Я высунулась из окна по пояс, повертела головой. Правое крыло здания пустовало, на карнизах и крыше тоже никто не маячил, а вот в окнах левого, более дальнего крыла промелькнули чьи-то тени. Я прищурилась. Точно! Уж грузную Соньку трудно было с кем-нибудь спутать. Значит, наши преследовательницы зашли в ЗБ здесь, стали подниматься по мраморной лестнице и очутились совершенно в ином крыле. Круто!
Сердце восторженно ворохнулось в груди. Я даже не удержалась и любовно погладила каменный карниз. ЗБ снова нам помогало!
— Пошли! — я ухватила Лизу за руку, потянула на выход.
— Куда?
— Их перебросило, понимаешь? Я видела Альбинку в гастроотделении: бродит там вместе со своими пристяжными, шагов за двести отсюда.
— Вот это да!
— Уже второй перенос! За один-единственный день! Да плюс море, карниз, музыка. Значит, уже пять раз! — Я ничего не поясняла, но Лиза согласно кивала.
Мы весело мчались вниз по лестнице. Пять чудесных явлений за столь короткий период — это хоть кому вскружит голову. Но главное, нам не стоило здесь задерживаться. Есть такая пословица: «Хорошего помаленьку». Выиграл в карты раз, не садись играть во второй — обязательно проиграешь. А хуже того, не повезет уже никогда. Фортуна — дама капризная, и мы свой лимит на сегодня исчерпали.
— Пока эти курочки шарашатся по коридорам да глаза протирают, успеем спокойно выбраться.
— Но там же эти стоят…
— Нормалёк! С этими как-нибудь договоримся.
Проскользнув мимо камер, мы вылезли наружу через пролом в стене, спрыгнули на битые кирпичи.
Увидев нас, Галя с Янкой попятились.
— Не дергайтесь, вояки, бить не будем! — успокоила я, делая несколько шагов в их направлении. — Будем разговаривать.
— О чем нам с вами разговаривать?
— Да уж найдем тему. Хотя с тобой, Галочка, нам действительно толковать не о чем. Ты ведь у нас так — ни рыба ни мясо, и впрямь — галочка, почеркушка в блокнотике. А если точнее — девочка на побегушках, точно? А вот Хавронину я бы хотела спросить. — я снова сделала осторожный шажочек. — Мы ведь дружили с тобой, правда, Яночка? Вспомни-ка!
— Чего вспоминать-то?
— Еще пару лет назад вместе по улицам гуляли, чебуреки в кафе трескали. Я, ты, Стаська с Катюхой. Еще и Надя с Маринкой рядом сидели. Ну скажи: плохо нам было? Или кто-то тебя обижал?
— Чего ты нам мозги крутишь! — попробовала вмешаться Галка.
Но я показала ей кулак.
— Помолчи, а? Или мало тебе крапивки? Так я добавить могу. Завтра в школу в волдырях приползешь. А может, вообще не сумеешь дойти.
— Ты догони сперва! — дерзко огрызнулась Галка.
— Я и догонять не буду. Вон камушек подниму и прицелюсь как следует, — пригрозила я. — Поэтому завяжи ротик шнурочками. На три узелка.
Галка ошарашенно замолчала. Можно было продолжать разговор.
— А вот тебя, Ян, действительно хотелось бы понять. Эти ладно — обычные рабыни, поманили — и легли под Альбинку. Тебе-то чего не хватало? Кто тебя предавал или отталкивал? Вспомни, сколько Стаська тебе помогала…
— И где она теперь? Стаська твоя? — Яна Хавронина тоже хорохорилась, хотя видно было, что девчонка смущена. И глазки у нее заметались туда-сюда, точно искали, за какую спасительную соломинку ухватиться.
— Стаська уехала не по своей воле, ты знаешь. Лучше вспомни, как парни тебя Хавроньей пытались дразнить. Кто им мозги вправил? Может, Альбинка? Или Сонечка ваша всесильная?
— Не больно-то они и дразнились.
— Дразнились-дразнились, я-то хорошо помню. И Галка вон помнит, потому что тоже хихикала. А я с Карасем поговорила, Олега по двору пенделями погоняла — и перестали.
