Рассказ машиниста

Про каскадера

Двери закрыл, «зеленый», ручку в «Ход», и тут вижу по зеркалу: у меня тело между вагонов падает! Я все на себя. Задница мокрая. Ну, думаю, укатал.

Доложил диспетчеру и вдоль состава бегом. Нету. Я дальше. Опять нет. Блин, ну не показалось же мне?!

И тут женщина:

— Да не дергайся ты, милок. Я видела, он уже В ВАГОН ЗАШЕЛ!

То есть этот… каскадер, он запрыгнул на автосцепку и забрался в вагон через торцевую дверь ради экономии двух минут времени!

[дальнейшие рассуждения вырезаны по цензурным соображениям]

Глава 52

Дневник Метроэльфа:

Есть ли жизнь в Кузьминках?

...

Утро. Ворота открыты, и первые солнечные лучи превращают твое лицо в гротескную маску. Ты видишь отражение этой маски в стекле кабины. Но зато ты чувствуешь, что организм просыпается. Ты ловишь каждую минуту солнца, потому что знаешь — конец твоему счастью придет со словами дежурного по депо: «Белый!»

«Ход-1» — и ощущение, будто ты замер, а весь мир пришел в движение. Тени плавно отступают за спину, пока не растворяются совсем в лучах холодного весеннего солнца. Рельсы заигрывают с тобой, пуская «зайчики» в глаза.

Стрелки по маршруту. Проверить тормоза. Утренний ветер врывается в кабину, ероша волосы. Светофор Е — красный. Спать уже почти не хочется. Потому что свет, потому что солнце. Желтый. Поехали.

Станция. Как рассказывали ветераны — раньше учили останавливаться на станции очень просто. В стакан наливалась вода по самый край, и надо было остановиться так, чтобы она не пролилась.

Но это было раньше. Когда народу было меньше. Сейчас же авторежим (прибор, отвечающий за то, чтобы независимо от загрузки вагона тормозной путь был одинаков) просто сходит с ума. А если хотя бы на одном вагоне не отрегулированы тормозные токи, передергивание состава неизбежно.

Мы честно стараемся останавливаться плавно, но увы, не всегда получается. Сложно объяснить словами, надо просто чувствовать, как ведет себя машина.

Город встречает сонными лицами пассажиров. У вас город солнечный, у нас же город весь в лампах дневного света, заменяющих солнце. Каждый день проезжая Китай-город, я уже год не был наверху, а на Кузьминках так вообще ни разу. «Есть ли жизнь на Марсе?» Есть ли жизнь в Кузьминках? Судя по наличию людей — есть, но какая она? Мне это неизвестно. Могу только предположить, что народу там очень много, и он весьма упорен в достижении цели: во как прет!

Кружка горячего крепкого чая из термоса. Обязательно без сахара. Утренняя сигарета. Хорошо, конечно, рекомендовать машинистам курить на подменах или на открытом участке, но когда спал три часа, в сон клонит жутко, а тут еще тьма и плавное покачивание вагона… Потому лучшее средство — сигарета и крепкий чай. Рецепт метрочая — пакетик в термос, и пусть настаивается.

Интервалы по минимуму. Народу полно. Попытка удержаться в графике. Не судьба. По большому счету линия в утренний час пик задыхается — и ничего уже с этим не поделаешь. Даже открытие станции Строгино не улучшило положение: поезда к Щукинской уже приходят полные. Так что надежды на кардинальное изменение ситуации мало.

И пока есть только один выход:

— Уважаемые пассажиры! Побыстрее производим высадку и посадку. Не задерживаем отправление поезда. Счастливого вам пути.

И может быть, мой бодрый голос (несмотря на жуткое желание спать) добавит бодрости и вам, вызовет пусть маленькую, но улыбку, и день ваш будет чуть светлее…

Рассказ машиниста

Про упорную блондинку

Захожу в поезд, чтобы ехать на линейный — тут в полузакрытые двери влетает типичная московская молодая блондинка. Двери закрылись, она спиной прислонилась. Около 8 утра — народу уже много, но терпимо.

