— Что думаешь? — Иосиф Виссарионович сделал новую затяжку. Выпустив дым, он отложил трубку, что означало крайнюю степень заинтересованности.

— Считаю, ОНИ сделали это специально. Как раз для того, чтобы мы обратили особое внимание именно на его реципиентов. — Берия впервые произнес этот медицинский термин именно таким образом, без выделения голосом.

— Получается, опоздали наши всезнающие потомки? — ухмыльнулся Вождь. — Мы и без них догадались?

— Именно так, товарищ Сталин. Они ведь не знали, что мы и сами придем к подобному выводу. И немедленно привлечем нужных специалистов.

— Хорошо, Лаврентий, я тебя понял. И в целом согласен, это и в самом деле похоже на правду. Почему в документах об этом не написал?

— Хотел сначала проверить. Вы ведь знаете, товарищ Сталин, я никогда не довожу до вас непроверенной…

— Ай, проверить он хотел. — Иосиф Виссарионович махнул рукой. — Как такое проверишь? Проверить такое нельзя. Можно предположить, допустить или… ПОВЕРИТЬ. А ведь нам с тобой хочется им поверить, а, Лаврентий?

— Не знаю, товарищ Сталин… — абсолютно честно — можно подумать, он решился бы соврать! — ответил народный комиссар. — Как большевик и материалист, я привык рассчитывать только на собственные силы и знания. Но… скорее да, чем нет.

— Вот и я о том же… — задумчиво протянул Вождь. — Но очень бы хотел понять, можем ли мы им доверять после всего, что они натворили с нашей страной в этом своем будущем. Ладно, Лаврентий, я еще подумаю над этим. Пока другое скажи: что собираешься делать в этом направлении дальше?

— Продолжать работу по проекту «Мозг», разумеется. Во всех смыслах. Вы даже не представляете, что все эти профессора с прочими докторами наук предлагают!

— Это-то понятно, что продолжать. А с этими — как ты там их называешь, реципиенты? — как поступишь? Оставишь у себя под особым контролем?

Этого вопроса наркомвнудел ждал давно. Ждал, но не знал точно, как правильно ответить.

— Не уверен, товарищ Сталин. Специалисты абсолютно убеждены, что они ничего не вспомнят. Абсолютно ничего и никогда. А лишать фронт грамотных, успешно повоевавших командиров, пользующихся уважением у подчиненных? Да еще и в столь сложное время? Не знаю, стоит ли…

— А если их немцы захватят? И тоже того… загипнотизируют?

— Не выйдет их еще раз гипнозом взять, — позволил себе легонько улыбнуться Лаврентий Павлович. — Я подстраховался. Повторный гипноз не поможет — мои спецы им какую-то «закладку» в мозг установили. Блокирующую, что ли. Так что гипноз им больше не опасен. При попытке ее взломать человек то ли с ума сойдет, то ли вовсе умрет. Как-то так…

— Молодец. Тогда пускай и дальше воюют. Ну, присмотришь, разумеется, но аккуратно, издалека. А насчет этих троих, которые с Кобриным контактировали? Есть такое мнение, что мы их в учебные части отправим, пусть боевой опыт передают. И тоже под особый контроль, но мягко, давить на них запрещаю категорически. Понятно, Лаврентий?

— Разумеется, товарищ Сталин. Я так и предполагал.

— Хорошо. Да, и вот еще что: этот твой лейтенант Зыкин. Виктором его зовут, да? Он группу создал?

— Создал, — хмыкнул Лаврентий Павлович. — Он сам да еще один наш сотрудник, сержант госбезопасности Колосов, которого он подобрал, пока по госпиталям ездил. Проверили, надежный. Присвоим младшего лейтенанта. Вот и вся его невеликая группа на данный момент. Ну, и еще троих я ему сам прислал, люди тоже абсолютно надежные, полностью мои. Группу Зыкин предложил назвать «А».

— Почему «А»? — искренне заинтересовался Вождь.

— Говорит, по степени важности. Мол, первая буква алфавита, поскольку ничего важнее и быть не может.

— А что, разумно, — ухмыльнулся в прокуренные усы Иосиф Виссарионович. — Ну, пускай будет «А», хорошо звучит. Присматривай за ним, толковый парень. И знает больно уж много.

— Разумеется, товарищ Сталин.

— Подкинь ему еще пяток людей, пускай работают. Гипноз — это, конечно, очень хорошо, в возможностях нашей науки я не сомневаюсь, но нам очень нужно все-таки поговорить с этим Кобриным, кем бы он ни был… и какими бы соображениями ни руководствовался. Лично поговорить, понимаешь?

— Конечно. При первом же подозрении…

— При чем тут подозрения? — повысил голос Сталин. — Мы что, на картах гадаем? На кофейной, понимаешь ли, гуще? Проанализировать все доступные сведения о ближайших сражениях и вычислить, где вероятнее всего может объявиться наш фигурант! Наверняка ведь он снова появится в одной из, гм, ключевых точек. Поскольку историю войны мы теперь, можно сказать, знаем, то сумеем и эти самые точки найти. И немедленно туда, в запасе будет всего несколько дней. Аккуратно, понятно, не вызывая подозрений. Хотя что-то мне подсказывает, Лаврентий, не станут Кобрина срочно обратно выдергивать, когда мы его отыщем. Если все так, как мы с тобой полагаем, им самим КОНТАКТ нужен. Ну, а мы? Что скажешь?

