Почему я подробно останавливаюсь на этой забытой коллекции? Впоследствии она окажется связана с другим событием — скандальным и во многом таинственным аукционом, который Рерих устроит в американской эмиграции. В общем-то, именно потеря этой коллекции, как я подробно покажу, подтолкнет Рериха к совершенно неожиданным действиям.
Сегодня небольшая часть, прямо-таки осколки рериховского собрания западноевропейского искусства, хранится в Эрмитаже. Там можно встретить две работы Винченцо Фоппы, Доменико Фетти, Хендрика Гольциуса и несколько анонимных нидерландских авторов.
А вот что сообщает о своем собрании того времени сам хозяин: «Не однажды нас спрашивали, отчего мы начали собирать именно старых нидерландцев? Но кто же не мечтает о ван Эйке, Мемлинге, ван дер Вейдене, ван Реймерсвале, Давиде, Массейсе? Кроме того, в каждом собирательстве есть и элемент судьбы. Почему-то одно подходит скорее и легче. Открываются возможности именно в том, а не в другом, так и было.
Порадовал Блэз, оба Питера Брейгеля, Патинир, Лука Лейденский, Кранах. За ними подошли Саверей, Бриль, Момпер, Эльсгеймер, Ломбард, Аверкамп, Гольциус, старший ван дер Вельде, Конинг — и в них было много очарования, щедрости построения и декоративности. Затем неизбежно появились Рубенс, ван Гойен, Остаде, ван дер Нэр, Ливенс, Неффс, Теньер, Рюнздаль… Друзья не удивлялись, что эти славные мастера вошли в собрание по неизбежности. Дело в том, что душа лежала к примитивам с их несравненными звучными красками и богатством сочинений. Елена Ивановна настолько прилежала к примитивам, что вхождение даже самых привлекательных картин семнадцатого века встречалось ею без особой радости.
Много незабываемых часов дало само нахождение картин. Со многими были связаны самые необычные эпизоды. Рубенс был найден в старинном переплете. Много радости доставила неожиданная находка ван Орлея — картина была с непонятной целью совершенно записана. Сверху был намазан какой-то отвратительный старик, и Е. И., которая сама любила очищать картины, была в большом восторге, когда из-под позднейшей мазни показалась голова отличной работы мастера. Также порадовал и большой ковчег Саверея, где тоже с непонятной целью был записан весь дальний план. Мы не успели восстановить Луку Лейденского, в котором осталось записанным все небо и дальний пейзаж. Вариант этой картины находится в Лувре. Питер Брейгель был найден совершенно случайно. Распродавалось некое наследство, и меня пригласили купить что-либо. Было много позднейших картин, вне нашего интереса. Продавщица была весьма разочарована. Наконец высоко над зеркалом в простенке между двумя окнами я заметил какую-то совершенно темно-рыжую картинку. Спросил о ней, но продавщица разочарованно махнула рукой: “Не стоит снимать, вы все равно тоже не купите”. Я настаивал, тогда продавщица сказала: “Хорошо, я ее сниму, но вы непременно купите и не отказывайтесь, а для верности положите двадцать пять рублей на стол”. Так и сделали. Картинка на меди оказалась настолько потемневшей, что даже нельзя было распознать сюжет. А затем из-под авгиевых слоев грязи вылупился зимний Брейгель. Много забот доставил “Гитарист” ван Дейка. Просили за него порядочную цену, о которой мы еще не успели сговориться. Но Е. И. не дождалась окончания переговоров и начала чистить картину. Можете себе представить наше волнение, когда владелец картины пришел для окончательных переговоров. По счастью, все уладилось к обоюдному удовольствию. Был спасен и Блэмарт, на котором было записано все небо с ангелами. Без конца памятных эпизодов. Много дали радости старые нидерландцы. К тому же примитивы так близки современной нашей школе» [МВ АМР, NKR-259. Л. 19.].
Плеяда громких имен, наполнявших коллекцию Рериха, потрясает. Впрочем, как предостерегают современные искусствоведы, верить спискам собраний XIX — начала XX века, не только частным, но и музейным, стоит с большой осторожностью. Большинство «Брейгелей», «Рафаэлей» и «Леонардо» в таких описаниях за XX век, эпоху нормального научного исследования картин, превращаются в работы членов семей, учеников, подражателей или просто копии совсем других веков.
Узнать, действительно ли рериховская коллекция была столь ценной, как считали ее владельцы, невозможно по причине ее полного рассеивания. Однако для нас важно, что этому собранию «старых мастеров» предстояло стать предметом дерзких авантюр и интриг Рериха, замешанных на политическом чревовещании…
Помнится, в юности наш герой сомневался в чудесах спиритизма. Однако он всегда шел за модой, а Петербург накануне Первой мировой войны переживал спиритический бум. Это направление было порождено книгами и выступлениями французского мистика Алана Кардека (1804–1869). Тот утверждал, что ему удалось наблюдать на сеансах особые феномены: их существование и активность исследователь приписывал бестелесному интеллекту, попросту — духам. Спиритизм не был в России явлением новым: например, в середине XIX века движение спиритов поддерживал писатель и царедворец Александр Аксаков [МВ АМР, BD-737. Л. 13. В архиве Юрия Рериха сохранялась работа А. Аксакова «Анимизм и спиритизм». — СПб., 1893. Ч. 1.]. В петербургских салонах возникла целая культура общения с потусторонними существами. Было принято устраивать сеансы связи с загробным миром, вызывать духи знаменитых деятелей истории и покойных родственников. Примитивная практика заключалась в том, что участники сеанса клали пальцы на перевернутую тарелку на столе. По кромке тарелки был написан алфавит. В зависимости от того, к какой букве поворачивалась стрелка на блюдце, получались фразы, которые, как считали спириты, поступали от духов.
