И торопливо отвернулся, до боли закусив губу, чтобы не выдать себя выражением лица. Вон оно как вышло: просил Степаныч имя предка запомнить, он и запомнил. Как там он говорил — «пропал без вести в конце июня сорок первого»? Угу, именно так. Ну, ситуация… не рассказывать же ему, что в полукилометре его собственный праправнук сидит? Да и какой он ему праправнук, если для всех он — комбат Минаев?
— Не, на Финскую не попал, — покачал головой разведчик, задумчиво глядя в короткостриженый затылок особиста. — А что ошибся — так всякое бывает, мало ли похожих людей на свете. Ты вот что, братишка, давай привались ко мне, ехать нам долгонько, не ровен час растрясет…
* * *
Окрестности Смоленска, август 1941 года
Командирский танк Кобрину понравился. Практически новенькая харьковская «тридцатьчетверка», еще с «лысой» гусеницей старого образца, но зато уже с нормальной пушкой длиной в сорок один калибр, что капитана порадовало особо. Радиостанция на борту тоже, разумеется, имелась — да и как иначе? Танк-то командирский. Правда, особых надежд на «71-ТК-3» Сергей не возлагал. Поскольку из очередного загруженного во время подготовки инфопакета прекрасно знал, как часто радиостанции выходили из строя даже из-за банальной вибрации, вызванной движением танка по пересеченной местности или выстрелами башенного орудия. Не говоря уж о чем-то более серьезном, вроде ударов в переднюю броневую проекцию вражеских болванок. Порой после серьезного боя приходилось даже лампы менять, поскольку бились, заразы, нещадно, не выдерживая запредельных нагрузок. Собственно говоря, танк редко выдерживал без ремонта больше трех-пяти боев: что-то да обязательно ломалось, если не ходовая, то движок или трансмиссия. Да и в атаку мехводы шли, как правило, на второй передаче, регулируя скорость только газом, что, понятное дело, ресурса двигателю вовсе не добавляло…
В принципе, Сенину как комбригу полагался тяжелый танк, но подполковник выбрал более маневренную «тридцатьчетверку». В чем Кобрин оказался абсолютно согласен с реципиентом: он бы поступил точно так же. Пусть броня и пожиже, зато скорость и соответственно маневренность — куда как выше. Да и пушка мощнее, чем устаревшая «Л-11». «КВ», по меркам сорок первого года, конечно, машина практически не убиваемая имеющимися у немцев огневыми средствами, но и проблем с ним немало, что в бою, что на марше. Особенно у механика-водителя, который порой передачу совместными со стрелком-радистом усилиями переключал, ага…
Экипаж, который, как подсказала память, подполковник Сенин подбирал сам, ему тоже пришелся по душе. Нормальные ребята и, что особенно важно, успевшие повоевать. Механик-водитель Виктор Цыганков управлял «Т-28» на Финской. Стрелок-радист Гриша Божков и командир башни, попросту — заряжающий Степан Анисимов — прошли Хасан и Халхин-Гол в составе родной для подполковника 11-й бригады. На легком танке, конечно, но сейчас это не имело никакого значения. Рация практически однотипная, разве что унитар потяжелее. Зато места внутри больше да броня куда серьезнее.
Ответив на приветствие выстроившихся перед боевой машиной подчиненных, Кобрин вкратце сообщил им, что предстоит делать, и скомандовал «по местам!».
Первым в танк забрался, как того и требовало наставление, радиотелеграфист-пулеметчик, ногами вперед скользнув в люк, следом погрузился механик. Ухватившись за ствол опущенной в горизонталь пушки, залез на броню и Кобрин. Вышло на удивление ловко: помогли рефлексы реципиента, проделывавшего подобное не раз и не два. В принципе, он помнил, что согласно тому же самому наставлению командиру положено грузиться с левого борта, однако на ранних «тридцатьчетверках» еще не имелось десантных поручней на корпусе и башне, так что так было удобнее. Устроившись на своем месте, капитан подключился к ТПУ. Вот, кстати, и еще один местный супердевайс, выполнявший свои функции, мягко говоря, не слишком хорошо — неспроста же в начале войны командиры танков больше полагались на жесты да упертый в спину мехвода сапог.
Незаметно для боевых товарищей огляделся, заново привыкая к машине, внутри которой он ни разу в жизни не был. Допущенных к прохождению «Тренажера» курсантов, правда, возили в крупнейший на планете танковый музей в Кубинке, позволяли посидеть внутри исторических боевых машин и даже обучали азам вождения. Но именно эту модель Сергей не знал, хоть «тридцатьчетверку» пару раз по полигону и погонял — послевоенного выпуска, разумеется, специально восстановленную для подобных целей. Поговаривали, что в ангарах медиаконцерна «Мосфильм» имеется еще несколько машин в ходовом состоянии, но Кобрин в подобное не слишком верил. Зачем, если уже которую сотню лет всю боевую технику отлично заменяет высококлассная компьютерная графика или выполненные с высочайшей исторической точностью реплики? Хотя кто их, киношников, знает? Ребята те еще ретрограды. Вон, стрелковое же оружие не заменяют репликами, используя на съемках вполне реальные образцы, выпущенные еще в двадцатом веке. Тем более фильмы о Великой Отечественной до сих пор востребованы зрителем, и не только на Земле.
