Гош с тоской посмотрел на стол, откуда уже унесли водку. Понятно было, что второй стакан окажется лишним, не восстановит силы, а наоборот, подкосит усталого человека. Но выпить хотелось все равно, и Гош с трудом подавил желание пойти отыскать еще чего-нибудь на добавку. Он услышал дробный цокот копыт и понял, что Костя отправился к городу.

— Вот такая история, Сан Сеич, — заключил он. — Я сначала думал, что Билли Кид — это не я, а кто-то другой. Но получается именно так. История Регуляторов повторяется шаг в шаг. И поверьте, мне ужасно не хочется умирать непрощенным. Ведь если я теперь кого-нибудь отправлю на тот свет, это будет уже вполне сознательное действие, не то, что раньше… Только ведь нужно что-то делать. Нельзя все оставить так, как есть. Глупое решение. Детское. А кто мы, если не дети? Мы родились-то всего год назад. Правда?

Сан Сеич опять промолчал. Гош поднялся на ноги.

— Вы уж извините, — сказал он. — Мы как-нибудь… Ну, придумаем, что делать. Тем более, у нас там Женя. Вы с ней и поговорить даже не успели толком. Она бы вам понравилась. И главное, Сан Сеич… Вы простите меня. Это я виноват. Такая вот глупость. Не знаю, что еще сказать. Но мы постараемся все исправить.

— Регуляторы, в седло! — крикнул во дворе Цыган. — Эй, Билли! Гошка! Мы готовы.

— Вот так, — сказал Гош, печально улыбаясь. — Поедем раздавать повестки. Спасибо вам, Сан Сеич. И до свидания. Пока, Белый! Там увидимся.

Пока он шел вдоль обгорелой стены до двора, слезы высохли.

* * *

Женя висела головой вниз на толстой водопроводной трубе и грызла собачий поводок, которым ей скрутили руки. Наверху оглушительно гремела музыка — там гуляла тульская мафия.

Бандиты одолели городской патруль с феноменальной легкостью. Сначала Олега зазвали поболтать в черный «Мерседес». Разговор затянулся, и патрульные, окружившие свои машины, начали скучать. Тут из окон соседних домов повысовывались стволы, и раздался приказ бросить оружие и лечь на землю. Патруль, даром что «тупой», проявил слепую преданность делу Главного и открыл пальбу. И уже секунд через десять все бойцы лежали-таки на асфальте, истекая кровью.

Женя рискнула высунуться и посмотреть, что происходит, когда из «Мерседеса» выкинули Олега с разбитой головой, а через окна на улицу высыпала банда человек в пятнадцать. Жене хватило ума спрятать пистолет под сиденье и прикинуться все той же идиоткой, какую она днем разыграла перед местным крестным отцом. Тем более, что тот ее мгновенно узнал.

— Ага! — обрадовался главный тульский мафиозо, пошатываясь и отдуваясь. Водкой от него шибало за километр. — Здорово, рыжая! Куда это тебя Олежка тащил?

— В деревню куда-то, — нашлась Женя.

— Вот подлец! — возмутился мафиозо. — В обход меня? Значит, правильно я ему вломил! Знаешь слово такое — «конкуренция»? Ну ладно, в деревню так в деревню. Грузи ее, ребята!

Женю без церемоний затолкали в багажный отсек уцелевшего «Чероки». Судя по всему, банда давно точила зуб на красивые белые джипы, перекупить их не сумела, и тогда решила просто отнять. Двадцать минут бешеной гонки по улицам — и Женя оказалась в подвале какого-то особняка в пригородной зоне. Там ее старательно обыскали, связали руки поводком и свободный его конец прикрутили к трубе над головой. Отняли сапоги. Пообещали, что это ненадолго, потому что скоро приедет за ней покупатель, и ушли пить водку. Женя подтянулась, забросила ноги на трубу, повисла и начала грызть узел. С одной стороны, быть проданной крестьянам означало свободу — Женя была уверена, что из деревни мгновенно убежит. Но встречать покупателя связанной ей как-то не улыбалось — слишком велик был риск того, что новый хозяин захочет на пробу испытать покупку «в деле». Пока что рыжее счастье хранило Женю от сексуальных домогательств, но девушка чересчур хорошо помнила, с какого печального эпизода начались ее странствия по новому миру. И вообще, для чего тогда ее, такую покладистую, связали?