— Мы тоже давить не станем, — мгновенно отреагировал Берия, отлично уяснив идею собеседника. — Если вычислим, где… ну, в смысле, в ком нынче Кобрин окажется, — поможем, так? В конце концов, главное для нас — фашиста поскорее одолеть. И не такой ценой, как в прошлый раз случилось.

— Правильно понял, так и поступим. Думаю, в обороне Москвы он обязательно отметится, сейчас это главное направление. Практически убежден, что где-то в районе Вязьмы появится, там вскоре главные события этой осени начнутся. Так что на Западный фронт особое внимание обрати. Нужно прикинуть, в кого его на сей раз подселить могут. Ты подумай над этим, Лаврентий, это может быть чрезвычайно важно.

— Уже думаю, товарищ Сталин!

— Вот и хорошо. А я тебе немного подскажу. Смотри, как получается: уровень батальон-бригада-дивизия он уже прошел, так? Причем именно в таком порядке, по нарастающей, так сказать. Остается корпус или армия, причем, скорее, именно армия. Значит, командарм, поскольку корпуса у нас, сам знаешь, остались только кавалерийские, а это определенно не его уровень. Как бы наш Семен Михалыч ни упирался, век его любимой кавалерии остался в прошлом. — Иосиф Виссарионович усмехнулся собственной шутке. Тут же снова став абсолютно серьезным: — Потому есть такое мнение, что стоило бы, пока немного времени еще имеется, присмотреться к нашим командармам, особенно к тем, кто, по версии самого Кобрина, или погиб во время Вяземского сражения, или в немецкий плен попал.

— Полагаете, товарищ Сталин? — мгновенно напрягся народный комиссар.

— Предполагаю, — мягко поправил Вождь. — Сейчас поясню. Сам посуди, сначала Карбышев, затем Пядышев — один бы в немецком лагере погиб, другой… ну, тут понятно. А Кобрин их, так уж получается, от неминуемой смерти спас. И теперь они еще немало пользы принесут. Улавливаешь мою мысль?

— Так точно, улавливаю и понимаю. Вот только… он же не в них, хм, подселялся?

— Понятно, что не в них, генералы все ж таки. А он тогда сначала комбатом был, затем дивизией командовал. Уровень, так сказать, не тот. Зато теперь — вполне тот. Генеральский уровень. Ну, понимаешь?

— Немедленно начну работу в этом направлении.

— Вот и хорошо. Кстати, Лаврентий, раз уж такое дело, ты и за собой смотри, а то, глядишь, и в тебя кого подселят… — добродушно ухмыльнулся Вождь.

Несмотря на то что сказанное было не более чем шуткой — и оба собеседника это прекрасно понимали, — Берия, скупо улыбнувшись, ответил достаточно серьезно:

— Ну, по моей линии фигурант вряд ли пойдет — он чистый армеец. А вот касаемо вас, товарищ Сталин, как Верховного Главнокомандующего, еще ничего не известно. Вот пройдет этот самый Кобрин командармскую практику, потом комфронта станет — а следующий уровень — это уже вы, так выходит.

— Гхм, не мели чушь, Лаврентий, — едва ли не впервые за долгие годы знакомства на миг стушевался Иосиф Виссарионович. — Это уже, пожалуй, слишком, да. Перебор. Не думаю.

— Простите, товарищ Сталин, я просто пошутил, — мгновенно покрывшись испариной, торопливо ответил наркомвнудел. — Виноват. Но и вы ведь тоже не всерьез?

— Конечно, не всерьез… — буркнул тот. — Ладно, посмеялись, и будет. А то договоримся до всяких… серьезных глупостей. Ты мне вот еще что скажи: предка его нашли?

— Нашли, товарищ Сталин, — испытав нешуточное облегчение, что удалось уйти от опасной темы (и мысленно выругав себя за сказанное), кивнул народный комиссар, ничуть не удивившись, что и об этом Вождь тоже отлично помнит. — Как только выпишут, сразу доставят в Москву, буквально через день-два.

— Почему так долго искали?

— Обычная военная неразбериха. Госпиталь, куда его комбриг Сенин доставил, на следующее утро немцы разбомбили. Часть персонала и раненых погибла, вся документация, разумеется, тоже оказалась уничтожена. Но… — Берия на миг замялся, подбирая подходящее слово, — Кобрина-старшего успели еще ночью отправить через переправу. Поскольку он находился без сознания, в тыловом госпитале записали так, как в сопроводительном листе значилось — «Кубрин». Всего-то в одной букве ошиблись, но пока все выяснилось, время и прошло. Иначе Зыкин его бы еще в августе обнаружил, когда к Сенину ездил. Так совпало, что и комбриг, и разведчик в одном госпитале на лечении находились. Такое вот совпадение, товарищ Сталин…