— Знаешь, почему Регуляторы графства Линкольн так долго продержались? — усмехнулся Костя. — Они понимали, что рано или поздно им все равно конец. Были готовы к худшему. Думаешь, мы из пижонства обозвали себя Регуляторами? Как же! Это нам твои дружки-тупые устроили такую веселую жизнь. Научили уму-разуму. Так что, дорогуша, если приказано готовиться к худшему — будь готов!

— Забудь ты про тупых, — посоветовал Гош. — Это не они, это Олежка из нас банду сделал. И его пахан Главный. Тупые — хороший, благодарный человеческий материал. Что хочешь, то и лепишь. Мы сами были не особенно острые, когда нас Сан Сеич подобрал.

Олег насупился и раздраженно хлопнул себя тетрадью по бедру.

— Если твой прогноз не сбудется, — пробормотал он, — я тебе за эту нервотрепку морду набью. Подумать страшно — неужели опять…

Гош тоскливо посмотрел в затянутое облаками небо.

— Дрянь погода, — сказал он. — И дело тоже дрянь!

Гош сидел в административном здании, на коммутаторе. Сюда был протянут из Твери армейский полевой телефон. Аккумуляторы мобильных раций неумолимо вырабатывали ресурс, загибались батарейки кварцевых часов, и оставалось только ждать, что же случится раньше — то ли машины придется «с толкача» заводить, то ли просто бензин окончательно выдохнется. И значит, машины накроются, а с ними и радиосвязь.

У подоконника Цыган старательно выводил в тетради слова. Даже язык высунул от усердия.

— Ты по-каковски пишешь? — встрепенулся Гош. — Ты же наверняка опять цыганом проснешься. Если проснешься, конечно…

— Да что ж я, полный идиот? По-русски пишу. Отстань.

— Какая потрясающая жареная рыба продавалась в Несебре! — вспомнил Гош. — Крошечные такие рыбешки, на один укус. Как жаль, что я был маленький и не пил еще пива! Боже, а до чего хорошо было в Албене!

Цыган раздраженно засопел.

— Нет, вот ты мне скажи! — не унимался Гош. — Почему, если ты болгарин, или, скажем, какой-нибудь итальяшка, или даже француз, то обязательно живешь в благодатном теплом краю? А если руский, то у тебя на родине больше половины года холодно, кругом грязища, тоска и дураки?

— Можем съездить в Болгарию, — предложил Цыган. — Дороги у нас были ничего, а дураки, я надеюсь, вымерли.

— Далеко. Огромный крюк получится вокруг моря.

— Поехали через Одессу. Пароходик какой-нибудь раскочегарим. До Варны плыть меньше суток.

— Я не умею на пароходике. Утонем еще.

— Справимся.

— А ты на самом деле хочешь?

Цыган замялся. Похоже, ему было все равно. Гош подумал, что болгарин из него так и не получился, а русским быть Цыгану скучно. Поэтому, наеврное, и Цыган. Перекати-поле. Rolling Stone.

Коммутатор щелкнул. Гош машинально вернул на место заглушку с надписью «Федя», передернул тумблер и воткнул штекер в гнездо.

— Танки в городе!!! — проорал Дядя Федор звонко и радостно.

— Ты сколько выпил сегодня? — спросил Гош с завистью.

— Танки!!! — крикул Федор еще веселее.

Гош взял со стола второй наушник и, не глядя, бросил им в Цыгана. Тот поймал наушник на лету и прислушался.

— Какие еще танки? — спросил Гош.

— Большие! Зеленые!

— Откуда? — Гош почувствовал, как замирает сердце.

— Из Москвы!

— И…?!

— И бэтээры!

— А что им надо? Много их?

— Куча! Вагон! Человек триста! Армия! Город уже в кольце, все дороги перекрыты. А начальники ихние стоят в центре, всех ловят и допрашивают!

— Никого еще не расстреляли? — осведомился Цыган как бы невзначай.

— Никого еще не шлепнули? — крикнул Гош.

— Пока нет!

— Так чего им надо?

— Расспрашивают о подозрительных личностях!

— Ой-ей-ей… — пробормотал Гош. Сердце уже не замирало, оно медленно съезжало в пятки. Если экспедиция московская (а какая еще?), дело швах. Московская Оборона не станет шутить с Регуляторами. А с космонавтами?

