Первый мужской голос: Господи, как больно!

Второй мужской голос (затухающе): Вернер, ты…

— Сограждане, это пока все!

(Шум в зале).

— Сограждане! Успокойтесь! Сограждане!

(Звяканье чем-то металлическим по стеклу).

— Сограждане, я прошу вас!

(Шум постепенно стихает).

— Итак, сограждане, это пока вся имеющаяся у нас информация. Все, что мы увидели, это одного гигантского, в полтора человеческих роста ящера. Двуногого. Похожего на наших ископаемых динозавров. В руках, вернее, в передних лапах, держащего нечто, напоминающее наше древнее оружие. Безжалостного и очень сильного. Спокойно убивающего и спокойно… Спокойно поедающего свою жертву. Да, сограждане, именно так — поедающего! Второе. Тех людей, которых подобрал капитан Смитсон, но которых мы не сумели спасти, вероятнее всего, отпустили специально. Почему — мы можем только догадываться. Психотехники не успели снять с них слепки. И третье, в данной ситуации, пожалуй, самое главное — нам нечем с ними воевать. Да и некому. Мы расконсервировали военные склады стратегического резерва и раздаем ополченцам оружие. Но практически никто не умеет им пользоваться. Впрочем, оружием-то овладеть дело нехитрое, вот только кто из нас реально сможет его применить, кто сумеет выстрелить по живому организму? Никто, я думаю… А ведь есть и еще одна проблема — мы совершенно не владеем искусством войны. Фуллер, Гудериан, Жуков, Кривошеин, Мольтке, Сунь-цзы — имена, интересные сегодня лишь студентам-историкам и их учителям.

(Пауза в речи. Бульканье воды. Звяканье стекла).

— Человечество на краю гибели, сограждане…

* * *

Голос замолк. Ящеры переглянулись. Кажется, археологическая экспедиция окупилась.

Нет никакого сомнения, что противник в панике и, значит, им ничто не угрожает. Остановить их не сможет никто.

Хозяева будут очень довольны…

Глава 1

Прошлое. 1944 год

— И какого хрена им надо? — ругнулся капитан Крупенников, прочитав предписание.

— А я знаю? — пожал плечами старший сержант. — Оне там велели прибыть срочно. Ачо я сделаю?

— Ничоа! — раздраженно ответил Крупенников своему ординарцу и сел на нары землянки. После чего почесал левую ступню.

— Иванов! Отчего пятки желтеют?

Тот удивленно приподнял брови:

— А я знаю, чели?

— Вятский ты валенок, — ругнулся капитан. — Что там немцы?

— Сидят немцы в своих окопах, — бодро доложил старший сержант.

— Это правильно тактически. А вот стратегически — не очень.

— Это почему?

— Лучше, если бы они бежали стратегически. Я в штаб дивизии, Иванов.

Старший сержант с русской фамилией и не менее русской круглой физиономией кивнул. И только после этого удивился:

— А зачем?

— А я знаю, чели? — передразнил Крупенников, натягивая новые, недавно полученные со склада сапоги. Портянки воняли на всю землянку. Капитан не менял их с начала операции.

— Вызывают, и все тут. Мы люди маленькие и подневольные. Сказано явиться — являюсь.

— Поди, орден дадут? — поинтересовался Иванов.

— Нет, ребята, я не гордый, я согласен на медаль! — цитатой из «Василия Теркина» ответил комбат. — Буду к вечеру.

Командир стрелкового батальона капитан Виталий Крупенников не догадывался, что ни к вечеру, ни к утру сюда уже не вернется. Он раздавал замполиту и ротным короткие приказы, не зная, что больше никогда их не увидит. Военные судьбы извилисты, и пока капитан будет выслушивать разнос командира дивизии, совершенно дежурный и ничего не значащий, на позиции батальона выйдет какая-то моторизованная часть эсэсманов. Выйдет, сомнет — и намертво застрянет в траншеях смертельно уставших русских солдат.

Операция «Багратион» уже подходила к своему логическому концу. Немцы толпами сдавались там, где тремя годами раньше бились насмерть окруженцы Западного фронта. Минск, Гродно, Барановичи — опаленные войной и обильно политые кровью белорусские города навек войдут в героические летописи Красной Армии. Немцы пройдут маршем по Москве. Пленные немцы. А за ними пройдут поливальные машины, совсем не символически смывая немецкое дерьмо со столичных улиц.

Но это все еще впереди. А пока капитан Крупенников трясся в «Виллисе», специально присланном за ним из штаба фронта. Да, минуя полк, дивизию, армию — сразу в штаб фронта. Трясся и удивлялся вниманию высокого начальства к скромной особе обычного пехотного капитана. А пока он удивлялся, его ординарец, «вятский валенок» Иванов, щеря окровавленный рот, падал с противотанковой гранатой под гусеницы немецкого танка.

Военные судьбы. Военные дороги. Военные жизни.