«Тупые» гуляли, Женя терзала узел, чувствуя, как наливается кровью лицо и гудит в ушах. Наконец поводок развязался. По трубе Женя добралась до подвального окошка, легко открыла его и просочилась наружу.

Были уже сумерки. Во дворе стояло штук пять разномастных машин и лениво прогуливались двое с автоматами. Женя ужом проползла до глухого кирпичного забора, не без труда его одолела и встала на ноги посреди незнакомого тульского предместья.

Первым делом нужно было найти какую-нибудь обувь и бежать, бежать, бежать. Женя, не раздумывая, кинулась через дорогу в первый же подвернувшийся дом. Заскочила в висящую на одной петле дверь, споткнулась и упала на четвереньки во что-то мягкое и трухлявое. И в ужасе вскочила, подавив рвущийся из груди крик. Мертвецы Женю не особенно пугали, в населенных пунктах они валялись на каждом шагу, но этот попался под ноги слишком неожиданно. Женя перевела дух, напомнила себе, что эмоциям сейчас не место и осмотрелась.

В доме основательно потрудились мародеры, но стоптанные кроссовки всего на размер больше, чем нужно, Женя нашла. Обулась, выскочила с черного хода и побежала огородами непонятно куда, но лишь бы подальше отсюда. Мелькнула идея свернуть в центр и добраться до Главного, но город настолько Жене осточертел, что она продолжала бежать прямо. Ей позарез нужно было сориентироваться, понять, куда ее завезли, чтобы успеть к рассвету на место встречи. Или хотя бы добраться до указанного Дымовым гаража, где под верстаком мог до сих пор ждать своего часа АКСУ. Сдаваться в плен и изображать дуру Женя больше не хотела. Просто не осталось сил. Она слишком привыкла жить свободной, не ожидая ни от кого поддержки, но зато и не принадлежа никому. Ей всегда хотелось выбирать самой все в этой жизни — работу, друзей, мужчину. Но получилось так, что настоящую самостоятельность Женя обрела только вместе с частичной амнезией. Не то, чтобы это ее полностью устраивало, но… Встреча с парнями, которые называли себя «регуляторами», кажется, примирила ее с действительностью. И теперь больше всего на свете Женя хотела поскорее вернуться к ним.

Еще хотелось нырнуть с головой в мокрое и теплое, смыть этот дурацкий полный напряжения и опасности день. Если верить календарю часов, двадцатое мая. Какого года, Женя точно сказать не могла. Но это ее и не особенно волновало. В новом мире имел значение каждый год, который удалось прожить. А что у него за порядковый номер от Р.Х., будет разбираться следующее, более счастливое поколение.

«Если оно, конечно, будет».

С этой мыслью Женя нырнула в очередную калитку, сильно треснулась плечом о косяк и поняла, что во-первых, уже почти совсем темно, а во-вторых, ее на бегу основательно заносит. Да и бегом это судорожное переступание ногами сложно было назвать. Девушка перешла на шаг и, не раздумывая, взошла на крыльцо дома, который только что собиралась обогнуть. Нашла пару одеял и подушку, выбралась в запущенный сад, забралась в густой малинник и устроила на земле импровизированную постель. В доме оставаться ей и в голову не пришло — нежилые помещения давно облюбовали крысы. Женя крыс не очень боялась, но вот мыши, которые в доме тоже могли быть, до сих пор приводили ее в ужас.

Стараясь не думать о еде, которой в доме не нашлось, она завернулась в одеяло и почти мгновенно заснула. Приснилась ей огромных размеров вкусная морковка, которой они сочно хрумкали на пару с Малышом. Аппетитно жуя, огромный жеребец человеческим голосом рассуждал о трансакционном анализе, и Женя с изумлением поняла, что это вовсе не Малыш, а капитан Дымов, и дело не на конюшне происходит, а у дверей первой студии Останкино. «Мы с тобой оба классические Непобедители, — втолковывал Гош. — Мы не ищем оправдания своим ошибкам, но и не склонны долбить стену головой, чтобы непременно добиться успеха. Просто люди, нормальные средние люди. Так что, солнышко, в высшую лигу мы, конечно, пробьемся, опыта хватит, но потом нас все равно сомнут».

