На другой день встанут поезда в Германии, Украина начнёт зализывать раны от урагана, захлебнутся в потоках воды Индонезия и Китай, торнадо взметнётся над Гельголандом. Африка и Южная Америка застынут в тисках холода, зато российский патриарх пройдёт крестным ходом от Петропавловки до Исаакия, и сверхнормативная жара Петербурга его не удержит. В Москве выделят деньги на строительство пяти тысяч современных бомбоубежищ. Очередная волна землетрясений прокатится от Чили до Сахалина. На другой день они не покинут квартиры, пытаясь прийти в себя и осмыслить всё, что с ними случилось.

— А вы знаете, что перевод слова «апокалипсис» означает совсем не «конец света»? — Светловолосый паренёк вдохновенно вещал перед парочкой своих более младших приятелей, подкрепляя слова изящными жестами руки с зажатой в ней бутылкой лёгкого пива — спасением от жары.

— Скажешь тоже! — фыркнул обладатель густых каштановых кудрей, облачённый в песчаного цвета шорты. — Ты его хоть читал?

— Я словари читал. Перевод с греческого — это «приподнимание вуали» или «спадание покрова», «открытие». Открытие секретов, а?

— Хорошо бы, — облизнулся третий — огненно-рыжий, конопатый, перемазанный спешно доедаемым мороженым подросток. Он был самым младшим из троих.

— Может быть, предсказание означает внутреннюю трансформацию всех людей? Прежний мир умрёт, а новый не будет знать ни жестокости, ни жадности, ни продажности, ни религиозных войн. Изменится система ценностей.

— У всего человечества? — снова усомнился темноволосый. — Не бывает!

— Постепенно, — улыбнулся светленький. — Сначала один, потом другой поймут, что мир не настоящий, что он нам только кажется. Это и будет его личный апокалипсис — для него же изменится целый мир. Они расскажут другим, и другие тоже увидят.

— И постепенно проснутся все? — восторженно подхватил рыжий. — И нас не будут ругать, когда мы не хотим врать или поступать «как положено»?

— Как это мир кажется? — Темноволосый недоверчиво смотрел на друзей. Он подозревал, что они сговорились и его дурят. — Вы хотите сказать, что никакого мира не существует?

— Да нет же! — Светлый промочил горло, готовясь объяснять тугодуму то, что и для него, и для их младшего друга было очевидным. — Мир существует. Только он не такой, каким мы его привыкли видеть. Ты его видишь так, потому что ты так привык! Если бы тебя обучали иначе — он был бы для тебя другим.

— Каким? — не отступал упрямец.

— Я не знаю. Может быть, как игра света. А может, как ветер. Смотря кто бы тебя учил. Если ты это поймёшь, ты переживёшь апокалипсис.

— Всё равно не бывает! — упёрся обладатель песчаных шорт. — Вон новости посмотреть — так там одни сумасшедшие. Пойди им объясни.

— Да, очень многим пора к психиатру. А к психотерапевту — так целыми государствами. Но может быть, и найдется такой психотерапевт, который сумеет лечить государства? Мы же не знаем.

— Мы просто знаем, что мы все — одно, — заявил рыжий. — Ты и я — одной крови! Ты не против?

— Не против, — засмеялся смутьян. — С тобой не против.

— А со Вселенной?

— А она меня примет? Вселенная?

— Это лишь от тебя зависит. — Светловолосый допил напиток и аккуратно опустил сосуд в ближайшую урну. — Как ты к миру, так и он к тебе.

— Значит, если всё будет, как оно есть, мир нас уничтожит, — заключил темноволосый. — Люди же уничтожают его. Природу.

— Мы пока на развилке. Я надеюсь, что пока на ней, — поправился старший. — Может быть, ещё можно остановиться и повернуть в сторону. Можно успеть. Эволюция совершала скачки в прошлом, почему бы ей не сделать этого снова? Получится новый вид людей — на самом деле разумные.

— Как мы? — задрал конопатый нос младший.