— Тебя уже сдали! — кричал Федор. — Космонавтов тоже! Но я раньше успел! Сразу, как о танках услышал, послал человека! Они улетели! Им только вслед залупили из пулемета, но это фигня! Один самолет ушел!

— А второй?! — почти взвизгнул Гош.

— Взорвался!

— Господи, за что?!

— Не знаю! Они, по-моему, тогда не разобрались еще. Подкатили к городу, видят — кто-то взлетает, ну и врезали ему.

— Ты почему звонишь так поздно?! — взорвался Гош. — Сколько времени уже это творится?!

— Да меня захомутали сразу же! Сейчас только отпустили! Два часа дурака валял, идиотом прикидывался! А про тебя наврал, что ты ушел в Питер! Но они, по-моему, не поверили. Гошка, конец света, они всего-то два часа в городе, а тут уже комендант имеется и вооруженная охрана. Моих гавриков разоружили, а эти остолопы и сами рады, им лишь бы поменьше работать…

— Теперь они будут работать, — пообещал Гош зловеще. — Как лошади.

На тверском конце провода раздалось какое-то шебуршание. Послышались неразборчивые голоса. Звякнул металл. Наконец, Дядя Федор появился в трубке снова. И голос его стал ощутимо строже.

— Гошка, у тебя времени до рассвета, не больше, — сказал Федор. — Ты же знаешь моих болтунов.

Цыган отложил наушник и встал. Гош кивнул, и Цыган выбежал на улицу.

— Сумерки, — заметил Гош. — Думаешь, они не сунутся ночью?

— Я слышал, они заночевать тут хотят. Разведка донесла. Гош, я тоже ухожу. Москвичи уже пронюхали, что я здесь был центровой. Возьму человек пять-шесть, кого уговорить смогу, и вниз по реке смоюсь.

— Бог в помощь, Федя. Может, еще свидимся.

— Как Большой?

— Спит пока.

Слышно было, как Федор вздыхает.

— Не свидимся мы, Гошка, — сказал он. — Добьет нас зараза проклятая. Эх, пожить бы еще хоть самую малость…

— Уходи от телефона, — посоветовал Гош. — Провод лежит открыто, найдут тебя по нему.

— Добрый ты человек, Гошка, — снова вздохнул Федор. — Но совершенно тупой. Не-по-нят-ли-вый.

И связь оборвалась.

Почти минуту Гош сидел неподвижно, остановившимся взглядом уткнувшись в коммутатор. «Непонятливый. Пожить бы еще. Не свидимся. Федор что-то хотел сказать, очень важное, но ему не дали. Кто не дал? Каким образом? Ты живой еще, Федя, или уже нет? Это мое больное воображение породило слуховую галлюцинацию — глухой удар на том конце провода? Или так оно и было?».

Гош вызвал коттедж Жени. Ответа не было. Тогда он поднялся и вышел на улицу.

Женя, Цыган и Олег суетились у машин.

«Молодцы, — подумал Гош. — Какие все-таки молодцы! Бедная Женя, мы опять бросаем лошадей. Большой нас сковывает, да и не уйти на лошади от танка. Разве что лесом? Глупо. Если уцелеем, черта с два потом найдем машину, которую можно завести. Даже у „Жигулей“, и то ручку вставить некуда. Так. А миномет? А наша любимая атомная бомба? Надо же, я к ней, кажется, привык. Тоже бросить?».

Цыган увидел Гоша и опрометью бросился к нему.

— Гошка! — выдохнул он. — Все правильно?

— Да. Я уверен, что последние несколько минут Федор говорил со стволом в ухе. И держал этот ствол кто-то из москвичей.

— Гош, послушай… Я знаю, интимный вопрос, но все-таки!

— Да? — Гош удивленно поднял бровь.

— Взрыватель! От бомбы! — выпалил Цыган.

— Ты с ума сошел?

— У тебя, что, нет…?

На лице Цыгана отразились разом глубочайшее разочарование и серьезное недоверие.

— Даже если бы я знал, где его взять, — сказал Гош твердо, — я бы его там и оставил. Какая-никакая, а это моя земля. И устраивать на ней ядерные испытания мне не по душе.

