Мне для печки нужны были дымовые трубы, и они тут были, я взял нужное мне количество и отнёс это всё в машину. Вернувшись, нашел ещё два двухметровых листа из нержавейки, свернул их в трубу и тоже отнёс в машину. Потом в три полиэтиленовых пакета собрал разную мелочь, которая могла пригодиться для изготовления печки. К своей радости, нашёл и термогерметик, теперь было чем заделывать щели в печке.

Я торопился, не стоило оставаться там слишком долго, вдруг кто-нибудь увидит. К тому же скоро идти на работу, а нужно ещё привезти бочку и перенести всё домой. Набив пакеты, поехал за бочкой, потом вместе с женой затаскивал её на свой седьмой этаж, затем мы вместе переносили в дом всю мою сегодняшнюю добычу. Так что, еле успел к девяти часам подойти на работу, ведь надо было ещё успеть забежать в институтскую столовую, съесть свой горячий завтрак (всем, участвующим в спасательных операциях, выделили дополнительные талоны на завтраки в столовой).

В этот день мы были опять направлены на разбор завалов рухнувшего дома. Я видел много людей, которые поселились в здании института, все-таки здесь имелось электричество от дизельгенератора и было гораздо теплее. Сам тоже подумывал, не эвакуироваться ли и нам сюда, но людская скученность (практически везде стояли раскладушки и железные кровати), а также надежда на изготовление печки, удерживали меня от этого решения.

Работали мы часов до двух, но потом прекратили, мешали осадки в виде какого-то пепла и очень неприятный запах, чувствующийся даже в респираторе. У людей, которые долго дышали этим воздухом без противогаза, начинала сильно болеть голова и подступала тошнота.

По команде мы все эвакуировались в здание штаба, в бывший кинотеатр. Там просидели два часа, пока учёные из института делали анализ воздуха. Я очень беспокоился за свою семью, но меня успокоили, сказав:

— По трансляции уже объявили об опасности отравления воздухом и сообщили в инструкции по поведению о том, что нужно закрыть все окна, заклеить щели, а в вентиляционную систему квартир вставить за решётки несколько слоёв марли, которую следует поддерживать во влажном состоянии.

Через два часа выступил профессор из института и объяснил:

— Это вулканический газ и в небольшой концентрации он не смертелен. Он тяжелее воздуха, поэтому вряд ли поднимется выше пяти метров, тем более, рядом низина, русло реки, этот газ будет стремиться туда и выветриваться из города. Газ этот через неделю даже в низинах должен полностью распасться на безопасные фракции и, вообще, людям, живущим на этажах, выше третьего, можно его не опасаться, а спокойно открывать окна.

Этим заявлением он всех более или менее успокоил.

В связи с возникшей газовой опасностью руководство нашего МЧС решило все работы приостановить и всех распустить по домам. О сборе должны сообщить по радио, также предлагалось всем, кто живёт ниже третьего этажа, эвакуироваться в здания Биологического центра или академической гостиницы. Ходить за водой и отоварить карточки советовали только в противогазах. Тут же начали выдавать по два запасных картриджа, продуктовому набору и 5-литровой баклажке с водой. После чего, все, уже в противогазах, начали расходиться по домам.

Придя домой, я застал жену и обоих детей, одетых в зимнюю одежду, дети сверху ещё были закутаны в ватные одеяла. Все трое сидели возле единственного источника света и тепла в квартире — свечи, поставленной на маленькое блюдце. Хорошо, что в магазине я набил этими свечами два целлофановых пакета. В квартире стояла температура шесть градусов — на улице было минус четыре.

Не раздеваясь, я сразу приступил к изготовлению печки. Я решил работать хоть всю ночь, но печку сделать, потому что при такой температуре можно было уснуть и не проснуться. К утру печка была готова. Пока все спали, я, надев противогаз, вышел во двор набрать дров. Разных деревяшек валялось много, я сделал уже четвёртую ходку, когда встала жена. Она круглыми глазами, недоверчиво смотрела на мою конструкцию, но после того, как я растопил печь, начала с криком восторга прыгать вокруг неё. А я обессиленно уселся на диван, говорить или что-то делать уже не мог.