Женя грызла морковку и все думала, как бы поумнее возразить, но вдруг заметила, что говорит Дымов совсем не с ней, а с какой-то другой женщиной. Это было чертовски обидно, и она чуть не расплакалась во сне. Но подсознание чутко среагировало, и Дымов превратился в теплого и сильного Малыша, который уже ничего не говорил, а только косил на Женю большим ехидным глазом.

В нескольких кварталах к центру взревели моторы и началась стрельба. Женя на секунду проснулась, выплюнула изо рта изжеванный край одеяла и перевернулась на другой бок.

* * *

На рассвете Гош заткнул ненавистный будильник и некоторое время соображал, куда это его занесло. Посмотрел на фосфоресцирующие стрелки и в который раз подумал, что хорошо бы найти работоспособные часы, которые показывали бы полную дату, включая год. Это желание глодало его уже почти месяц, с момента знакомства с Сан Сеичем и обретения имени.

— Подъем, Регуляторы! — хрипло скомандовал он, распахивая кормовой люк тягача и выбираясь наружу. — Эй! Кто не спрятался, я не виноват!

Вместо ответа ему плеснули в лицо водичкой. Гош немедленно сунул обидчику под нос пистолет.

— Сдурел? — поинтересовался Цыган. — Проснись, отец! Свои!

— Черт побери, ничего не вижу… — пробормотал Гош, опуская руку с пистолетом и щурясь на утреннее солнце. — Извини. Условный рефлекс.

— Хорошо, что не безусловный. Давай, я тебе полью. Десять баксов.

— Момент… Сначала по доброй привычке нужно помыть траки… — Гош исчез за бортом тягача.

— Это что, танкистский фольклор?

— Не знаю, как у танкистов, а у нас говорили именно так. А нагло заснуть на боевом посту означало «люком удариться» или «сознание потерять». Это парня одного командир спалил прямо в машине, а тот ему сонным голосом заявляет: «Я, товарищ капитан, не виноват. И не спал я вовсе. Забирался в машину, тут люк расстопорился и как даст мне по башке…». Капитан со смеху чуть не помер и всем этого бойца ставил в пример — мол если врете, так хотя бы изобретательно.

— Я в армии не служил, — уверенно заявил Цыган. — Я вообще пацифист.

— Скажи лучше «папенькин сынок». Будь у меня отец посол, я бы тоже отмазался.

— Не посол. Рангом пониже. Не помню еще, кто. В отличие от некоторых. Счастливый ты, Гошка. И за что тебе столько памяти?

— В наказание, — объяснил Гош, выходя из-за тягача. — Ну-с, плесни балтийцу… А где Большой?

— Купается. Вон… Слышишь?

— В горюче-смазочных материалах?

— Да нет, там у заправки большой отстойник. Вода хорошая, дождевая. Масляных разводов нет.

— А ты купался?

— Да боязно как-то. Еще лишай какой-нибудь подхватишь, а чем лечиться?

— Не дай Бог теперь заболеть. Все, что страшнее простуды… Уф! Спасибо. Хватит.

— Пошли завтракать.

— Минуту, — Гош нацепил темные очки, чтобы так не слепило, и огляделся.

— Вспоминаешь? — завистливо спросил Цыган.

— Угу. Даже страшно. Ты держи меня, чтобы в депрессуху не ударился.

— Как держать?

— Ну, говори о чем-нибудь отвлеченном. Так, слева у нас пункт техобслуживания. Кстати, здесь же и аккумуляторная. Вот кочегарка. Понял. Грузовики стоят на консервации, там ничего интересного нет. Ох, что-то мне этот парк не нравится. Очень уж знакомо…

— Я вот думаю… — начал говорить об отвлеченном Цыган, выплескивая под ноги воду из котелка.

— Помолчи, будь другом. Не сбивай меня. Э! Что ты с водой так обращаешься?

— Так ее здесь видимо-невидимо.

— Это что, из той лоханки, где Большой плавает?

— Ну…

Гош фыркнул, но от язвительного комментария удержался.

— Вы боксы не вскрывали? — спросил он.

— Мы сюда вчера даже не заходили. Мы только у ракетчиков были.

— Ракеты отставить. Нам что-нибудь попроще нужно. Знаешь, старина, ты давай накрывай на стол, а я минут через десять подойду. Хочу осмотреться.

