавливался в речи господина наместника, но с первых же слов выдавал его соотечественников. Что ж, раз просят, придется уважить столь учтивого гостя. Да и самому уж любопытно стало…

Голубая мантия на фоне общей загрязненности помещения вызывала подсознательный протест и желание вслух громко потребовать: «Уважайте труд прачек!» Лицо посетителя полностью скрывал низко надвинутый белый капюшон, а руки прятались в широких, обшитых белой тесьмой рукавах.

— Назовите себя.

Шеллар послушно представился, отметив про себя, насколько сократилось за последние дни его полное имя.

— Сознаете ли вы, где находитесь?

Это уже походило на издевательство, поэтому он нарочно описал адрес своей камеры во всех подробностях.

— Можете ли объяснить, почему вы здесь находитесь?

Объяснение оказалось проще, чем представлялось ранее, и уложилось в пару фраз.

— Как вы оцениваете ваш поступок сейчас?

— Я сожалею, — коротко ответил Шеллар, не уточняя, о каком именно поступке идет речь. Ему в любом случае было о чем сожалеть.

— Раскаяние — первый шаг к изменению, — с наставительным одобрением произнес гость и разъял необозримые рукава. — Протяните вашу правую руку.

Склянка зеленого стекла тускло блеснула в тонких смуглых пальцах, описала плавный полукруг и мягко опустилась в протянутую ладонь.

— Выпейте это.

— Гуманно, — невесело усмехнулся Шеллар, не торопясь, однако, повиноваться. — Но не сказал бы, что рационально. Один смертник может накормить трех, а то и четырех вампиров, сэкономив при этом здоровье и душевное спокойствие такого же количества добропорядочных граждан. Как я уже писал ранее в своем проекте…

— Это не яд, — на полуслове перебил священник. — Смело пейте.

Ломаться не было смысла. Что бы ни было в бутылочке, если господам действительно необходимо влить это в бесправного узника — вольют, как ни сопротивляйся.

На вкус зелье отдаленно напоминало полынную настойку, столь популярную среди галлантских бардов; запах отчетливо отдавал грибами.

— Теперь садитесь — и станем говорить.

— Могу я полюбопытствовать, что это все-таки было?

Священник откинул капюшон, под которым обнаружилось неожиданно молодое смуглое лицо с правильными, хотя и несколько полноватыми чертами. Огромные темные глаза смотрели прямо перед собой и как будто мимо собеседника. Пухлые губы сложились в приветливую улыбку.

— Добро пожаловать на вторую ступень.

Шеллар быстро опустился на нары, чувствуя, как у него подкашиваются ноги.

Жизнь. Шанс. Его не казнят. Необратима только смерть, а пока ты жив, шанс выкрутиться остается всегда. Можно попробовать.

«В чем подвох? На чем меня ловят? Не может быть, чтобы после такого позорного признания просто так, из личной симпатии оставили в живых и пригласили на службу.

Перевербовка? Похоже, но… на что они рассчитывают? Даже рядовой перевербованный агент нуждается в постоянном контроле, а уж давний враг, у которого отобрали королевство… Каков шанс, что я опять не обману? Или меня намереваются каждые пару лун проверять с помощью Тедди? Или… может быть, они вовсе ничем не рискуют?

Вполне может статься, что раскаявшийся шпион, присягнувший на верность новому господину, завтра будет с привычной добросовестностью драить дворцовые лестницы или развлекать господина наместника глупыми шутками и нескладными плясками. Очень даже возможно. Но и при таком раскладе не все потеряно. Не зря бабушка Джессика усердно выбивала из меня барскую привычку не замечать слуг и приравнивать их к мебели. Нет такой тайны во дворце, до которой не докопается вездесущая прислуга. Такой расклад — это еще не конец.