Интерлюдия

— Идут, скоты… Как у себя дома. Идут и не боятся, — тихо ругался старший сержант НКВД Харченко, наблюдая, как немецкие грузовики, танки и полугусеничные бронетранспортеры вздымали июльскую пыль белорусских дорог.

— Надоело, блин, прятаться! — ответил ему боец Горох. — Давайте ударим, тащ старший сержант. Ведь от самой заставы отступаем. Ну, сколько ж можно?

— А чем ударим? Две винтовки, пистолет и граната.

— Вы как хотите, товарищ старший сержант, а я гранату сейчас попользую.

— Сидеть, Горох! Я что, один документы тащить буду?

— Документы, документы… Да кому они на хер нужны, те документы, когда немцы — вот они.

— Слышь, боец… Всему свое время. Дойдем до наших, будем и с немцами драться. А сейчас у нас приказ начальника заставы доставить документы.

— Вот и доставляйте, тащ старший сержант.

И боец погранвойск НКВД Горох пополз навстречу немцам.

А старший сержант тех же погранвойск того же НКВД Андрей Харченко лежал и, не дыша, смотрел. Смотрел, как его боец ужом скользнул в придорожных кустах. Смотрел, как он достал гранату, сдвинул предохранитель и приподнялся для броска на одно колено. Смотрел, как взорвался тупорылый серо-зеленый немецкий грузовик и как попрыгали оттуда объятые пламенем фрицы.

А потом он выдохнул сквозь плотно сжатые зубы и побежал в глубь леса, придерживая мешок с документами и знаменем заставы. Бежал, глотая слезы; бежал и не видел, как рядового Гороха расстреляли в упор из карабинов, а потом добавили для верности прикладом.

Кровавый июль сорок первого…

* * *

Майор Харченко стрелял из своего «нагана», встав на колено и не обращая внимания на осколки. Проклятый немецкий Pz-IV Ausf. H лениво ворочался в изломанных кустах и плевался фугасными снарядами по распластавшемуся вдоль дороги батальону. Очень так прицельно, к сожалению, плевался… Противотанковые пули только звонко цвиркали по толстокожей лобовой броне, покрытой остатками немагнитного циммерита, или теряли силу, прошивая жестяные фальшборта башни и отскакивая от основной брони. Тем временем Крупенников, вытирая кровь с лица, поднимал во фланговый обход роты Свинцова и Зайца.

Когда они, наконец, отжали фрицев, проклятый панцер дернулся было следом, но не успел. Кто-то из солдат ловко метнул противотанковую гранату под гусеницу, разорвав ее аж в двух местах. Обездвиженная «четверка» успела еще раз неприцельно рявкнуть орудием, но штрафбатовцы уже бросили ей под брюхо новую гранату. А после двое бойцов вскарабкались на кружащуюся на месте обреченную бронемашину, приоткрыли люк командирской башенки и забросили внутрь одну за другой пару «лимонок». И со всей возможной скоростью сиганули прочь. Внутри гулко бухнуло, затем рвануло еще раз, уже куда сильнее. Выбитые ударной волной крышки люков, кувыркаясь и сбивая с деревьев ветки и листья, отбросило далеко в стороны, а сорванная с погона башня медленно, будто нехотя, сползла куда-то вбок. И натворившая столько бед тварь замерла, воняя на весь лес смрадной гарью синтетического бензина и сладковатым запахом горелого человеческого мяса…

Скоротечный бой закончился.

— Вот прендегасты! — коротко и зло выругался Лаптев. — И откуда они тут взялись?

— Окруженцы, — хрипло ответил ему Харченко, перезаряжая барабан своего «нагана». Руки у него мелко тряслись, как всегда после боя. Особист этого стеснялся, хотя и знал, что это не от трусости. — Мы когда-то так же тут…

— Здесь начинал, майор? — спрыгнул в кювет комбат.

— Немного южнее. Ранен?

— Нос разбил. Он и так у меня ломаный, да тут еще в стекло вмазался, когда водитель тормознул. Кстати, где он?

— Хер его знает. Где-то тут, наверное, — тяжело дыша, ответил Лаптев.

— Командиры рот! Доложить о потерях, — гундосо крикнул Крупенников, поднявшись во весь рост. И добавил, покачав головой: — Ты смотри, что натворила, тварь. Три грузовика в хлам.

В белорусское небо поднимались четыре столба черного вонючего дыма.

А немецких трупов оказалось всего семь, если не считать тех, кто догорал, размазанный по стенам боевого отделения, в танке. И один раненый. Штрафники не любили брать пленных. Не любили, но иногда приходилось.

Экспресс-допрос провел особист. Выяснилось, что фрицев было двадцать человек, действительно окруженцы. У танка кончалось топливо и боеприпасы. Вот и решили атаковать русских из засады. Смертники, блин.

Немца наскоро перевязали и сунули в один из уцелевших грузовиков, строго-настрого приказав бойцам-переменникам довезти пленного живым и слегка здоровым до передовой.

