— Опять накуролесил?

— Все будет в порядке, товарищ капитан. Вы же меня знаете! — улыбнулся я в ответ загадочной улыбкой Чеширского кота при виде профессора Шредингера.

— В том-то и дело, что знаю.

Глава 5

В родном уже тринадцатом кабинете меня встретила судебная «двойка» в знакомом лице майора Жилинского и капитана второго ранга Громова.

Сесть мне никто не предложил, что можно считать плохим знаком для подозреваемого.

Наш особист изображал спокойное безразличие, только без тазика для умывания рук, как у товарища Понтия в свое время. Кавторанг, наоборот, изображал Зевса Громовержца в сезон бурь, на лице его отражалась целая гамма чувств: от бешенства до презрения с возмущением.

Не надо быть внуком Ванги, чтобы догадаться о причине происходящего. Похоже, меня спалили наконец!

Не сказать, что это сюрприз для меня — нелегал из меня, как из деревенского кузнеца балерун, и наследил я в последнее время изрядно. Удивительно, что так долго вычисляли. Хотя, наверное, трудно ловить неадекватного и абсолютно нелогичного шпиона, который и не шпион вовсе.

— Ну что, рядовой Морозов, будем каяться?

— Не понимаю, о чем речь, товарищ кап второго ранга.

Ты мне тут ваньку не валяй. Предлагаю оформить явку с повинной. Добровольное признание сильно облегчит твою участь. Первый и последний раз. Больше такого шанса не будет.

— Не чувствую за собой никакой вины. В личном деле одни благодарности. Если не верите, спросите у товарища майора. Он подтвердит.

Упомянутый мною товарищ майор в ответ изобразил древнегреческую мумию, не отличающуюся красноречием, лишь в глубине глаз мелькнуло восхищение моей нагло… смелостью. Надеюсь, что это было восхищение, а не что-то другое.

— За сколько продал Родину? — перешел в наступление злобный следователь.

— Обидные слова ваши, — ответил я классикой на несправедливость бытия.

— Ты мне тут из себя це… эээ… девственницу не строй. И резину тянуть не надо. Где и когда тебя завербовали? Какие задания получал и от кого?

— Что за выражения в приличном обществе? Завербовали, предал! Вас адмирал флота товарищ Чернавин попросил по-дружески приехать в Лениноран и помочь с расследованием. Он вас тоже завербовал?

Майор Жилинский тут же сбросил маску невозмутимости, хищно и довольно улыбнулся, словно ждал именно такого спектакля и этой сцены. Наверное, мою реакцию он просчитал раньше, и я полностью оправдал его ожидания.

Громов же, наоборот, покраснел как рак, и настроение его перешло в стадию кипения энд бешенства.

— Ты что себе позволяешь, сосунок?

— Подожди, Федор Васильевич! — вмешался майор, сохранивший хладнокровие и мгновенно оценивший сказанное. — Рядовой Морозов нам все сам объяснит. Надо дать ему возможность высказаться.

— В камере будет объяснять. Следователю, — продолжил гнуть свою линию возмущенный кавторанг.

— В камеру так в камеру. Извольте предъявить доказательства моей вины. И вообще, без адвоката разговаривать не желаю. И без американского консула тоже, — поняв, что немного перегнул палку, поправился: — Про американского консула — шутка! Израильского давайте.

Начальник особого отдела Каспийской флотилии мгновенно остыл. Сообразил, что он здесь по факту неофициально расследование проводит. Что дело секретное и вдобавок политическое, в котором фигурирует целый генерал КГБ, и никаких следователей сюда близко нельзя подпускать. Секретных тюрем в его распоряжении нет, а на гарнизонной гауптвахте меня держать опасно.

— Графологическая экспертиза установила, что письмо написано твоей рукой. Не помогла хитрость с печатным шрифтом. Отпираться бесполезно. Будешь отрицать?

— Надеюсь, вы на экспертизу не все послание отправляли, а только отдельные фрагменты? Иначе о содержимом письма будут знать слишком многие.

Кавторанг скрипнул зубами, майор хмыкнул, что-то типа: «Я же говорил», из чего можно было сделать вывод, что догадка была точной.

— За последние месяцы ты дважды был в самоволке за пределами части, — неожиданно ударил фигуральным ножом в спину особист.

Вот же тихушник, даже об этом знает! Правда, всего два раза вычислил — но каков профессионал. И выдержка отменная — выложил в нужный момент.

— Письмо я написал. Смысл отрицать очевидное?

— Тэ-экс. Уже лучше. Кто тебе продиктовал текст?

— Может, я сам написал?

— Эксперт сделал вывод, что автор послания имеет минимум два высших образования, одно из которых — техническое. Так что не пудри мозги, выкладывай все подчистую.

