Эпилог

К городскому кладбищу подъехал запряженный четверкой лошадей экипаж.

— Ты пойдешь сам, милый? — спросила Джулия.

Марк улыбнулся ей. Почему-то вспомнился тот день — алтарь, священник бубнит долгую молитву во славу молодых…

Последнее время Бойз вспоминал об этом все реже, но если уж вспоминал, не мог сдержать счастливой улыбки.

— Да, дорогая, — сказал он нежно и, отворив дверь, вышел прочь.

— Передавай привет, Марки! — крикнул Боровик. Он восседал на козлах; солнце играло бликами в блестящих пуговицах его расшитого камзола.

— Хорошо, — кивнул Бойз. — Обязательно…

Утром лил дождь. К обеду земля превратилась в кашу; лужи пузырились под каплями, почва отвратительно чавкала под сапогами.

Марк морщился, каждый раз на добрые десять дюймов проваливаясь в коричневую массу, но шел дальше.

На кладбище было безлюдно. В такую погоду люди старались не высовывать носа наружу, сидели дома, у теплого камина, курили, пили вино.

Или дремали в кресле, укрывшись старым пледом.

Горожане вообще редко бывают на кладбище: кому охота лишний раз идти так далеко?

Марк не был здесь ровно год — тогда они только провожали Жагра в последний путь. Молота же похоронили у него на родине, в Небесных горах — так просили родители погибшего дворфа.

Бойз покачал головой.

Сколько же всего произошло за этот год!

После того дела, с трафаретом, он оставил частный сыск и женился на Джулии. Это не был брак по просьбе старого графа — это была настоящая любовь, пусть и понял это Бойз не сразу.

Вдобавок скоро должно было произойти еще одно великое событие — гадалка предсказала молодоженам, что в следующем году у них родится сын, и Марк, пожалуй, впервые в жизни признался себе, что счастлив.

Мортимер Джонс вновь вернулся в Орден, где его в скором времени повысили до лейтенанта. Бойз иногда заходил к Зрячему в гости; они пили коньяк, курили трубки и смотрели на пляшущий в камине огонь.

Боровик по просьбе Марка остался жить в поместье графа и в скором времени обнаружил в себе задатки повара. Подучившись чуток у прежнего «властелина кухни», дворф стал готовить невероятно вкусные блюда — те, о которых принято говорить «пальчики оближешь».

Изредка он вызывался подменить старину Барри на козлах, и получалось у него это весьма неплохо.

Боровик даже не мог предположить, что в следующем году Марк хочет увидеть его еще в одной роли — в роли крестного для новорожденного малыша.

Но об этом вы ему пока не говорите — потом сюрприз будет, ладно?

Ко всему, через день после кончины Хозяина Зрячие нашли Волка. Мертвец обнаружился на задворках «Ночного мотылька». Поговаривали, будто бы он, напившись, избил пару проституток, за что и был убит телохранителями владелицы борделя.

Мать покойной Марты Бойз после той встречи у северных ворот более не видел, чему тоже был немного рад. О «бывшей возлюбленной» он даже думать забыл — сложно представить, что раньше его сердце билось чаще при одном упоминании имени «Марта».

Что же касается барона Бюргера и его изувеченного сынка Антуана, то первый временами навещал семейство Бойза; второй же после дуэли был отправлен бароном в Траг на учебу, где, судя по письмам, познакомился с очаровательной девушкой Лили и вскоре грозился жениться. Так что Бюргер-старший последние три месяца был в предвкушении грядущего знакомства, и его маленькие глазки так и светились счастьем.

Серое небо над головой все еще огрызалось дождем — мелким, редким, но оттого не менее противным. Несколько капель попало Бойзу за воротник, и он, вздрогнув, вернулся в реальность.

У могилы Жагра стояла одинокая фигура в черном плаще и черном же котелке. В руках у незнакомца блестела трость с набалдашником в форме козьего черепа.

Марк замедлил шаг, потом и вовсе остановился. Постоял, разглядывая фигуру в темном.

Черный оглянулся на него через плечо, вежливо кивнул:

— Здравствуйте, господин Бойз. Что же вы там стоите? Вы ведь тоже пришли к господину Паттерсону?

Бойз задумчиво кивнул, сделал еще несколько шагов и поравнялся с собеседником.

— Здравствуйте и вы, господин Крик.

Они помолчали. Марк изучал надгробную плиту, Крик смотрел больше в сторону.

— Это огромная честь для него — быть похороненным здесь, — сказал он некоторое время спустя. — До сего момента здесь хоронили только людей.

— Мы с Мортимером постарались, чтобы он стал первым.

— Славная работа. Надо же, как интересно получилось… Зрячим пришлось перешагнуть через себя аж два раза — он ведь был не только частным сыщиком, но и гарром вдобавок! Представляю лицо главы Ордена, когда он подписывал разрешение на похороны! — Крик усмехнулся, поправил шляпу.

— Да уж, поистине пути божьи неисповедимы, — добавил он глубокомысленно.

— Нет божьих путей. Каждый свою судьбу строит сам.

— Может, и сам, — не стал спорить Книгочей. — Но под чутким его руководством.

— Я верующий человек, господин Крик, но не настолько. В былые времена меня бы, наверное, сожгли на костре инквизиции, как еретика, однако я бы и тогда утверждал, что бога нет — есть только имя его, которое помогает людям в трудный час. За именем же, увы, нет ничего.