А вот после этого начались настоящие проблемы. Или даже так — ПРОБЛЕМЫ. Когда грузовики догорели и их сбросили с дороги, командиры рот долго копались в воняющих горелой резиной остатках студебекеров. Потом они медленно пошли к «Виллису». Лица у офицеров были, мягко говоря, озадаченными.

— Что так долго копались? — раздраженно рявкнул комбат.

— Товарищ майор… — начал Заяц. В этот момент он отчего-то перестал напоминать волка, став похожим именно на зайца. Беляка. Ибо лицо его было белым как мел.

— Что мнетесь, как барышня после променада? Докладывайте, старший лейтенант! Что у вас с потерями? — подключился к разговору Харченко, тоже почуяв недоброе.

— Так это… нету потерь…

— В каком смысле нет? — поднял голову приготовивший акты Лаптев.

— У меня пропали первый и четвертый взвод, — уставился на свои сапоги Заяц.

— Что значит пропали? Как так пропали? Старлей, ты соображаешь, что говоришь? — крикнул на Зайца Харченко.

— Соображаю, товарищ майор. В сгоревших машинах нет трупов солдат. И оружия нет. Ничего нет. Вообще. Как будто испарились.

— Заяц, ты пьян, что ли? — не выдержал Крупенников.

— Идите и посмотрите сами, — внезапно обиделся старлей.

— Посмотрим, не переживай. А у тебя, Петровский? Тоже потерь нет?

— Так точно, товарищ майор, нет, — убитым голосом ответил командир первой роты. — Только пропавшие без вести.

— А ну пойдем, посмотрим! — сорвался с места Харченко. За ним скорым шагом двинулись Крупенников с Лаптевым. Хотя обоим очень хотелось побежать, но командирам в армии суетиться не положено.

Они долго копались в остатках догоревшего переднего грузовика, но ровным счетом ничего не обнаружили — ни обгоревших трупов, ни личного оружия, ни даже звездочек с пилоток. И в двух других — то же самое.

— Шестьдесят два штрафника пропали без вести, — убито подытожил капитан Лаптев.

— Плюс двое моих, — буркнул подошедший Свинцов.

— Тоже из грузовика сбежали? — мрачно спросил Харченко.

— Нет. Тут совсем странное что-то. Они бежали в атаку, как все. А потом пропали.

— Что тут странного? Рванули в лес и всё! — зло сказал Крупенников.

— Нет. Их бы заметили. Они именно бежали, а потом исчезли. Вообще. Как будто их и не было вовсе.

— Они что у тебя, привидения? Как исчезли? Ты можешь объяснить?

— Никак нет, товарищ майор, не могу, — мрачно покачал головой Свинцов.

— Подожди, товарищ майор, — остановил красного от гнева особиста комбат. — Ты машину, которая впереди шла, помнишь?

— Помню, Крупенников. Вот она, — кивком показал на обгорелый остов начальник особого отдела.

— Полог был откинут, и было видно бойцов, сидящих в кузове. Так?

— Ну? И к чему это ты?

— А к тому, что из машины, в которую ударил первый снаряд, никто не выскочил.

— Твою мать… — Харченко схватился за голову. — А ведь точно… Меня контузило, что ли?

— Да нас всех в таком случае, похоже, контузило, товарищ майор. Кстати, водители тоже пропали.

— Может быть, немцы какое новое оружие применили? — подал голос Заяц.

— Следаки из военной прокуратуры и СМЕРШа разберутся, — ответил ему Крупенников.

— А пока они разбираются, гражданин майор, мы с вами будем исполнять обязанности переменного состава батальона вместо пропавших штрафников. А на наши места поставят уже других, — Харченко прикусил нижнюю губу, став похожим на озлобленного бульдога. Вместо ответа Крупенников шмыгнул разбитым носом и крикнул:

— По машинам!

Колонна двинулась лишь через пять минут, поскольку оказалось, что вместе с водилами трех грузовиков пропал еще и шофер командирского «Виллиса». За баранку пришлось сесть самому комбату. Зато трясти стало меньше. Крупенников оказался осторожным шофером. Он аккуратно объезжал ямы и воронки и никуда не спешил. Потому как думал о том, что случилось. Впрочем, Харченко и Лаптев, похоже, думали о том же самом, потому за весь остаток дороги никто не проронил ни слова. А вот когда добрались до места, начались чудеса. Харченко убежал докладываться своему начальству, Крупенников — своему. Причем каждый в ожидании того, что вернется в батальон уже в качестве штрафника…

— Майор Крупенников в ваше распоряжение прибыл, товарищ генерал-майор!

— Один? — проворчал пухлый лысый генерал, внимательно разглядывавший огромную карту, раскинутую на столе.

— Никак нет! Вместе с вверенным мне отдельным штрафным батальоном.

— Это хорошо… хорошо, — задумчиво кивнул командир дивизии. — Как добрались? Без приключений?