Проснулся только на следующий день, рано утром, в комнате было уже гораздо теплее — около 17 градусов. Дров уже не было, печка была холодная. Пришлось надеть противогаз и начинать носить дрова, а когда заготовил топлива впрок, то первый раз с момента катастрофы поел дома горячую пищу. Воды у нас оставалось совсем немного. Подумав, решил съездить на машине в ближайшую деревню Балково за водой, я знал, там был колодец, заодно осмотреться и привезти ещё дров. Около дома уже все деревяшки собрали, этим делом занимался не только я.

По пути заглянул в хозяйственный магазин. Видно было, что его уже довольно сильно подчистили, но я всё равно нашёл там четыре пластиковые 20-литровые канистры. Доехав до Балково, набрал в них воды. Было видно, что многие дома покинуты жителями. В один, по виду жилой, я постучал, думая переговорить с хозяевами. Но меня послали куда подальше и пригрозили, если не уберусь в своё Пущино, а продолжу лазить по деревне, угостить дробью. От греха подальше я ушёл от этого дома и решил осмотреть другие, покинутые хозяевами. Здесь царил полный разгром, видно, дома подверглись мародёрству, и только в одном я нашёл несколько банок варенья и солений, а также большой бак квашеной капусты и полную кастрюлю засоленного сала — эти запасы, лежащие в маленьком погребе, просто не заметили при грабеже дома. Забрав продукты, я из поленницы на дворе загрузил полную машину дров и поехал домой изрядно вымотанный — всё-таки работать всё время в противогазе здорово утомляет.

На следующий день ещё раз съездил в Балково, там уже было несколько машин из Пущино, народ загружался в фермерском коровнике мясом, отрезая куски от погибших животных. Я тоже принял в этом участие, загрузив в багажник килограммов семьдесят вполне нормального мяса. Потом набрал воду и опять загрузил полную машину колотыми дровами, обойдя дворы всех покинутых домов, дров уже оставалось очень немного, основную часть вывезли. По-видимому, здесь побывало уже много народа из Пущино, дорога была хорошо наезжена.

После этой поездки я до вчерашнего дня не выходил из дома. А вчера по радио объявили общий сбор и отменили газовую опасность. Нашу бригаду поставили на вывоз погибших людей и животных. Работа была кошмарная, трупов было много, выполняла эту задачу, наверное, треть всех бригад.

Трупы отвозили к оврагам, что на западной окраине города, там их укладывали в братские могилы и бульдозером засыпали. Туши животных свозили самосвалами в близлежащий овраг. Работали до позднего вечера, единственным послаблением после этого кошмара была выдача всем по двести граммов водки и хороший ужин. Правда, многие есть не стали, видимо горы трупов так и стояли перед глазами. И ещё, нам на сегодня сделали выходной, вот, поэтому я с утра и копаюсь в развалинах, в поисках деревяшек и в надежде найти продукты или ещё что-нибудь нужное в хозяйстве.

Рассказав всё это, Дима, изрядно захмелев, добавил:

— Вы счастливые, что оказались в деревне и не видели всего этого ужаса. Я тоже хотел бы уехать из города, но уже использовал практически весь бензин, а теперь его негде взять. Да и нет у меня ни дома, ни родственников в деревне.

Мы его успокоили тем, что в коллективе с грамотным руководством шансов выжить гораздо больше, тем более что это руководство из официальных структур и имеет полное право воспользоваться стратегическими государственными запасами. Дима печально ухмыльнулся и сказал:

— Права-то мы имеем, но власть правее. И, как обычно, оказывается, что всё это богатство не про нас. Наверху идут свои разборки за ресурсы. Уже сейчас власти разделились на два лагеря. Один — институтское начальство и администрация города, которые контролируют четыре микрорайона. Второй — бывшее полицейское начальство, эти закрепились в микрорайоне ФИАН, где угольная котельная и несколько продуктовых складов. И ни в какую, козлы, не хотят отдавать со складов на нужды города ни уголь, ни продукты.

Поговорив немного ещё по этому поводу, мы распрощались с Димой, подарив ему на прощание две бутылки водки, чтобы он выменял на них продукты для семьи. Было его немного жаль, хороший человек, но, по большому счёту, помочь ему и его семье мы ничем не могли и, возможно, под патронажем государственных структур, с их грандиозными мобилизационными запасами, его семье предоставлялось больше возможностей выжить, чем нам, рассчитывающим только на свои силы.