В принципе, нечто подобное я ожидал. Рано или поздно на меня все равно вышли бы, среди нескольких сотен человек найти одного активного шпиона не так уж сложно. Тем более такого, как я — выдающегося и замечательного, чрезмерно наглого и деятельного. Поэтому пришлось подключать легенду о старце Исмаиле и напрямую намекать, что он связан со Слепым. После этого мое разоблачение стало лишь делом времени, очень короткого времени.

Хотя про экспертизу почерка я не подумал, здесь таких специалистов нет, только в Баку, а для этого надо иметь конкретного подозреваемого — рядового Морозова. Не могли же они пятьсот личных дел в Баку отправить? Значит, прокололся в чем-то другом, а графолог лишь подтвердил подозрения.

Единственное, что меня не устроило, — третий лишний в нашем разговоре. Вдобавок хитрый и умный. Поэтому решил избавиться от майора Жилинского, пока не поздно.

— Товарищ капитан второго ранга, дальнейший разговор не может быть продолжен в присутствии товарища майора. Информация предназначена лично вам и никому больше. Это не мое требование, и оно неизменно. Либо наедине, либо в карцер.

Гражданин Жилинский, надеюсь, не обиделся, по крайней мере внешне никак этого не проявил, и молча покинул кабинет.

— Товарищ майор, не стоит вам это знать. Многие знания — многие печали. И таки вас можно поздравить с должностью начальника особого отдела?

Но тот ничего не ответил, мягко прикрыв дверь за собой.

— Итак, что ты имеешь мне сказать? И от кого?

— От старца Исмаила, от кого же еще?

— Ты его знал раньше?

— Да. Познакомились на вокзале в Баку. Подсел рядом, угостил фисташками. Я их раньше никогда не ел — первый раз попробовал. Ну и разговорились. Зацепил с первой фразы. Сказал, что глупо охранять забор, когда в твоем доме пожар. Я даже обиделся. Ну и слово за слово, понеслась душа в рай.

— Значит, на вокзале он тебя и завербовал?

— Неправильный термин. Убедил. Очень хорошо и доказательно убедил, что я обязан ему помочь. Но это долго рассказывать, может, как-нибудь в следующий раз.

— На вокзале он тебе и сообщил эти сведения? Откуда взялась картинка с кораблем?

— Нет, в поезде все передал. Ночью. Можете у младшего сержанта Зайцева спросить, я вместо него в тамбуре до трех часов ночи дежурил. Там и передал. Корабль я потом перерисовал, оригинал сжег.

— Покушение — инсценировка?

— Нет, все на полном серьезно. Если бы не дед, то не с кем вам было бы разговаривать.

— Откуда твой «старец» узнал о покушении? Случайно оказался в нужном месте? Ты в это веришь?

— Разве вы еще не поняли? У дедушки явные паранормальные способности. Экстрасенс в чистом виде.

— Ты серьезно?

— Конечно. Два часа с ним на вокзале разговаривал, сидя на самом проходе, на виду у всех, а его никто не запомнил. К тому же он такие вещи мне поведал, о которых кроме меня никто никогда не знал. И как ногу в детстве распорол на рыбалке, и что одна девица… неважно, в общем. Сказал, что в отпуск поеду в марте месяце. И даже когда на дембель уйду.

— Тоже мне экстрасенс, — впервые улыбнулся кавторанг. — Сам ты не мог посчитать, когда два года службы заканчиваются?

— В том-то и дело. Исмаил сказал, что на дембель мне в августе этого года, 1989-го! Всех студентов домой отправят.

— Стоп! Ты же не студент, тебя отчислили? В личном деле написано.

— Все правильно. В марте должен поехать домой и восстановиться в институте. Тогда в августе меня демобилизуют.

— Тьфу. Морозов, заморочил голову глупыми сказками. Какой, к чертям морским, дембель в августе? Что за бред. Возвращаемся обратно к теме. Что тебе известно о генерале Калугине?

— Кроме того, что в письме? Ничего. Мое дело маленькое — передать все в точности, без ошибок и отсебятины.

— Откуда ты узнал, что главком приедет на пятнадцатую заставу?

— Все оттуда же. Исмаил все подробно расписал, где плакат будет висеть, где закладку сделать, что на столбе написать. Потом дождаться, когда вы приедете, рассказать вам, что оно и как.

— Стоп! Откуда он… Твою подлодку… Так вот почему ты на меня так посмотрел в первый раз, словно привидение увидел. Очень странная реакция — поэтому запомнил. Чего дед сам ко мне не пришел, там же в Баку? Зачем эти сложности? Почему Лениноран?

— То мне не ведомо. Дед толком не объяснил, лишь тумана напустил и мистикой загрузил. Сказал, что ноги у вас больные и сердце надо лечить. Негоже, когда…

— Негоже что? — насторожился кавторанг, словно почувствовал что-то.

— Калугина сказал, что надо брать сейчас. Много вреда стране принесет. Нельзя его в депутаты, он столько грязи и секретов выболтает, что никак не исправить потом. Меченый его к себе опять приблизит, и его тронуть нельзя будет. Публичная фигура, черное знамя перестройки.