— Тебе все равно на этой земле не жить, — процедил Цыган. — Просто не выжить. А так бы хоть замочили гадов.

— Неужели ты не понял с самого начала? — спросил Гош с мягкой улыбкой. — У меня нет взрывателя. И вообще нет права размахивать таким оружием. Это же моя родина, Цыганище.

— Уродина, — отрезал Цыган и отвернулся.

— Пошли грузить Большого, — распорялся Гош. — Все, хватит трепаться. Регуляторы, в седло!

— Ненавижу! — рявкнул Цыган.

И вдруг протяжно зевнул.

* * *

Машины стояли на берегу озера. Солнце было в зените, палило нещадно, и Гош с Олегом курили, стоя по шее в воде. Далеко впереди рассекал кролем зеркальную гладь Костя. Женя у костра что-то вкусное сооружала в котелке. А под кустом, в тенечке, спали Большой и Цыган.

Идея Гоша с записями провалилась — все, будто по команде, оставили тетради на ранчо. Точнее, им не дали забрать их. Регуляторы вообще не успели взять личные вещи. Сейчас у них был с собой только НЗ, хранившийся в машинах, и кое-какое оружие, по стволу на брата.

Еще имелось разбитое заднее стекло «Сузуки», пулевая царапина у Олега на плече, Женины хронически зареванные глаза и очередной выбывший игрок — Цыган.

Костю бесило то, что непобедимые Регуляторы драпали от танковой колонны без единого выстрела. Больше он ни о чем не рассуждал, всецело полагаясь на мнение Гоша. Женя оплакивала забытых в стойлах лошадей, справедливо рассудив, что москвичи либо спалили их вместе с ранчо, либо просто не удосужились отпустить на волю. Гош молчал. Ему все окончательно надоело. Хотелось либо вдребезги напиться, либо поскорее заснуть. А в сотый раз спасаться бегством и заниматься тупым выживанием непонятно для чего — не хотелось вовсе.

Поэтому идею подал Олег.

— Давай снова обойдем Москву и вернемся в Тулу, — предложил он. — Люди знакомые, места хорошо исследованы, жилья до черта. Обоснуемся на краю города и будем ждать развития событий. Контакты с местными теперь не проблема.

— Не вижу особой разницы, где помирать, — заявил Гош. — Но может быть, ты прав. Тула даст нам определенный шанс, если мы все-таки проснемся и будем хоть что-то соображать. Действительно, просыпаться лучше в знакомых местах. Только у нас очень мало времени. И бензина.

— Я хорошо помню обходной путь, бензин мы там достанем. Если поднапрячься, можно пройти весь маршрут за сутки. Ну что, перекусим и рванем?

Гош кивнул.

— Я все думаю, — пробормотал он. — Костя уплыл метров на пятьсот. Если он там сейчас начет зевать, уснет и потонет, мы ведь не успеем его вытащить!

— Хороший ты парень, Дымов, — сказал Олег. — Просто удивительно — неужели это я всего-то несколько месяцев назад попер тебя из Тулы?

Через сутки они были от силы на полпути. Машина осталась только одна — «Лендровер», и в его багажном отсеке лежали штабелем четверо спящих — Большой, Цыган, Олег и Костя. Лежали голые на клеенке, потому что кишечник и мочевой пузырь у каждого функционировал нормально, и проще было окатывать их водичкой и протирать губкой, чем пеленать.

Меньше всего беспокойства в этом плане доставлял Большой, организм которого уже вывел из себя отходы жизнедеятельности. Но по той же причине Гош волновался за великана все сильнее с каждым часом. Увы, хваленая эрудиция капитана Дымова на методы подкормки коматозников не распространялась. От одной мысли, что еще денек, и пора будет колоть ребятам какую-нибудь глюкозу, или черт его знает, что им там колют, Гоша начинало трясти мелкой дрожью. Тем более, что даже глюкозы не было все равно. Видеть, как твои друзья во сне загибаются от голода… Потом Гош вспомнил про тюремный метод кормления голодающих принудительно через прямую кишку. Хотя технику этого дела он представлял себе плохо, и в особенности не знал, применим ли такой метод к спящему нездоровым сном человеку, Гошу все-таки немного полегчало.