На Полях двери открываются, и это чудо вместо того, чтобы выйти и дать выйти другим, начинает метаться по проходу, прижимаясь то к правому поручню, то к левому. Народ, стоящий у поручней, лениво приоткрывает глаза. Люди, пытаясь выйти, стараются обойти сие прелестное создание, но это получается с трудом — в итоге поток выносит барышню на платформу. Вернее, пытается вынести, так как создание вцепилось руками в двери и, по-видимому, решило «лечь грудью на амбразуру», но не выпустить никого.

Победила дружба: вынесли!

Как-то даже удивительно, что после такого состав пришел по расписанию.

Глава 53

Пассажир пассажиру волк?

Машинист приходит заступать на смену и видит: в здравпункте стоит парень, пассажир. Медик ему бинтует руку. Машинист спрашивает, что случилось… И у него глаза лезут на лоб.

Парень сделал замечание девушке за то, что та не уступила бабушке место. Просто сказал: ну что же вы, барышня…

Девушка покусала ему руку и расцарапала шею.

Обратная ситуация: пожилая женщина пытается заставить девушку уступить ей место. Крик на весь вагон. В итоге девушка с трудом встает, а женщина довольно плюхается на сиденье и тут же начинает бурно рассказывать соседям, «что за молодежь нынче пошла, никакого уважения к старшим».

Девушка явно чувствует себя плохо. Едва встав, она сразу обессиленно прислоняется к дверям. По счастью, это замечает мужчина, вскакивает и предлагает ей сесть.

С соседнего дивана за всем этим наблюдает молодая бабушка с сидящим рядом ребенком 7–8 лет…

Это стандартная картина: в вагоне сидит молодая бабушка, а рядом достаточно взрослый внук (внучка). Ребенок улыбается, глядя на стоящих взрослых, бабушка растекается от счастья, глядя на довольного ребенка. Ей и в голову не приходит сказать: видишь, пожилой человек стоит, он устал наверное, давай уступим ему место.

А ведь с каждым днем все чаще звучат слова о невоспитанности молодежи: звучат из уст старшего поколения. Но извините, эта самая молодежь — ваши внуки. Их воспитали ваши дети, которые, в свою очередь, воспитаны вами. На выходе вы получили то, что вложили в своих детей — кого за это надо винить?..

Вот на сиденье развалился молодой человек, делая вид, что спит, хотя пальцы его перебирают кнопки плеера. Машинист, возвращающийся с работы, советует ему уступить место пожилой женщине, которая молча стоит напротив парня. Тот сначала хочет возразить, но, увидев форму машиниста, встает. Не просто встает. При малейшем подергивании состава он старается наступить машинисту на ногу или ударить локтем. Как только освобождается место, он, растолкав всех, садится и «умирает»…

Бородатый анекдот вспоминается: почему мужчины в метро сидят с закрытыми глазами? Потому что им стыдно смотреть, как женщины стоят!

Вообще-то речь сейчас не об этикете. Вечером в поездах едет полным-полно усталых, даже измученных людей, которых ноги еле держат. Уступить сидячее место, если ты молод и здоров, это значит проявить элементарную человечность. Лишний раз напомнить себе и окружающим, что мы — люди. Добрые, в принципе, существа.

В принципе.

Рассказ машиниста

Про безопасность

Дикий, идиотский случай: на пассажирку упал огнетушитель. Ну знаешь, он всегда в торце вагона висит, в углу, над сиденьем. Ехала тетка, никого не трогала, а кронштейн огнетушителя вдруг сорвался с болтов. Хрясь! И ее этим красным железным баллоном — по голове. Несчастную тетку увезли с сотрясением мозга.

Крик, скандал — не описать словами. И тут же приказ: обеспечить безопасность, проконтролировать… Чтоб никогда больше…

Вопрос: как проверить, надежно ли висит огнетушитель? Динамометром на отрыв? Наши думали-думали, сообразили. По вагонам ходил здоровенный мужик, тупо хватался за каждый огнетушитель и повисал на нем. Ни один не оторвался.

Перевесить? Некуда. Просто некуда, он везде мешать будет, цепляться, и пассажиры его в конечном счете отломают.

Нелепая случайность, в общем. Но я с тех пор как-то побаиваюсь, когда на работу еду, садиться на тот крайний диванчик.