— Да, наверное, лучше до еды, — согласился Цыган, кивая на будку КПП. Через пыльное стекло на объездчиков таращилась мумия в погонах. — Дальше может быть еще хуже.

— Это хорошие мертвецы, — сказал Гош. — Это, дружище, не мертвецы, а спасение наше. Я когда сообразил, что армию выкосило начисто… Нехорошо так о людях, но ты даже представить не сможешь, какой беспредел учинили бы в наши дни истосковавшиеся по воле солдатики.

— Да ну… Чем они хуже нас?

— Это оказались бы самые опасные тупые, поверь мне. Была одна история… Черт, откуда я ее знаю? Народ из университета поехал на картошку. Историки, кажется. Знаешь, что такое «картошка»? Так вот, жили они в пустующей общаге. В нескольких километрах размещался стройбат. Однажды после отбоя всех парней угнали на какую-то срочную работу. Девчонки остались. Среди ночи подъехал стройбатовский грузовик… Одна девица потом с собой покончила, еще одна с ума сошла, а остальные… Как ни крути, а травма на всю жизнь. Вот так-то, брат. Советская армия — это лишение свободы и больше ничего. Тебя ни за что, ни про что, на два года сажают. Знаешь, кому больше всего в армии завидуют? Тем, кто занят боевой учебой. Какое-никакое, а серьезное занятие. Когда мы раз в полгода выходили на полигон… Н-да. Хватит, наверное. Так и прет из меня, так и лезет. Нужно будет все-таки в Москву идти. Я себе представляю, что начнется, когда я дома окажусь. Неужели я все смогу вспомнить? Знаешь, сейчас верю. Все получится у нас, дружище. Будь спок.

— Я с тобой пойду, — сказал Цыган. — И в Москву, и сейчас. Что бы ни случилось, я с тобой. Понял?

Вместо ответа Гош благодарно склонил голову и ткнул Цыгана кулаком в плечо.

— Большой! — крикнул он. — А ну, выныривай!

За первым же боксом их взору открылась удивительная картина.

— Вот это да! — восхищенно пробормотал Цыган. — Это какой у нее калибр? Голова пролезет…

— Можно посчитать, — небрежно бросил Гош. — Калибр двести три и две.

— Твоя?! — взвился Большой. — Твоя, да?!

— Нет, — Гош помотал головой и улыбнулся. — Эта не моя. Вон та.

— Какая?! — заорали хором объездчики.

— Молитесь, Регуляторы, — попросил Гош. — Молитесь, кто как умеет. Разрешаю встать на колени.

Цыган немедленно бухнулся на шершавый бетон и принялся мелко креститься.

На бетонной площадке между боксами лежало великое множество истлевших мертвых тел. Но главное — вокруг стояло вразброс целое подразделение боевых машин. Четыре огромных, каждая с два танка размером, несущая на спине чудовищной длины ствол. Несколько коробочек-тягачей без вооружения. Пара грузовиков. И в последнем ряду еще четыре пушки очень странного вида с несуразно большой плотно зачехленной казенной частью. У этих стволы были просто безобразной толщины.

— Такая если стрельнет — развалится, — сообщил Большой, тыча пальцем.

— Молитесь! — повторил Гош, исчезая среди машин.

Цыган вскочил и бросился за ним следом.

— Какая мощь! — крикнул он Гошу в спину. — Это надо же, какая мощь! Я и не думал, что такие бывают.

— Вот эта, — Гош показал на самоходку с длиннющим стволом, — с двадцати километров запросто попадает в футбольное поле.

— Так возьмем! — потребовал Большой, тут же сворачивая к такой меткой и дальнобойной пушке.

— Не спеши! — Гош подтянулся и заглянул в кузов одного из грузовиков. — Мама! Это мне снится… Так, ладно, дальше, дальше! А где у нас лючник?

Он подошел к ближайшему транспортеру, уверенно сунул руку в пазуху на его борту и вытащил нечто, похожее на гаечный ключ. Удовлетворенно хмыкнул и ловко вскарабкался на одну из машин в последнем ряду, ту, что с огромной казенной частью. Спихнул на бетон тело в черном комбинезоне. Зацепил ключом небольшой граненый выступ, провернул его, поднатужился и откинул люк. Нырнул головой вниз в недра машины и заорал так, что Цыган с Большим даже испугались.