— Может, в этом случае все было бы лучше… — задумчиво произнес Джеймс.

— В каком?

— Если бы вас сожгли. Ничего личного, господин Бойз, просто смутьяны — всегда головная боль, а с головной болью человек старается бороться — ведь она мешает ему ясно мыслить.

— Вы красноречивы, как и в вашем письме, господин Крик. Жаль, толку от вашего красноречия нет.

— Красноречие — великая вещь, господин Бойз, — сказал Крик с улыбкой. — Как ни крути, главный толк — он ведь в словах. Они-то что-то, да значат. Одно верное слово — и вы сродни богу. Одно неверное, и — пшик! — вы уже не жилец. Поверьте, за годы моей работы я узнал настоящую цену слова.

— Не будем спорить. Лучше ответьте мне вот что — вы действительно сожгли книгу с трафаретом или они по сей день у вас?

— Да, сжег.

— Но почему? Вы искали эти артефакты, только чтобы… сжечь?

— Да, именно так. И не «почему», а «зачем», господин Бойз. Вы, видно, не очень внимательно слушали меня. Я сказал: «Одно неверное слово — и вы не жилец». Я не стал в письме рассказывать вам всего, но сейчас, думаю, можно объясниться. Видите ли, господин Бойз, Луиджи Малеро был тем еще хитрецом и балагуром. На самом деле, как показали исследования нашего Братства, он вовсе не собирался открывать своих секретов. Посему он и внес в «рецепт магического железа» одно маленькое изменение, почти незаметное, но настолько важное, что для решившего испытать этот самый рецепт оно стало бы фатальным. Я не стану вам говорить, что именно он исправил — теперь, когда книги больше нет, это утратило свой смысл. Изменилось всего одно слово — и рецепт стал смертоносным для любого, кто стал бы с его помощью готовить что-то магическое и железное. Я не мог допустить чьей-то смерти. Вот почему я уничтожил книгу.

Удивительно… Значит, призрак Малеро солгал насчет игры?

Или его игра была сродни «догонялкам» без главного приза?

— То есть… то есть вы хотите сказать, что вы опасались не за тех, кто может пасть в будущем от волшебного меча или волшебной стрелы, а за негодяев, которые собирались утопить все королевство в крови? — ошарашенно спросил Марк.

— Да, именно это я и хотел сказать, — кивнул Крик. — Моя работа, господин Бойз, выявлять ошибки в книгах. А то, о чем вы говорите, должно волновать Орден и короля. Ну, или героев вроде вас с Жагром. И, согласитесь, это верно. Удивлен, что вы поняли это только сейчас — я ведь еще тогда, в пещере, сказал вам: «Возможно, умрет пара-тройка человек, но истории известны гораздо более кровавые развязки». И эти несколько человек погибли. — Он кивнул на могилу Жагра. — Сожалею, что в их числе оказались ваш друг и наш общий — господин Паттерсон.

Они помолчали, наблюдая, как дождевые капли стекают вниз по надгробной плите.

— Знаете, у нас в Братстве существовала теория, что где-то между мирами живет такое странное существо — Биограф. Занимается оно, как нетрудно догадаться, биографиями — записывает все, что произошло в жизни у вас, у меня, у кого-то еще… Так и пишет — когда заканчивается один том, он ставит его на полку и пишет в следующем и так — до конца вашей жизни. И вот мне кажется, что за время расследования вы, равно как и Жагр, пополнили свою коллекцию одним увесистым томом. Единственное, о чем я жалею, что увесистый том моего маленького гарра стал для него последним.

Крик вынул из кармана часы, посмотрел на циферблат и покачал головой:

— Опаздываю, снова опаздываю… Прошу меня простить, но мне пора, господин Бойз. Не буду лукавить — я не рад нашему знакомству, хотя и считаю вас человеком умным и приятным. Я бы предпочел вообще никогда не знать вас и совершенно точно не хотел быть участником этой истории. Но мной дан обет, и пусть я — последний книгочей Братства, нарушать слово не в моих правилах. Слово — оно ведь, как вы поняли, есть самое главное.

— Я понял, да, — кивнул Марк.

— Это хорошо, даже очень хорошо, господин Бойз, если вы не лукавите. Помните о словах, господин Бойз. В них — вся наша жизнь. Прощайте.

Крик приподнял котелок, тут же опустил его на место и пошел прочь. Он шел быстро, уверенно, почти не опираясь на странную трость с набалдашником в форме козьего черепа. Вскоре его было уже не разглядеть.

Марк вновь повернулся к могиле Жагра.

«В словах — вся наша жизнь».

Может, он действительно прав?

Сыщик неожиданно вспомнил о Марте.

Что было бы, если бы он нашел нужные слова, подошел к ней в один из вечеров и все рассказал — о своих чувствах, переживаниях? Может, она согласилась бы бросить работу, согласилась вместе провожать закаты и встречать рассветы, прижавшись друг к другу?

Может…

А может, и нет. И тогда бы, возможно, не случилось всего того, что в итоге случилось. Возможно, тогда бы он никогда не встретил Джулию… и не сказал ей того, единственно важного слова…

«Люблю».

«Слово — оно ведь, как вы поняли, есть самое главное».

Отлично сказано, Книгочей…