Глава 54

Дневник Метроэльфа: Обычный день

...

Медики позади, инструкции прочитаны, изучены и приняты к сведению. Пара минут до состава. Выхожу на платформу. Взгляд на станционные часы, потом на наручные. Свежий поток воздуха из тоннеля треплет волосы. Состав влетает на станцию, замирает у рейки. Жду, пока машинист откроет дверь.

— Привет. Как она?

— Даров! Ласточка!!! Но на «тормоз» дергается.

— Переживем. Ты дальше?

— Нет, еще послерейсовый.

— Тогда счастливо.

— Увидимся.

Закрыть дверь. Ну вот, ты один на один с машиной. Взгляд на расписание, на часы — пока что я в графике. Станционное зеркало показывает — все чисто. Поехали.

«Осторожно, двери закрываются, следующая станция…» Тумблер закрытия дверей. Слышно, как двери за спиной мягко закрываются. Щелчок ДВР — лампа погасла. Светофор зеленый. Глубокий вдох. «Ход-1». Красная лампа гаснет — все вагоны собрали схему на «ход». Плавно машина стартует. До сих пор помню свою первую поездку в кабине. Ощущение, что состав стоит на месте, а все вокруг пришло в движение…

По зеркалам видно, как платформа неторопливо уплывает. Рукоятку в «ноль». Проверить накат — все ли тормоза отпущены. Катимся. Опять «Ход-1» дождаться сбора схемы, «Ход-2», «Ход-3». Повезло мне сегодня: машина идет мягко, не дергается. Все восемь вагонов синхронизированы между собой и работают единым организмом.

Тюбинги сливаются в одно целое, и тоннель кажется сплошной трубой. Нет, конечно, если присмотреться, то видны детали. А оно надо?

Линия изучена досконально. Знаком каждый поворот. Ручку в «ноль». Вот так, накатом, до следующей станции.

Достать сигареты. Зажигалка. Глубокая затяжка. Открыть крышку пепельницы.

Светофоры зеленые. Интервал 2,45. Периодически взгляд по боковым зеркалам. Давление в напорной магистрали 6 атмосфер. Загудели компрессоры. Черная стрелка поползла вверх.

Поворот. Впереди ярко освещенный прямоугольник. Сигарету на контроллер. Станция. На скоростемер даже смотреть не надо: скорость гораздо меньше положенных 60 км/ч.

Собрать схему на «Тормоз». Красная лампа погасла. Стрелка амперметра прыгнула с нуля. Гудение двигателей. Вверху слева запищал тиристорный блок. «Тормоз-1А». Плавно падает скорость. Мир вокруг замедляется. «Тормоз-автомат». Да, прав был машинист, дергается чуть на тормоз, но терпимо.

На краю платформы стоит девушка и крутит перед собой большой букет гладиолусов. Сейчас либо уронит, либо я зеркалом этот букет укорочу. Гуднул. Вах, какой у меня сегодня тайфун громкий, басовитый.

Уронила. Блин! Ну почему людей так тянет к краю?..

«Уважаемые пассажиры, при выходе из вагона не забывайте свои вещи». Ну-ка, чуть тормоз ослабим. Еще «автомат». Разблокировать тумблер закрытия дверей. Последний «автомат» — и кнопка открытия дверей. Так и надо. Двери открываются с последним оборотом колеса. Мир замер. Только движение людей среди застывшей музыки мрамора. Высадка — посадка.

Двое на платформе. Они не целуются. Просто стоят, держась за руки, но почему-то сразу понимаешь: это любовь. Им незачем играть на публику, повисая друг на друге, чтобы всем-всем-всем это показать. Они просто держатся за руки. Поезд открывает двери, она делает шаг, он остается на месте. Видно, что он чуть сильнее сжимает ее руку. Слов не надо. Все понятно и так. Она делает шаг назад, и поезд, закрыв двери, уезжает…

Баррикадная. Юное чудо с рюкзаком, все увешанное георгиевскими ленточками. Штук тридцать, не меньше. Болтаются на ремне как юбка. М-да. Дали обезьяне бусы. Знак доблести превратился в… Даже слова подобрать не могу, во что.