— Не. — Старший со смехом щёлкнул его по носу. — Не такие важные! Мир — это Игра, игра богов, или Сил, или нас всех. Как театр теней. А мы считаем, что тени — это и есть то, что существует. И важничаем, что знаем, «как оно на самом деле»!

— А кто-нибудь знает? — осторожно спросил почти переубеждённый недавний упрямец.

— Никто! — убеждённо отрезал старший. — А если кто скажет — как, плюнь ему в рожу. Там, где есть самое дело, нет слов. Когда тебе объяснили — тебя обманули.

— Да ну вас. — Он всё-таки решил, что приятели над ним подшутили, но не обиделся. Он не умел обижаться на своих друзей.

— Они все рехнулись! — Матрёша высыпала на ковёр очередную пачку писем, что достала из почтового ящика. — Как они нас находят? Будешь читать?

— Придётся. — Антон со вздохом сел прямо на пол — там было прохладнее. — Помоги, а?

— Не люблю я читать бред, — отвернулась она.

— Бред мы отбросим. А вот дельные мысли надо бы не потерять. Мать, мы же вдвоём можем не суметь учесть всё, что следует сделать в мире. Нам нужна информация. И предложения. Так что давай читать.

— Во. — Она разорвала конверт. — Девушки. Матриархат просят. Чтоб никаких мужиков и полная власть женщин. Вот возьму и сделаю!

— Ты чего? Мы же за равноправие, забыла? А эти дуры совсем свихнутся через полгодика без мужиков.

— Вот для того и сделать, — мстительно рявкнула Матрёна, сминая письмо. — Сколько же дураков…

— Терпи, Мать. Надо. О! Это интересно… — Его глаза быстро забегали по строчкам. — Вот сюда мы пойдём.

— Что там?

— Приглашают на встречу. И значок вместо подписи — глянь.

Письмо завершали два разведённых по вертикали треугольника — светлый и тёмный.

Они потягивали сок со льдом на открытой веранде летнего кафе. До назначенного времени оставалось ещё две минуты. Когда они истекли, возле их столика возник ничем не примечательный человек. Впрочем, так казалось только с первого взгляда — незнакомец был одет просто, без ярких цветов, пострижен строго, из украшений имел лишь тяжёлую печатку на среднем пальце руки. Камень был тёмным, но «с огоньком». Таблитчатая огранка, выступающие над плоскостью два треугольника — одна из масонских печатей. Обсидиан? Меланит? Антон на ярком солнце не разобрал — не просить же посмотреть чужой артефакт. В облике этого человека средних лет, среднего роста и среднего телосложения проступали внутренняя сила, уверенность и спокойствие. Ему не понадобилось бы вступать в разговор с распоясавшимся хулиганом — хватило бы взгляда. Сейчас его светлые глаза бестрепетно взирали на Чёрного.

— Добрый день. — Он не представился и не спросил имен. — Я хотел бы просить уважаемых пойти со мной.

Антон и Матрёна переглянулись. Им больше не нужно было слов, чтобы понимать друг друга.

— Здравствуйте. — Антон отставил сок, встал и подал руку Матрёше.

Они не спеша прошли вдоль набережной, через мост и далее по длинной улице среди заборов и скверов. Кажется, на островке, на котором они оказались, больше ничего не было. Они добрались до оконечности, когда Антон увидел раскинувшуюся перед ними гавань и лес тонких мачт на её глади.

— Прошу. — Незнакомец церемонно указал путь к причалу.

Они взошли на корму одного из гоночных круизеров. Над плоской, как спина кита, отделанной тиком палубой слегка возвышалась лишь открытая ходовая рубка, мачта была опущена. Тонкие леера и два изящных штурвала с панелями управления парусами не задерживали взгляд, казалось, они стоят прямо посреди синего моря. Очевидно, судно было производства знаменитой итальянской верфи.

— Прошу вас. — Теперь их приглашали в каюту.