Ага, он не ошибся, танк и на самом деле недавно с завода. И дерматиновые сиденья еще не потерлись, и выкрашенная белой краской внутренняя поверхность брони почти не изгваздана вечно грязными танкистскими ладонями и пропитанными соляром комбинезонами, не потемнела от пороховой гари. Даже штатный брезентовый мешок для стреляных гильз новехонький, ни в одном месте не прожженный, что понимающему человеку о многом способно сказать. Боекомплект полный, и «чемоданы» основной укладки, и «хомутики» на обоих бортах. Что ж, неплохо, будет чем воевать. Хотя если бой будет по-настоящему серьезный — а других в это время и не бывало, — унитары быстро к концу подойдут.
— Тарщ командир, — подал голос устроившийся на своем месте механик-водитель. — Заводить?
— Заводи, — ответил Кобрин, следом обратившись к радисту: — Гриша, связь с комбатами и ротными есть? Добро, передай приказ начать движение.
Подключив при помощи радиста массу, Цыганков завозился с топливным краном и ручным насосом, повышая давление в топливной системе. Выключив главный фрикцион, притоптал педаль подачи топлива и нажал кнопку стартера. Движок подхватил со второго раза, могуче взревев всеми своими пятьюстами «лошадками». Патрубки пыхнули дымом, пронзенным искрами недогоревшего соляра.
— Готово, — отчитался мехвод, втыкая передачу. — Можем ехать.
Высунувшись из люка, Кобрин вытянул руку с желтым сигнальным флажком, что означало «Внимание. Подготовиться к движению». Убедившись, что комбаты заметили и отрепетовали команду ротным, несколько раз дернул флажком вверх-вниз, приказывая строиться в походную колонну. Скомандовал механику:
— Витя, давай помаленьку вперед. Пойдем сразу за второй ротой, а «ворошиловы» пусть следом прут, авось не отстанут.
Дождавшись своей очереди, «Т-34» плавно качнулся и начал движение, постепенно набирая скорость. Сергей оглянулся, убеждаясь, что остальные боевые машины также тронулись, сбрасывая под гусеницы нарубленную в лесу маскировку и выстраиваясь в колонну. В башенных люках торчали с поднятыми в руке флажками командиры танков. Вот и ладненько. Пока все идет более-менее. Кто-то, разумеется, заглохнет, не проехав и сотни метров, кто-то отстанет на марше, но это уже ничего не сможет изменить. Ни для них, ни для немцев. Поскольку возврата не будет. Теперь только вперед и…
«…и можно без песни, — припомнив невесть откуда взявшееся в памяти выражение, невесело усмехнулся про себя капитан. — Какая уж тут, на хрен, песня, если впереди бой не на жизнь, а на смерть? Те, что до войны пели, уже неактуальны, поскольку «малой кровью» да «на чужой земле» не получилось. А новые, которые и через двести лет петь будут, еще не написаны. Ни «смуглянка», ни «Бьется в тесной печурке огонь»…»
Спустившись вниз — заряжающий потянулся было к стопору башенного люка, но Кобрин решительно мотнул головой, — капитан уселся на свое место. Мотало на лесной грунтовке просто-таки нещадно, и ему понадобилось несколько минут, чтобы приноровиться к этому. Все оказалось не столь и сложно — главное, ухватиться за что-нибудь неподвижное и поймать ритм, слившись с боевой машиной в одно целое. Но вот с оглушительным, несмотря на наглухо застегнутый танкошлем, ревом дизеля сделать ничего не удавалось. Странно, когда в будущем по полигону круги наматывал, такого грохота не было? Впрочем, понятно, в чем дело: тогда курсантам выдали современные шлемофоны с несравнимо лучшей шумоизоляцией. Перебедуем…
Остановились спустя полтора часа марша, когда до цели оставалось не больше трех километров. Дальше начинались практически открытые места, соваться куда без разведки было полным идиотизмом. Это если не помнить про вражеские противотанковые батареи, размещенные и замаскированные, нужно полагать, со всей тщательностью и прочей немецкой педантичностью. Благо местность для этого, к сожалению, была практически идеальной, со множеством топких низин, неглубоких, но извилистых оврагов и прочих геодезических прелестей, которые любой военный фортификатор с легкостью превратит в артпозицию. Начинать наступление без разведки и артподготовки, коль уж артиллеристы ухитрились не отстать и не растянуть тылы, Кобрин не собирался. Даже если в штабе дивизии и будут считать иначе.