Ненормальные москвичи со своими проклятыми танками все-таки остались далеко позади. «Лендровер» тянул неплохо, Женя уже не плакала, и можно было бы слегка расслабиться, но ожидание беды сделало дело — Гош впал в тоску.

Вечером, когда до Тулы осталось по прямой не больше пятидесяти километров, Гош свернул с дороги и через поле выехал к небольшому озерцу. Вдвоем с Женей они, пыхтя и ругаясь, выгрузили (точнее выпихнули) из машины своих коматозников, в очередной раз помыли всех нуждающихся, разделись, схватили по куску мыла и упали в теплую воду.

— Какой ты сильный, Гоша, — заметила Женя. — Я думала, с Большим мы вообще не справимся…

— Я не сильный, — ответил Гош, старательно намыливаясь. — Это просто нервное у меня. Если к утру немного успокоюсь, придется Большого тащить на буксире. Или лебедкой в багажник тянуть.

Женя протянула руку и провела ладонью по его скользкой от мыла груди.

— Не-ет, ты сильный. Гоша, мы тоже уснем?

— Когда сломался Большой, этого нельзя было сказать наверняка. Теперь я уверен.

— И что тогда будет?

Гош вместо ответа с головой ушел под воду.

— Ничего не будет, — сообщил он, выныривая и бросая мыло на берег. — Ни-че-го. Понимаешь?

— Нет, — Женя шагнула к нему вплотную, обняла за шею и заглянула в глаза.

— Понимаешь, — кивнул Гош. — Отлично понимаешь.

— Ты чего такой злой?

— Я не злой. Я просто думаю — неужели все по новой? Опять просыпаться агрессивным болваном, заново узнавать мир… А следующий цикл сколько продлится? Знаешь, иногда мне хочется, чтобы мы не проснулись больше. Конечно, я верю в чудо, надеюсь на что-то. Может, в следующий раз ко мне вернутся новые участки памяти. Но… Зачем? Куда нам с тобой еще больше горя, чем мы уже пережили?

Женя крепко прижалась к нему, уткнувшись носом в шею. Дымов мог говорить что угодно — жаловаться, радоваться, даже ругаться, а ей просто было хорошо с ним.

— Ты посмотри, как ведут себя те, кто проснулся с нормальной памятью… — бормотал Гош. — Они дергаются, рвут жилы, чтобы создать какое-то подобие того, что уже было здесь. Да еще и гордятся тем, как умело занимаются выживанием. А вот тупые — просто живут и радуются этому по мере сил. Знаешь, где тупые несчастнее всего? Там, где они находятся под пятой всяких Главных, Борисов и иже с ними. А я не хочу становиться главным ни над кем. Очень хочется жить, понимаешь? И совершенно не хочется выживать. Бесперспективное это занятие. Только сейчас до меня дошло, что возрождать погибшую цивилизацию имеет смысл при одном четко определенном условии. Когда это занятие действительно имеет смысл. Для отдельно взятого человека. И честное слово, этот человек — не я.

— Ты уверен, что мы проснемся, и опять ничего не будем помнить?

— Я неисправимый оптимист. Так что я уверен, что мы проснемся снова. А что тогда будет, ты уже слышала. Ничего не будет. В смысле — ничего хорошего. Точно будет меньше еды.

— Еды навалом. Вон на том берегу картошка растет. А вдоль дороги пшеница.

— Ну, значит, консервированных ананасов будет меньше. Загнутся машины, не станет батареек, и так далее. Знаешь, в чем этой планете здорово повезло? Я еще не видел людей с признаками радиационного поражения. Наверное, защита на атомных станциях хорошо сработала. Хотя может, где-то в Америке и были выбросы.

— Значит, мы не вспомним друг друга? — гнула свое Женя.

— Да откуда я знаю…

— Начнем с белого листа?

— Да о чем ты? — забеспокоился Гош, деликатно вырываясь.

— Гошка, ты же меня хочешь. Что тебя держит? Нам, может, жить осталось до утра.

Гош раздраженно крякнул.

— Я еще не засыпал, — сказал он по возможности мягко.

— Ты хочешь, чтобы в этот наш вечер, последний, я была счастлива?