— Я диспетчер. Верно.

Работаю в одной рубахе: за лето земля хорошо прогрелась, и в итоге — наверху прохладно, а под землей душно и жарко. Чуть приоткрыть торцевую дверь. Легкий сквознячок. Глоток чая. Живем, господа-товарищи, и даже неплохо. Сигарету в зубы, и жизнь уже прекрасна. Первый круг за спиной. Переход по Планерной. Размять ноги…

Смена идет — поезд едет. Тьма — Свет. Тоннель — Станция.

Люблю я свою работу. Люблю тоннели, станции, расстановки… Есть во всем этом какая-то особая романтика. Понять бы, какая…

* * *

Финальный круг. Пассажиры оставили шарик. Самый обычный воздушный шар, который плавал под потолком салона. Ну как пройти мимо такого чуда? Взял в руки, и вдруг до щенячьего визга захотелось праздника. Шариков, хлопушек, мороженого — такого вот детского праздника. Все мы родом из детства. Придя в кабину, запустил шарик под потолок.

Едем мы с ним вдвоем на расстановку, и нам хорошо.

— Диспетчер.

— Я диспетчер.

— N-дцатый маршрут, светофор ПЛ 496 — красный.

— Понятно, будете проезжать по «пригласительному».

— Понятно, диспетчер.

Поезд медленно движется, проезжая запрещающие показания светофоров. Шипит срывной клапан при наезде на автостоп. Не торопясь, перевести ручку крана машиниста в 5-е положение и, встав с кресла, замкнуть УАВА. Следующий светофор, и все повторяется. Плавно подплывает к окну двойка — знак места расстановки моего состава. Доложить диспетчеру — и крутить ручники. Можно не торопиться, за мной еще один состав следует на расстановку, так же докладывая диспетчеру о запрещающих светофорах.

Один… Второй… Пятый… Блин, да когда они закончатся? Я весь мокрый уже! Восьмой… Хвостовая кабина. Записать в книгу стандартную формулировку о том, что состав осмотрен, взят на ручные тормоза, замечаний нет. Буду ждать машиниста следующего состава. В кабине душно. Спускаюсь на пути. «Труба» прохладнее, но самую малость.

Тишина. Даже не верится, что тут может быть такая тишина. Где-то далеко гудит вентиляционная шахта. Глубоко вдыхаешь воздух — запах шпал смешивается с запахом пыли и капелькой мотовозной гари. Духи «Метро Москвы». Присаживаешься на корточки, тут чуть прохладнее, но чувствуешь себя как рыба без воды: вроде дышишь, а надышаться не можешь. Людей пока в тоннеле нет, ближайшая вентиляционная шахта выключена, и банально не хватает кислорода.

Состав у третьего указателя светит красными фарами. Машинист еще закручивает ручные. Телефон тоннельной связи. Ради любопытства просто открыть. Трубка на месте, но, представив, сколько ее не доставали, боюсь приложить к уху, чтобы проверить, работает ли.

Легкий вздох тормозных цилиндров, и через минуту по тоннелю раздаются гулкие удары… Закручен восьмой ручной, и машинист возвращается в «голову», закрывая промежуточные двери. С каждым ударом звук все громче. Забравшись в кабину, тушу сигарету. На сегодня почти все. Дождаться коллегу, закрыть состав, отписаться в книгах у дежурной — и пару часов сна в депо. А утром… А утром будет утро.

И мы с вами увидимся.

Машинист думает вслух

Про дизайн

Не знаю, как вас, а меня раздражают ИнфоСОСы — не в плане своего существования, а в плане того, как можно загубить хорошую идею.

Каждая станция имеет свою архитектуру, свой законченный проект, цветовую гамму. По центральным станциям водят экскурсии, как в музей, и тут — нате вам! Получите гордо стоящий красно-синий фаллос посреди платформы.

Можете представить, что посреди залов Третьяковской галереи поставят писсуары, мотивируя это заботой о посетителях? Вдруг кому приспичит, а до туалета далеко.