— И чо? Всю жизнь тебе руки целовать?
— Зачем? Ты человеком оставайся, Яночка. Ты ведь хорошей была, рисовала круче всех, танцевала. Еще и музыкой мы обменивались — забыла уже?
Янка покраснела. Про музыку она, конечно, помнила, потому что вместе с Катюхой занималась по классу фортепиано. Мы и на концертах у нее были — в качестве группы поддержки, и по инету мотались — скачивали оздоровительную музыку для матери ее, лежащей в больнице. Для Янки диски нареза́ли — с панфлейтой, со скрипичными концертами, с органом. Янка музыку обожала, после школы собиралась продолжать музыкальное образование. Да чего там! В те времена она и впрямь была совершенно иной — доброжелательной, спокойной, улыбчивой. Честно сказать, именно ее предательство более всего вышибло меня из колеи.
— Так что, Ян? Друг познается в беде, а подруга в биде? Лучше быть на материке, чем на острове?
— При чем тут остров? — Яна опустила голову, да и плечи у нее как-то опали.
Злость моя разом пошла на убыль. Если стыдно, значит, не все еще потеряно — живой человек, не умер.
— Ладно, Ян, живи как знаешь. На тебя, — я нарочно выделила это «тебя», бросив уничижающий взгляд на Галку, — на тебя я зла не держу. Только и ты постарайся — не растеряй последнее.
С противником было покончено. Я огляделась. Окна ЗБ пустовали, свора Альбинки по-прежнему плутала где-то в обгорелых недрах здания, и можно было только пожелать им долгого путешествия. Нам здесь делать было нечего, и, кивнув Лизе в сторону парка, я первой зашагала по дорожке. Мимо понуро стоящей Янки Хаврониной, мимо напряженной Галки.
Глава 7. Кража
Между тем странный Лизин вопрос я не забыла. Про то, напивалась я или нет. Потому что соврала и потому что напивалась. Это в неполных-то двенадцать лет! Только разве про такое расскажешь? Да еще в стенах ЗБ, где случайно оброненное слово может обернуться чем угодно. Может, оттого и всплыло за окнами древнее море? Мы ведь даже запах его ощущали! Слышали шелест волн. Точно некий доисторический великан выбрался из пыльных хронопластов и, прильнув к обгоревшим стенам, решил внимательнее изучить своих далеких правнуков, давным-давно разучившихся дышать жабрами и утерявших хвост с плавниками. Возможно, он просто любопытствовал, а может, ему хотелось копнуть глубже, послушав наши истории — о том, как у Лизы взрывом разметало родной дом или как я совершила свою первую кражу.
А кража и впрямь была. То есть сначала кража, а потом мерзкое, по сию пору памятное амбре выпитого алкоголя.
Деньги я украла, сбросив их с чужих телефонов. Простенькая такая операция — всего-то пара минут и понадобилась. Но если рассказывать по порядку, то там не с телефонов все началось, а с деток, больных лейкозом. Это мама моя телевизор дома смотрела, ну а я у себя в комнате шебаршила — уже и не помню, чем занималась. Только мама вдруг позвала меня — странным таким голосом:
— Лерочка, подойди сюда, посмотри, пожалуйста…
«Лерочка» да еще «пожалуйста» — это был перебор. Два добрых слова в одной фразе звучали более чем подозрительно. Понятно, я насторожилась.
— Чего там еще?
— Детей больных показывают, просят помочь.
Когда что-то просят, да еще прикрываясь детьми, — это отвратительно. Я сразу припомнила нищенок в нашем дворе, без особого стеснения пачкавших мордашки своим детям дорожной грязью. Чистеньким да ухоженным подавали меньше, вот они и готовили их загодя — каждое утро кутали в рубище, гримировали. Мама, может, это и не видела, а я-то видела не раз, потому и встопорщилась:
— Ага, знаю! Травмы-сопли, сюси-пуси, еврик дайте!.. Сначала разжалобить пытаются, потом деньги из карманов сосут.
— Не болтай чего не знаешь! — голос у мамы прозвучал столь резко и незнакомо, что я тут же прикусила язык.
Конец ознакомительного фрагмента