Про то, другое чувство Сергей, разумеется, решил не упоминать, поскольку и сам пока не разобрался, что к чему. Да и не смог бы ничего объяснить — каким, собственно, образом, если сам ровным счетом ничего не понимает?

— Интуиция это называется, — понимающе кивнул Вождь, закуривая новую папиросу. — Зачем тут еще чего-то пояснять? Знакомое дело, сам, бывало, испытывал. А что звук этого самого — как ты там сказал? реактивного? — мотора услышал, так мало ли? Тоже зря в себе сомневаешься, может, у тебя слух такой, идеальный. Как у музыканта. И проявилось это в самый неожиданный момент. Тут я никаких подозрений к тебе не испытываю, ты хоть и из будущего, но такого подстроить никак не мог. Да и зачем? Сам ведь рядом был, тоже едва не погиб.

Сталин отчего-то нахмурился. И, помедлив с пару затяжек, продолжил, произнеся то, чего Кобрин услышать никак не ожидал:

— Знаешь, майор, очень сильно я не люблю кому-то должным себя чувствовать. А ты мне, так уж выходит, чуть ли не жизнь спас. Поди, знай, как бы оно вышло, если б ты меня на пол не повалил — окна вон с какой силищей вылетели. А еще говорили, что бронированные…

— Товарищ Сталин! — решительно отрезал Сергей, поднимаясь. — При чем тут вообще это?! То, что я сделал… — на миг Сергей все-таки смутился, мучительно подбирая подходящие слова. — Не знаю, как правильно сформулировать, я все-таки солдат, а не политик, меня разные красивости говорить не учили. Ради будущего, что ли? Поскольку без вас я никакого будущего просто не вижу! Вы ведь читали, как все дальше происходить станет? И чем в итоге закончится?

— Сядь, Сергей Викторович, чего так раздухарился? — буркнул хозяин кабинета.

И задумчиво пробормотал, с сожалением глядя на практически докуренную папиросу:

— А плохо, когда окон в кабинете нет, верно? Я, знаешь, люблю, когда светло. И шторы сам раскрываю, и люстры включаю. В полутьме нехорошо сидеть, лиц не видно… Ладно, давай эту тему оставим, не важно оно сейчас. Так что про бомбу рассказать можешь? Или это никакая и не бомба была?

— Бомба, товарищ Сталин, — кивнул Сергей, довольный, что разговор отвернул от скользкой темы. — Именно что авиационная бомба, только управляемая и способная к недолгому самостоятельному полету. Самолет-носитель сбрасывает ее неподалеку от цели, а дальше она планирует за счет горизонтального оперения и реактивного двигателя, и наводится, вероятнее всего, по радио.

— Рассказывай. Пока можно без подробностей. Откуда у Гитлера такая диковина? И что это вообще за оружие такое? Почему у нас ничего подобного не разрабатывается? В той информации, что мы от твоих реципиентов получили, — Иосиф Виссарионович кивнул на стопку папок и помятых бумажных листов, — о подобном ни единого слова нет. Или я невнимательно читал?

— Внимательно читали, товарищ Сталин. Я про этот самый «Хеншель-293» только недавно вспомнил, пока вас врачи осматривали.

— А почему не раньше? На память ты вроде не жалуешься.

— Да потому что реально фрицы… ну, то есть фашисты их только в конце лета сорок третьего начали использовать! В августе, если точно. Против английских кораблей, поскольку эта самая бомба и разрабатывалась именно в качестве противокорабельной! А сейчас у них в наличии от силы полдесятка предсерийных моделей имеется. Ну, собственно, уже на одну штуку меньше.

— Так, все, — Иосиф Виссарионович решительно прихлопнул по зеленому сукну ладонью. — Давай-ка, Сергей Викторович, по порядку. Выкладывай, что помнишь и знаешь. А товарищ Сталин послушает. Поскольку очень ему такое опережение не нравится…

— Так точно. Только сначала разрешите еще кое-что добавить?

Сталин молча кивнул.

— Необходимо тщательно обследовать завалы на месте рухнувшей стены и обыскать тела погибших. Уверен, где-то должен найтись радиомаяк, вероятнее всего — портативный, чтобы можно было поместить в карман или полевую сумку. Размерами примерно с фонарик или небольшую книгу.

— Ай, зачем глупости говоришь, майор? — раздраженно отмахнулся тот. — Неужели думаешь, что мои люди этого не знают? Власик уже работает, люди Лаврентия тоже. Все соберут, потребуется — так и через сито просеют. Не нужно считать предков непрофессионалами.

— Простите, товарищ Сталин. Виноват.

— Прощаю. Рассказывай, надоело ждать…

Глава 3

Москва, Кремль, октябрь 1941 года

Начальник личной охраны Николай Сидорович Власик появился ровно через пятьдесят семь минут. Коротко постучав в дверь и, дождавшись разрешения, вошел в кабинет, бросив на Кобрина с Витькой очередной неприязненный взгляд.

— Разрешите, товарищ Сталин?