Так работал оккультный телеграф. В начале XX века для спиритических сеансов стали выпускать и специальные столики «Да-да» — своеобразные потусторонние приемники.
В рериховском архиве есть целая подборка открыток серии «Морган Этель, ее сводный брат, племянник, мать и другие проводят опыты с тонкими энергиями» [МВ АМР, FA-882.]. На 14-м снимке присутствует тень нарисованной женщины и наложенное на нее фото бородатого мужчины, одетого в свадебное платье и фату. Возможно, таким образом ему хотели придать черты восточного мудреца. В нашу эпоху подобные снимки людей в компании с очевидно пририсованными духами смотрятся наивными поделками. Однако в начале XX века они становились предметом ожесточенных споров (см., например, случай с «Феями из Коттингли»). Открытки пользовались успехом у покупателей, знавших о гастролях всемирно известных медиумов.
В Российской империи медиумы являлись уроженцами преимущественно Царства Польского. Стефан Самбор, Франек Клуцкий и Ян Гузик — таковы имена звезд спиритического движения в Петербурге начала XX века.
В 1905 году описание и биографические данные Гузика приводит петербургский оккультный журнал «Ребус»: «Ян Феликсович Гузик, брюнет среднего роста и сложения: наклонность к нервности и малокровию — бледность лица и кожи и всегда влажные холодные руки; 29 лет отроду, женат с 23 лет, имеет троих детей и сверх того содержит сестру и престарелых родителей. Сдержан, робок, скромен, терпелив до non plus ultra [Non plus ultra (лат.) — «дальше некуда».], вынослив и скрытен <…> С детства живет в Варшаве, где служит рабочим на кожевенной фабрике Пфейфер. Грамотен; по-русски пишет очень плохо, по-польски — довольно складно» [Ребус, 1905. — № 13. — С. 3.].
Известно, что Гузик родился под Краковом в 1876 году. В возрасте пятнадцати лет вместе со своим польским антрепренером Витольдом Крестьянским он приехал в Петербург на встречу с кружком спиритистов и научных исследователей. Сеансы этого поляка отличались особой зрелищностью: там появлялись фосфоресцирующие призраки, которые не только светились, но и издавали потусторонние звуки. Влиятельным покровителем польского медиума стал Александр Аксаков, бывший член личной канцелярии Его Императорского Величества. Это стало причиной последующих частых визитов Гузика в столицу России и регулярных приглашений в императорские резиденции, где он выступал посредником на сеансах вызова духа Александра III.
Такого рода клиентура была наилучшей рекламой, и медиум стал получать многочисленные (и весьма дорогостоящие) приглашения на частные сеансы и в другие дома, помельче. Стремившийся быть вблизи к власти Рерих, который, как мы помним, сперва скептически относился к спиритизму, также решил пригласить польского медиума в свой дом. Свидетелем этого события в 1902 году стал Игорь Грабарь. Об этом он вспоминал так: «…кто-то сказал нам в редакции, что Рерих зовет нас — Дягилева, Бенуа, меня и еще кой-кого — прийти к нему вечером на Галерную (тогда он не был еще секретарем Общества поощрения), прибавив, что у него будет знаменитый медиум Янек, вызванный в Петербург, помнится, из Варшавы специально для царя и царицы, до страсти увлекавшихся спиритизмом» [Грабарь И. Э. Моя жизнь: Автомонография. — М. — Л.: Искусство, 1937. — С. 174.].
Сеансы такого рода не обязательно являлись простым вечерним развлечением. Нередко они становились трибуной для дискуссии о тайнах загробного мира и духах, которые, как считали адепты спиритизма, населяют эфирное пространство.
Грабарь добавляет атмосферных деталей к описанию запомнившегося сеанса: «…я условился с двумя из гостей, моими единомышленниками, кажется с Раушем фон Траубенбергом [Константин Константинович Рауш фон Траубенберг (1871, Петербург — 1935, Париж) — русский художник, член-учредитель общества «Мир искусства».] и еще кемто, кого не припомню, что я “разомкну цепь” и попытаюсь в темноте пошарить и пошалить. Нас, как водится, предупредили, что “размыкание цепи опасно для жизни” и в лучшем случае может навлечь на виновников такой удар дубиной по голове со стороны вызываемого духа, от которого не поздоровится. Кроме того, нас всех Рерих оповестил, что Янек самый сильный современный медиум и в его присутствии материализация духа принимает совершенно реальные формы, вплоть до полной осязаемости. К нему благосклонен и потому постоянно является некий горный дух, воплощающийся в образе обросшего волосами человека, но “боже упаси до него дотронуться: будет беда”.