Короткие, как выстрел…

Рвущиеся, как тротил…

В штаб фронта Крупенников прибыл почти в полночь. Пришлось еще час ждать, когда его позовут пред высокие очи. За этот час капитан выкурил половину пачки папирос, насмотрелся на связисток и штабных полковников и даже вздремнул десяток минут.

За этот же час прорвавшихся через позиции его батальона немцев смяли подоспевшие танкисты. Бои, так сказать, местного значения, не всегда отражавшиеся на картах больших штабов.

Крупенников лениво считал звезды на небе и мечтал об ужине, плавно переходящем в завтрак. Мечты его были прерваны суматохой на крыльце бывшей сельской школы, а ныне штаба фронта. Капитан соскочил с чурбака, последний час служившего ему стулом.

Окруженный под— и просто полковниками на улицу вышел сам командующий фронтом.

— Товарищ генерал армии! — Крупенников сделал шаг вперед. Ждать вызова надоело, а дальше передовой, как известно…

— Кто такой? — сердито спросил уставший командующий фронтом.

— Капитан Крупенников по вашему приказанию прибыл! — бодро отрапортовал комбат.

— Крупенников? По моему приказанию? — поморщился генерал.

— Так точно! — еще больше вытянулся капитан.

Один из полковников что-то шепнул на ухо генералу.

— Аааа! — вспомнил тот и улыбнулся. — Совсем замотался. Большие дела делаются, капитан! Не до тебя было.

Крупенников отмолчался.

— Это твой батальон в Полоцк первым ворвался? — спросил его комфронта.

— Так точно! — с начальством надо разговаривать на языке Устава. Начальство это любит.

— Молодец. Хорошо воюешь, — кивнул комфронта. — В штрафбат пойдешь.

— За что!? — удивился Крупенников. Чего-чего, а вот этого он не ожидал. — Товарищ генерал армии, если это за тех коров, так я же батальон подкормить. Пять дней без горячей пищи, а коровы все одно бесхозные были, вот-вот и на минное поле бы…

— Какие коровы? — не понял генерал.

— Рогатые… — почти жалобно сказал капитан, плохо думая на особиста и замполита, успевших стукнуть наверх о мародерстве.

В это же самое время замполита несли на операционный стол доставать немецкие пули, пробившие грудь, а то, что осталось от накрытого близким разрывом особиста, похоронщики закапывали в неглубокой воронке.

И тут комфронта громко засмеялся, запрокинув голову так, что едва не упала фуражка. Следом за ним заржал и весь штаб.

Крупенников растерянно смотрел на хохочущих офицеров.

— Коровы, говоришь?

— Г-гуляш повара сделали, — кивнул капитан, чуть заикнувшись.

— Гуляш — это хорошо. За Полоцк, капитан, Красную Звезду от меня получишь. Завтра же. Вернее, сегодня. Да. Сегодня, — генерал посмотрел на звездное небо, помолчал и добавил: — Сидорович! Документы оформи.

— Есть, товарищ генерал армии! — кивнул какой-то полковник и открыл папку.

— А ты, капитан, пойдешь все-таки в штрафбат. Командиром. Согласен?

Ну и как тут откажешься?

— Так точно, товарищ генерал армии! Согласен!

— Ну, вот и хорошо! Утром получишь предписание и отправишься в батальон. Прошлого батю ранило, а ты у нас геройский комбат. Справишься с архаровцами?

— Справлюсь, товарищ генерал армии!

— Ну, вот и ладушки!

Генерал сделал несколько шагов в сторону темнеющих изб, но вдруг остановился, обернулся и добавил:

— Слышь, майор Крупенников! В военторг зайди.

— Зачем? — не понял капитан.

— Погоны новые купи.

И генерал со своей свитой исчез в темноте белорусской ночи, оставив изумленного поворотом судьбы капитана, то есть уже майора, в одиночестве.

«Заранее не могли сказать?» — пожалел Крупенников оставленные в батальоне вещи. Впрочем… какие там вещи? Отрез сукна, который он хотел послать матери, да пара бутылок трофейного вина? Сукно жалко, а вино… Да хрен с ним! Чтобы советский офицер да вина бы не нашел, а то и чего покрепче…

До батальона Крупенников добрался лишь к утру. Зверски хотелось спать и есть, но сначала — работа. Да, война это не подвиги, война — это работа. Порой без сна и отдыха.

— Капитан Лаптев, — протянул руку хмурый начальник штаба отдельного штрафного батальона.

— Кап… Майор Крупенников! Виталий.

— Виктор, — кивнул заспанный начштаба.

— Ну, вот и познакомились, теперь к делу!

— Может быть, позавтракаете, товарищ майор? — предложил капитан, сам наверняка желавший хотя бы чаю.

— Завтрак это хорошо, — согласился Крупенников. — Совместим приятное с полезным, а…

— А необходимое с желательным, — закончил фразу Лаптев.