Все хорошо в меру. Ведь можно было разработать дизайн и определить место, где эти колонны были бы легко доступны, заметны и вписывались бы в архитектуру. Но зачем? Разве москвичам и гостям столицы нужна красота? Им только ехать, ехать, ехать… Ну и зачем платить студии дизайна, если «мы тут сами с усами»? Да этот ваш дизайн вообще слово нерусское, его бездарные художники выдумали чтобы тянуть деньги из лохов.

У нас и оправдание есть: колонна должна быть отовсюду видна! Вот мы ее и зафигачим, красно-синюю такую, на видное место…

На самом деле эти колонны — памятники себе, любимым. Пусть мы не знаем авторов идеи, разработчиков, но они-то себя знают и, самое страшное, гордятся сделанной работой. Гордятся изломанной архитектурой, «убитым» цветом.

— Посмотри, сынок, видишь, это твой папка придумал…

Хочется только процитировать: «Мальчика из деревни можно вывезти, а вот деревню из мальчика…»

Глава 55

Два типичных сценария

Утро.

— Вам пора вставать…

Машинист открывает глаза. В комнате сумрачно, сквозь полуприкрытые жалюзи окна пробивается снаружи электрический свет.

— Проснулся?

Взгляд машиниста приобретает некоторую осмысленность.

— Угу.

— Давай, давай, приходи в себя, у тебя еще предрейсовый, не забудь, — женщина улыбается и выходит из комнаты, оставив дверь чуть приоткрытой.

Машинист садится на кровати. Достает из-под подушки мобильный и смотрит на время. Пять тридцать… Вроде бы только лег, и уже вставать.

— Макс, посмотри, дождь кончился?

— Не пойму. Вроде бы да.

Натянув штаны и накинув рубаху, машинист, чуть покачиваясь со сна, подходит к окну. В ярком электрическом свете крыши вагонов, стоящих под окнами, блестят влагой. Хмурое небо глядит сверху вниз на двух сонных людей у окна.

— Похоже, кончился.

— В «трубе» от духоты повесимся…

Не зажигая свет в комнате, они начинают одеваться. Идти к выключателю им просто лень спросонья. Машинист закидывает рюкзак за спину и выходит в ярко освещенный коридор.

— Спасибо.

— Приходите к нам еще, — улыбается будильщица. — Удачи тебе.

— Обязательно…

Лестница. Машинист спускается не торопясь, правый ботинок чуть поскрипывает. Это старые ботинки, повидавшие на своем веку многое: и приемку состава, и тоннельную грязь, и тяжелую обувь пассажиров, которая топтала их в часы пик. Кожа на них рассохлась, и в дождливую погоду машинист приходит домой с мокрыми ногами, но это родная обувь, не раз выручавшая в трудных ситуациях. Вроде бы и надо поменять, но так жалко.

Здравпункт встречает белизной и неуловимым запахом стерильности.

— Ты просыпаться будешь? — фельдшер достает медкарту.

— А зачем…

— Как это зачем? Давление, пульс…

— Да все равно их нет. Один только товарищ Любимов считает, что норма для машиниста, проспавшего три часа после восьми часов на поезде, равна норме для человека, отдохнувшего перед сменой…

— Какие вы все умные.

— Ага. Нате, меряйте что есть…

Тихо гудит комп, манжета сдавливает руку и начинает медленно травить воздух… Машинист косит глазом на монитор.

Как ни странно, давление в норме, обычно по два-три раза приходится перемерять. Видимо, организм из-за погоды не отдыхает, вроде и спал, а вроде и нет.

На мониторе медленно считается пульс, индекс напряженности скачет по всей шкале.

— Снимай! — штамп «допущен» со щелчком ставится на маршрутный.

— Спасибо…

ДДЭ. «Так, что у нас сегодня? Приемка не моя, круг, оборот по Полям плюс подмена. Практически халява».

Взгляд на часы. Минут десять в запасе есть. Машинист перелистывает «книгу готовностей». В столбец выстроились номера маршрутов с подписями рядом. «Ага, вот он, мой. Вроде бы все подписи на месте».

Ручка из кармана рубашки. В обмен на автограф в книге заступления машинист получает реверсивку. Щелчок зажигалки, дым плывет под потолок. Аппарат с водой. Газированной нет, пить обычную по нынешней жаре — противно. Глоток кваса из рюкзака.