— Докладывай. Самую суть.

— Самая суть вот, — главный телохранитель Вождя выложил на столешницу небольшую, размерами с пачку местных папирос, коробочку. Пластиковый корпус оказался предсказуемо вскрыт: подчиненные Власика проверяли непонятный прибор на предмет наличия взрывчатки или каких-нибудь отравляющих веществ. Внутри практически ничего не было, лишь пустое гнездо под батарею (сейчас на всякий случай изъятую и отправленную на дополнительное исследование) и стеклянное крошево, оставшееся от разбившихся радиоламп.

— Это радиомаяк, на сигнал которого наводился неустановленный летающий боеприпас, вероятно, реактивный снаряд большой мощности. Мои люди продолжают собирать обломки — на подлете эта штуковина немного промахнулась и врезалась в зубцы кремлевской стены, так что обломки имеются.

— Про маяк говори, — закаменев лицом, отчеканил Сталин. — У кого нашли, кто предатель? Кто эту гадость под мой кабинет принес?

— Вы уже знаете?! — поразился тот. — Но откуда?

— Николай, товарищ Сталин всегда и все знает, неужели еще не привык? Докладывай!

— Некто сержант госбезопасности Маленник, из отряда внешней охраны. Подчинен наркому внутренних дел, — произнесено последнее было со значением и ноткой превосходства. Сталин, судя по выражению лица, этот нюанс тоже уловил. — Возле вашего кабинета им заинтересовались мои люди, потребовали предъявить документы и осведомились, что он тут делает. Он запаниковал и бросился бежать в сторону лестницы. Сотрудники применили оружие — на теле обнаружены пулевые ранения, стреляли по ногам, чтобы взять живым. В этот момент приблизительно в десяти-пятнадцати метрах от внешней торцевой стены взорвался этот самый реактивный снаряд. При взрыве и частичном обрушении фасада погиб и сам диверсант, и мои люди. Также на первом этаже погибло еще пятеро.

— Понятно, — незаметно переглянувшись с Кобриным (Сергей понимающе моргнул), ответил Сталин. — Про саму бомбу что уже известно?

— Специалисты работают, Иосиф Виссарионович, но определить, что именно взорвалось, будет непросто, — уклончиво ответил Власик. — Взрыв оказался чрезвычайно сильным, так что от самого боеприпаса, понятно, ничего не осталось, только воронка здоровенная. Когда соберут то, что этот снаряд потерял, когда стену протаранил, возможно, что-то поймут. Но мы уже опросили зенитчиков и наблюдателей ВНОС.

— И что же они видели? — ухмыляясь, осведомился Сталин.

— Был замечен одиночный бомбардировщик, летевший на большой высоте с северо-востока. Поначалу приняли за авиаразведчик, поскольку бомбить с подобной высоты бессмысленно, да и не бомбят они днем и поодиночке. Но примерно над Лосиным островом самолет неожиданно резко снизился и выпустил снаряд, после чего попытался уйти, но был сбит батареей ПВО, расположенной в районе депо «Москва-3». Реактивный снаряд, похожий на небольшой самолет с короткими прямыми крыльями, был замечен над Комсомольской площадью и Садовым кольцом. Летел очень быстро, быстрее истребителя, зенитчики даже не успели его обстрелять. Целился в здание Совнаркома, в ту стену, где располагались окна вашего кабинета. Но по непонятной причине над Красной площадью неожиданно нырнул вниз, в результате чего зацепил стену и частично развалился в воздухе. Про остальное я уже докладывал.

— Реактивный снаряд, понимаешь ли, какой-то придумали, — сварливо пробурчал Сталин. — И никакой это вовсе не снаряд был, а управляемая бомба германской фирмы «Хеншель». А наводилась она вот на эту самую коробочку, — Вождь брезгливо ткнул пальцем в разбитый радиомаяк.

Наткнувшись на взгляд Кобрина, Иосиф Виссарионович, осекся, по-грузински буркнув что-то себе под нос.

— Откуда вы… — ахнул Власик, широко распахивая глаза. — Не понимаю…

— Оттуда. Ты, Николай Сидорович, пока помалкивай о том, что сейчас услышал, это приказ. Я тебе потом расскажу, все равно пора уже посвящать. Иди, еще через час доложишь, что нового. И связи этого Маленикова на всякий случай проверьте, мало ли что.

— Маленника, товарищ Сталин, — автоматически поправил начальник охраны. — Уже проверяем, на его квартире следственная группа работает, с родственниками и близкими товарищами тоже работаем. Разрешите идти?

— Иди. Хотя постой. Что там с товарищем Берией?

— Пришел в себя, врачи говорят, ничего серьезного, небольшое сотрясение мозга. Рекомендуют денек-другой отлежаться.

— Александр Николаевич как?

— С товарищем Поскребышевым тоже все в порядке, ему просто осколками стекла кожу посекло. Раны обработали и перевязали, сейчас в приемной прибирается. И заодно контролирует работы в вашем кабинете. Окна обещают сегодня заменить, остальное уже завтра.