Стены и потолок в ней были из тёплого светлого дерева, три стенки занимали удобные диванчики с россыпью думок, а посередине прочно воздвигся стол, на котором сейчас лежали какие-то бумаги. Хозяин прошёл к столу и, всё так же не называя своего имени и не объявляя положения, принялся перечислять именования и краткое содержание всех разложенных там бумаг. Это был полный комплект документов на владение яхтой, и этот комплект был выписан на имя Чёрного.

Антон не задавал вопросов сначала потому, что не мог произнести ни слова от удивления, потом их задавать было уже поздно. Оставалось принимать события так, как они идут. Он и принимал. Глядя на него, помалкивала и Матрёна. Они с вниманием и уважением выслушали незнакомца, искренне и безупречно вежливо поблагодарили и не стали просить его раскрыть инкогнито. Если бы он хотел, он бы сделал это сам.

Незнакомец откланялся и ушёл. Антон и Матрёна немного посидели, осваиваясь с новым статусом, и отправились осматривать свою нежданную собственность. Час спустя Антон торчал возле штурвалов, разбираясь со здешней системой управления, а Матрёна сидела на носу, болтала ногами и смотрела на горизонт.

Несколько недель спустя Антон стоял за штурвалом, Матрёша удобно устроилась на диванчике в кокпите, а яхта ходко бежала на запад: в Финский залив, затем — в Балтийское море и дальше — в океан.

— Мне кажется, необходимо известить госорганы. — Ирина чуть прикусила губу, и её голос сейчас звучал сдавленно и неестественно — она не умела и не любила спорить.

— Нет смысла, — повторил Леонид. — Они зажмут эту информацию, даже если в неё поверят. И сами не сделают ничего, что необходимо.

— Можно выступить по телевидению, — вставил Онил. — Я могу организовать нам прямой эфир. Можно будет сказать всем людям, никто не успеет перехватить. После этого уже не получится зажать информацию.

— Онил прав. — Ира упрямо смотрела в пол. — Это хороший ход, сначала по телевидению, а потом официальным структурам. Почему вы так не хотите? Вы же не можете представлять всё человечество! На Земле столько государств, правительств, у них сила, армия, а мы кто? Никто.

— Ира, сила не у правительств. — Калина не убеждал, он просто сообщал информацию. — Ты ведь историк, вспомни такую фамилию — Раковский. Христиан Раковский. Слышала?

— Троцкист, арестован в 1938-м, расстрелян в 1941-м в Москве.

— Правильно. А знаешь, почему он прожил после ареста целых три года? В столице? А?

— Было распоряжение Сталина.

— Потому что он сообщил такую информацию, за которую ему пообещали жизнь. И выполнили обещание — его с перепугу убрали только тогда, когда немцы стояли возле Москвы. Чтобы им не достался.

— Да, ты прав. Я вспомнила. Его даже допрашивали по-французски.

— Чтобы рабоче-крестьянские уши не словили лишнего. — Мирон обратной стороной ручки меланхолично чертил треугольники на поверхности стола.

— Рабоче-крестьянским ушам не следовало слышать, что какие-то «они» провели Троцкого из канадского лагеря через Англию до России, провезли Ленина через воюющую с Россией Германию, заставили Керенского сдать государство революционерам, предварительно поддав жару и положив ещё множество простых солдат, чтобы уж точно рвануло. «Они» вручили Россию большевикам, как куклу.

— Я видела эти материалы, давно. Помню, что тогда я не понимала, кто такие «они». Там было: «Я всегда говорил «они» и больше ничего. Я только сообщу факты, а не имена, — они раздают политические и финансовые должности людям-посредникам, людям, заслуживающим доверия и верным…»

Ирина цитировала наизусть, полностью забыв о предмете спора и окунувшись в свою любимую историю. Люминос понял это и незаметно улыбнулся. Он немного завидовал её почти абсолютной памяти на такие вещи:

— Ира, Раковский просто рассказал о том, что правительства всех стран — не больше чем пешки в руках неведомых игроков. И масоны, к которым сам он принадлежал, — тоже пешки. За ними всегда стоял кто-то невидимый, тот, кто создал Великую Ложу Англии. Нам нет смысла вводить в игру пешки. Поверь — ничего личного.

