Причер кивнул.

— Случай не психиатрический, — обнадежил его Кэссиди. — Парни всего лишь валяют дурака. Я знаю, кто у них зачинщиком. Один из моих деятелей, который сейчас лежит в санчасти. У него деньги кончились, до получки далеко, а в долг просить гордость не позволяет. Ну, он и выдумал акцию протеста.

— Вы меня так утешаете, будто я в этой истории главный пострадавший, — заметил Причер. — Честное слово, хоть я и прохожу с девицами по одному ведомству, но тут мои взгляды с руководством Службы поддержки расходятся.

— Ах, ну да! — вспомнил Кэссиди. — Как же, как же. «Гусары денег не берут» и все такое прочее. Слыхали.

— «Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею? Ибо сказано: два будут одна плоть», — обрадовал собравшихся цитатой капеллан.

Некоторые из сидящих за столом заметно передернулись.

— Я всегда относился к борделям как к необходимому злу, и не более того, — сказал Причер твердо. — Даже не потому, что покупать чужую плоть в принципе грешно. И не в том дело, что я уже пять лет как священник. Вы мою человеческую точку зрения поймите. Неприятно мне платить за секс, и все тут. Чересчур горькая точка в конце удовольствия. Все равно что напиваться с единственной целью — помучиться от похмелья. Только при грамотном обращении с алкоголем можно неделями ходить в состоянии легкой эйфории. А грамотное обращение с блудницей приведет лишь к тому, что она в тебя влюбится и однажды скажет, мол, плата ее унижает. Ты вытащишь ее из борделя, повесишь себе на шею… С таким же успехом можно было найти обычную женщину, и с самого начала не платить.

— Где вы тут найдете обычную женщину? — поморщился Виллис. — Крокодилиху разве что…

— Я и не буду искать ее здесь. Я найду ее на Земле, когда выйду в отставку и сложу духовные полномочия.

— Капитан Причер очень принципиальный, — ввернул Кэссиди. — Я вам не рассказывал, как он из принципа однажды чуть в дерьме не утонул?

— Ты лучше расскажи, как у меня один молодой лейтенант бегал зимой вокруг бронетранспортера. Повышал температуру окружающей среды путем трения своего тела о воздух, — напомнил Причер.

Кэссиди тут же уткнулся носом в тарелку.

— Удивительно, — вступил в разговор молчавший до этого тыловик Джефферсон. — Смотрю на вас, святой отец, и поверить не могу, что вы — и вдруг святой отец.

— Не похож? — хмыкнул Причер.

— Очень даже похожи. Чувствуется в вас этакая… Внутренняя сила. Только как-то странно. Потерять на службе ногу и все равно вернуться, уже в образе армейского священника… Простите конечно, может быть это очень личное. Но за что вы так любите вооруженные силы?

— Я не люблю вооруженные силы, — покачал головой Причер. — Но я потомственный солдат и хорошо знаю, до чего военные ранимые и незащищенные люди. Все это наше ухарство, весь этот доморощенный мачизм… Просто защитная реакция. Как и вообще склонность к разрешению вопросов насильственным путем, которая, собственно, и приводит человека в армию. Каковая склонность происходит от неуверенности в себе…

— Вы это Кронштейну объясните, когда он из похода вернется, — саркастически посоветовал Виллис. — Чтобы больше к моим гомосекам не цеплялся. Пусть наконец-то уверится в себе и избавится от тяги к насилию. Тьфу! Как других таблетками потчевать и аутотренингу учить, так это он всегда готов. А в собственных проблемах разобраться — фигушки.

— Я, например, вообще к насилию не склонен, — сообщил начальник «воздуха» Лурье. — Получается, я в себе уверен?

— Это неосознаваемая склонность, — объяснил Причер. — Вам кажется, что вы не склонны, а на самом деле…

— Да я на самом деле не склонен, кого угодно спросите.

— Понятно, — кивнул полковник. — А я-то, дурак, удивляюсь — почему на всей территории дерьма по колено?! Это потому что майор Лурье пацифист. Крокодилов ему жалко. Еще одна такая дурацкая ситуация — заставлю поднимать истребители. Ясно?

— А керосин?! — взвился Лурье.

— А чтобы не тратить попусту горючее, возьмите и обеспечьте нам бесперебойную работу ПВО.

— Тогда выбивайте в штабе корпуса третью батарею…

— Вот это люди, — вздохнул полковник. — Вот это офицеры. Прямо не оперативное командование, а обоз какой-то. Знаете, а ведь наш старина Виллис недалек от истины. Грубость и нетактичное поведение на Кляксе превратились в образ мыслей и стиль несения службы. Ничего, дорогой мой господин Лурье, я и эту заявочку молча съем. И не такое кушали. Но когда в очередной раз со всех сторон попрёт… Вы слышите, Лурье? Когда снова нас обложит, вы мне организуете все. И батареи стрелять будут обе, и керосина окажется неиссякаемый источник. А если нет…

— Виноват, господин полковник, сэр. Я и не думал вас оскорбить, сэр. Сегодня к двадцати часам будет восстановлена полная боеготовность, включая резерв горючего, сэр. Я просто хотел отметить, что третья батарея, о необходимости которой…

— О третьей батарее забудьте, — оборвал майора полковник. — Штаб ее не даст. А горючее откуда возьмете?