— Да отчего же последний…

— Я чувствую, Гош. Так же хорошо, как чувствую то, что ты тоже этого хочешь. Ты же добрый, Гош. Сделай женщину счастливой. Она так любит тебя! Забудь обо всем. Хватит себя мучить. Ну же, поцелуй меня…

Вода была теплая, а они — почти совсем голые и чересчур близкие люди, чтобы не выполнить последнюю волю друга. Гош понял: она действительно чувствует, что завтра — все, конец. Или, по крайней мере, вбила себе в голову, что этот аргумент подействует. И объяснять, что он хочет совсем не ее, а всего лишь соскучился по женской ласке… «Дурак, что с тобой? Это же так просто. Она права — забудь. Рассуди здраво — у тебя не осталось никаких шансов найти свою любовь. Не будь эгоистом».

Женя обвила его ногами за поясницу и целовала, целовала…

— Возьми меня! — хрипло выдохнула она.

«…Так пусть будет хоть что-то хорошее. Разве преданность этой девчонки не стоит того, чтобы быть вознагражденной? Какое я право имею ее мучить? Она такая славная…».

И тут же пришла мысль — а как там ОНА? Может быть, тоже сейчас думает о нем. Думает, что не встретит его больше никогда, Что настоящая жизнь кончена, и остается лишь прожить отпущенные дни по возможности нормально.

«И все-таки, куда же я девал свое обручальное кольцо?!».

И Гош, еще секунду назад отвечавший на поцелуй девшушки, застыл. Опустил руки. Посмотрел куда-то вбок отсутствующим взглядом.

Женя спрыгнула с него и, не говоря больше ни слова, ушла на берег.

Гош вдохнул полную грудь воздуха и сделал единственное, что было сейчас уместно — исчез. Вынырнул на пределе, секунд через сорок, и поплыл, не оглядываясь, вперед.

На берегу хлопнула дверца «Лендровера».

«До чего же стыдно! Господи, Дымов, ну как ты мог? Что тебе, трудно было? А вот не мог! А вот трудно, и все тут! Полное размежевание тела и души. Тело исправно реагирует, а душа не хочет. И черта с два ее заставишь… Утопиться, что ли?. Вот нырну сейчас со всей дури и выдохну. Да нет, здесь, похоже, неглубоко. Успею выскочить наверх. Инстинкт выгонит. Эх, Дымов, сколько тебя жизнь ни ломает, а ты все нормальный и нормальный… Порядочные люди давно шизофреники, а с тебя как с гуся вода. Кстати, очень теплая вода. Обожаю».

Когда он приплыл назад, Жени у машины не было. Не было еще одного автомата, пары магазинов, нескольких банок консервов, любимого пистолета Цыгана и его же рубашки, в которую Женя, похоже, завернула поклажу. Еще пропала Костина финка.

Гош сел в машину и врубил дальний свет. На миг ему показалось, что где-то у дороги мелькнул расплывчатый силуэт. Гош завел мотор и поехал к дороге, внимательно разглядывая траву. Но следов не нашел. Он еще покрутился для порядка, но быстро сообразил, что Женя нарочно ушла лесом, вовсе даже не к шоссе, и искать ее ночью по кустам бесполезно.

Тогда он вернулся на берег, к распластанным на одеялах телам, заглушил двигатель, сунул руку под сиденье и достал литровую бутылку водки. Нашел пластиковый стаканчик, распорол штык-ножом банку тушенки.

— Ваше здоровье, Регуляторы! — сказал он спящим, поднимая стакан.

— Дай Бог вам проснуться такими же славными парнями, какими вы были.

Выпил и закусил губу, чтобы не заплакать.

Наплакался он уже в этой жизни — дальше некуда.

Достал пистолет, взвел курок, поднял ствол к небу. И трижды выстрелил.

— А вот и салют по тебе, Георгий Дымов, — сказал он. — Ты жил, как придется, но умер достойно.

Убрал оружие и снова потянулся к бутылке.

Выпил, отдышался, устало зевнул. Почувствовал, что вымотался до упора, физически и эмоционально. И с наслаждением подумал, что сейчас уснет. Будет спать и видеть сны о чудесной прошлой жизни.

Так и получилось.