— Я просто высказала своё мнение.

Ирина отвернулась и вышла из кабинета. Онил отправился за ней — на первый этаж. Калина, Люминос и Баал втроём сидели на втором этаже офиса. Ребята молчали, думая каждый о своём. Калина задумчиво созерцал знакомый пейзаж за окном.

— Скоро они будут здесь. — Он снова уставился в окно.

— Откуда ты знаешь? — уточнил Баал.

— Просто знаю. В тридцать девятом ребята вступили в переговоры. Теперь наш выход.

Когда раздался аккуратный стук в дверь, все одновременно подняли головы.

— Войдите, — произнёс Калина самым будничным тоном.

Повернулась ручка, дверь открылась. Первым вступил высокий темноволосый мужчина со смуглой кожей и ленивым взглядом тёмных глаз. Его движения напоминали взмахи китового хвоста — были так же спокойны и весомы. Следом в кабинет шагнула стройная женщина со светло-русыми волосами. Её серые глаза задорно блестели. На этот раз она сменила старенькие джинсы на дорогой деловой костюм.

— Приветствуем братьев по разуму. — Инна улыбнулась. — Так было принято говорить?

Александр приветствовал сидящих коротким кивком.

— Здравствуйте, товарищи, — дипломатично ответил Калина и указал на свободные стулья возле стола. — Присаживайтесь.

Эпилог

Ветер гнал по небу вереницы облаков, которые казались летящими прямо над головой. Временами в прогалины между ними прорывалось горячее сентябрьское солнце, и тогда пятна зелени на склонах Шатойского ущелья вспыхивали изумрудами. Но солнце пряталось, и вновь только серые скалы, серые облака, серо-зелёные заросли далеко внизу представали перед глазами одинокого зрителя, что стоял на краю пропасти. Человек созерцал горы.

Он был не слишком высок, хотя чёрная треуголка с широкими, обшитыми серебром полями и чёрные же башмаки на высоком каблуке добавляли роста. Пряжки на них также были серебряными. Серебром были отделаны и ножны шпаги, что оттопыривала полу длинного сюртука. Человек стоически сносил порывы резкого ветра, треуголка каким-то чудом удерживалась на его голове, косу парика укрепляла лента, а вот букли совсем распустились. Круглое лицо с широким лбом, большими глазами навыкате, упрямым подбородком и властным изгибом губ сейчас обрамлял мятущийся ореол.

Казалось, странный зритель просто наслаждался пейзажем и одиночеством. Ничто не говорило, что он ожидал, когда на узкой тропе, что расходилась возле него в небольшую площадку, появятся гости. Однако там, где брала начало тропа, остановился серо-стальной уазик с медицинскими крестами на бортах. Из него высыпали восемь человек. Один из них носил военную форму, остальные были в гражданке. Они поднялись один за другим, семеро встали за спиной наблюдателя, образовав полукруг. Слегка сутулый молодой парень остался стоять на самой тропе, не подходя ближе. Зритель не шелохнулся. Гости перебросились несколькими фразами между собой, один из них достал крупный кристалл и внимательно рассмотрел сквозь него любителя горных видов. Потом он что-то сказал товарищам, все загомонили.

Наконец владелец кристалла выступил вперёд и произнёс краткую речь. Ветер относил его слова, так что они не слишком мешали. Зритель по-прежнему не обращал внимания на гостей. Те растерянно переминались, выступивший было вперёд вернулся и смешался с общим кружком. Тогда стоящий над пропастью начал движение.

Он медленно, словно нехотя, обернулся, равнодушно пробежал глазами по напряжённым лицам. Потом его взгляд остановился на ладном парне в дорогих джинсах, тёплом свитере и с совершенно седыми волосами. Он заметил в его лице затаённую надежду и расхохотался. Эхо покатилось по ущелью, отталкиваясь от отвесных стен, где-то потекли камушки. Отсмеявшись, человек отвернулся и продолжил смотреть на горы.

...

2010, октябрь