Лурье бросил короткий взгляд на Джефферсона. Тот довольно ухмыльнулся.

— Его как раз сейчас воруют, — объяснил тыловик. Он посмотрел на часы. — Уже наверное украли. Не беспокойтесь, воруем не мы. Русским нужен свой неучтенный резерв, ну, они и договорились с каким-то пройдохой на скважине. А мы у русских по-честному займем до следующей поставки. Вы не против, сэр?

Полковник равнодушно хмыкнул.

— Повезло нам с флотом, — сказал он. — Если нужно что-то спереть или наоборот, промотать и разбазарить — зови русского. А у нас он всегда под боком. Кстати, о русских. Точнее, о позорных выходках и непотребствах в русском стиле. Виллис, слушайте приказ. Я понимаю, вам тяжело приходится. и тем не менее — все силы на борьбу с мичманом Харитоновым. Никакого попустительства антиобщественному поведению. Довольно пьяных безобразий. У нас теперь опять есть священник — и как мы будем смотреть ему в глаза, если не сможем призвать людей к порядку?

Офицеры словно по команде уставились на Причера. Капеллан скромно потупился и чуть ли не покраснел.

— Все, я объявляю! — полковник несильно треснул по столу кулаком, стол зашатался. — С этого утра база на Кляксе обрела страх Божий, ум, честь и совесть. Если в ближайшее время здесь не устаканится нормальная военная атмосфера, тогда я сам займусь насаждением уставного регламента. А вы знаете, что бывает, когда я за это дело берусь. У меня вся база строем будет ходить. И в кабак, и в бордель, и и в казарму баиньки. Плюс учебная тревога ежесуточно. Совершенно внезапно, за час до подъема. И пожарная через ночь, с реальным тушением мусоросжигателя. Так-то. Все позавтракали? Задачи ясны? Тогда свободны, господа. А вы, святой отец, не торопитесь, кушайте. У меня к вам еще несколько вопросов.

Офицеры поднялись из-за стола и, раскланявшись с Причером, гуськом направились к выходу.

— Между прочим! — вспомнил полковник. — Майор Кэссиди, на минуточку! Послушайте, святой отец, по боевому расписанию вы подчиняетесь майору Кэссиди. Это нормально? Не будет возражений? Я понимаю, между вами не все так просто, как кажется…

Причер обернулся к двери. Кэссиди, внешне храня уставное каменное спокойствие, глядел на своего некогда командира и учителя. И капеллан увидел, какой жгучий интерес кроется за этой безразличной маской. А действительно, каково это — попасть под начало к офицеру, которого ты во время оно то гонял вокруг «броника», то заслонял собой от гибели?

— Я капитан и инвалид, — просто сказал Причер. — А господин Кэссиди майор и лучший мой ученик. Его компетентность не вызывает ни малейших сомнений. Как и его право отдавать мне приказы. Какие тут могут быть возражения? Тем более, майор наверняка загонит старика Причера на пост связи, чтобы тот под ногами не путался.

Полковник вопросительно посмотрел на Кэссиди.

— Святой отец прибедняется, — Кэссиди позволил себе легкую усмешку. — Компетентность э-э… «старика Причера», как он изволил выразиться, чересчур высока, чтобы зарывать ее в местную почву. Командиры десантных разведрот, пусть они и святые отцы по совместительству, на дороге не валяются. Поэтому в новом боевом расписании капитан Причер пойдет тактическим координатором. Это его коронная дисциплина — оперативное взаимодействие на уровне роты. А в случае моей гибели капитан переводится на заместителя начальника разведки. Соответствующий рапорт уже должен быть в канцелярии, господин полковник, сэр.

Теперь полковник с немым вопросом в глазах повернулся к капеллану. Только цена вопроса здорово возросла. У Причера остро кольнуло в груди. Такого доверия от Кэссиди он не ожидал. Да и вообще ни от кого. Сказав «я инвалид», Причер вовсе не кокетничал. Он к кокетству не был склонен — в отличие от решения вопросов насильственным путем.

* * *

Некоторое время полковник молча изучал новообретенного священника и разведчика, да так внимательно, будто пытался взглядом просветить его насквозь.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Идея мне нравится, но… В общем считайте, майор, что ваш рапорт принят к рассмотрению. Постараюсь с решением не затягивать. Благодарю, свободны.