— Мама!!! — крикнул Гош. — Разбудите меня кто-нибудь!!! Этого не может быть!!!

— Батяню-комбата встретил, — объяснил Цыган Большому.

— Идиот, — сказал Гош уже нормальным голосом, высовываясь наружу.

— Ты даже не представляешь, как нам повезло. Там полный боекомплект! А каждая дура, между прочим, весит по сто восемьдесят кило. Чем бы мы их ворочали, а? Большим и толстым?

— Я не толстый, — обиделся Большой.

Цыган забрался на броню и заглянул в люк. Его взору открылся громадный барабан наподобие револьверного. В захватах барабана лежали продолговатые серые металлические тела с небольшими хвостиками, как у авиационной бомбы.

— Двадцать, — сказал Гош так гордо, будто сам эти штуки сюда загрузил. — А в грузовике заряды. Если поднатужимся, и взрыватели найдем. Секундочку… — он вскрыл соседний люк, свесился вниз, пошарил и выволок наружу деревянный ящичек. Откинул замки и любовно погладил лежащий внутри замысловатый прибор.

— Прицел? — догадался Цыган. — А что это вообще такое?

— Самоходная установка два-эс-четыре «Тюльпан». Калибр двести сорок миллиметров. Вот в ее ствол голова наверняка пролезет.

— Да нет, вот это, в барабане.

— Мины. Это самые что ни на есть мины, дружище. Фугаски. Воронка останется такая, что два грузовика закопать можно. Теперь нужно эту штуку завести, найти взрыватели, и Тула наша. Да что Тула, бери повыше. Никогда не хотел мавзолей Ленина стереть с лица земли?

Цыган поморщился.

— Нет, если хочешь, можно и мавзолей Димитрова тоже, — щедро пообещал Гош. — Лишь бы оно поехало.

— Не мы строили, не нам и рушить, — сказал Цыган.

— Как вам угодно. Главное другое. Из этой штуки я гарантированно с пяти километров попаду в Тулу.

— Тула сама не больше пяти километров в поперечнике, — заметил снизу Большой.

— Так я же и сказал — га-ран-ти-ро-ван-но.

Цыган осторожно погладил толстенный ствол.

— И как она стреляет?

— Увидишь. Мы справимся. Большой, не в службу, а в дружбу, подгони сюда тягач.

Большой кивнул и ушел. Заметно было, что он старается не глядеть на лежащих там и сям мертвецов.

— Откуда ты знаешь, что он может водить тягач? — спросил Цыган, провожая Большого взглядом.

— А я и не знаю, — радостно ответил Гош, откладывая прицел и ныряя внутрь машины. — Вот сейчас и посмотрим, что он умеет, а чего нет.

Цыган опять поморщился.

— Ствол откидывается, да? — спросил он. — Встает почти вертикально, опирается на плиту. Вон она, под чехлом, я понял. А как заряжать?

— Умница, — донеслось снизу. — Заряжать элементарно. Ствол переламывается, как у охотничьего ружья. Мина специальным толкателем подается снизу на направляющие и досылается в ствол. Все на автоматике, наше дело только обвязать мину зарядами. И по высокой параболе — бух!

— Я себе представляю, как сложно наводить. Ты поэтому не хочешь брать пушку? С ней еще труднее?

Гош высунулся из люка и положил на броню три шлемофона.

— Это безумно трудно, — сказал он уже без прежнего радостного пафоса. — Я на пушке вообще не умею, а миномет… Видишь эти МТ-ЛБу? Ну, транспортеры? Они под завязку набиты аппаратурой наведения. Здесь команда должна суетиться — человек двадцать. И я в их работе ни черта не смыслю. Но ты не беспокойся, мы на глазок наведем.

— И прямо в Белый дом.

У ворот части взревел двигатель тягача. Потом раздался громкий рокочущий лязг.

— Умеет Большой, — улыбнулся Гош. — Наверняка когда-то шуровал на тракторе.

— Ты знал?

— Мне казалось, что он вырос в деревне. Уж больно ловко парень со скотиной обращался. А вообще-то наш Большой… Нет, не скажу. Есть догадка, но потом. Все потом. Где взрыватели?