Олег Зоберн

Хроники чумного времени

Хроника первоначальная, целительная

Последний рыцарь Европы

Заболела Анна Сергеевна, преподавательница Императорской академии работников киберконтроля, худая и высокая брюнетка тридцати лет. Иногда Климентий спал с ней, хотя она была замужем, муж Александр (квартальный судья, а жили супруги раздельно) знал об этом, однако смирялся с изменой из уважения к духовному опыту Климентия и зоркости его сердца.

Первыми изменение состояния Анны Сергеевны заметили ее студенты. Раньше, до болезни, она рассказывала на своих лекциях по истории культуры что-нибудь такое:

— В седьмом веке до нашей эры в честь Афродиты Аносии был устроен праздник, который начинался с эротических бичеваний. — И молодые кандидаты в работники киберконтроля замирали от интереса. — После этого женщины выходили на берег моря, — продолжала она, — и ублажали друг друга всеми доступными способами.

Студенты посмеивались, и кто-то спрашивал:

— Как именно ублажали?

— Например, играли в лошадок, — отвечала Анна Сергеевна уклончиво, чтобы не заходить слишком далеко.

Она старалась увлечь студентов, и для многих из них лекции Анны Сергеевны были единственной информацией из учебного курса, развивавшей воображение: они живо представляли себе размах удовольствий, которым предавались Мессалина или князь Владимир Святославович, великий, согласно преданию, распутник.

— Культура Рима, наследниками которой все мы являемся в той или иной степени, — страстно говорила Анна Сергеевна, — иногда возводила мазохизм в степень религиозно-государственного явления: император Нерон облачался в шкуру льва и насиловал мужчин и женщин, привязанных к столбам, после чего его любовник Доримах, верховный жрец бога Мутунуса, насиловал и порол кнутом самого императора под дождем из лепестков роз, которые рабы сыпали с балкона из корзин…

Даже самые нерадивые студенты слушали это, затаив дыхание, сидели в своих форменных черно-синих костюмах с серебристыми вензелями и внимали прилежно.

— Так совершалось единение религии и государства, — делала вывод Анна Сергеевна.

Она начала писать кандидатскую диссертацию «Гей-фактор в парадигме власти царя Ивана IV» и на лекциях понемногу раскрывала эту тему.

В общем, стараниями Анны Сергеевны в Императорской академии работников киберконтроля молодые люди приобщались к культуре в свете эротических грез.

Однажды осенью, поздно вечером, налегке, в куртке поверх домашнего халата, Анна Сергеевна направилась из дома в ближайшую круглосуточную церковную лавку купить чего-нибудь сладкого к чаю. Она могла получить любую еду не выходя из квартиры, через монопольный государственный сервис «Главпневмопродукт», но ей хотелось немного подышать и посетить церковную лавку — настоящий магазин с живыми продавцами. Давно уже только церковь имела право продавать еду по-старинке в магазинах, и в каждом районе города были такие лавки и большие духовно-пищевые центры. Либо можно было пользоваться услугами «Главпневмопродукта», который с помощью сжатого воздуха по лабиринту труб доставлял полуфабрикаты и готовую пищу в каждую квартиру. Другого способа купить еду в Москве давно не было: фастфуд иностранных брендов много лет назад запретили из-за вредности, затем все частные кафе и столовые тоже оказались вне закона, а для того, чтобы попасть в государственный ресторан, Анне Сергеевне надо было регистрироваться за неделю и отдать за ужин половину месячной зарплаты.

Она вышла из переулка на бульвар, и в этот момент перед ней возник тот самый господин. Он приблизился сзади, стоя на магнитном диске. Господин был одет в дорогой утепленный камзол из натурального сукна бланжевого цвета и пурпурные замшевые сапоги с загнутыми кверху носами; на голове была плюшевая пилотка с кокардой, а в левой руке — медный колокольчик, которым он предупредительно позванивал, чтобы ни с кем не столкнуться. До церковной лавки оставалось метров сто. Бренькая колокольчиком, господин объехал Анну Сергеевну справа, приблизил к ней свое лицо с длинной и светящейся благодаря фосфоресцирующей краске бородой, подмигнул и сделал Анне Сергеевне крайне неприличное предложение.

Хотя господин был обычным франтоватым любителем высочайше разрешенного уличного гетеросексуального подката, Анна Сергеевна почему-то испугалась, ускорила шаг, затем, видя, что господин скользит вслед за ней, побежала от светлобородого, поскользнулась, упала, сильно ударилась лбом о ступеньку входа в церковную лавку и потеряла сознание.

Позже Анна Сергеевна вспоминала, что за миг до падения оглянулась и увидела, что этот господин исчез, а следом за ней быстро катился странный бледный шар размером с футбольный мяч.

Она полчаса пролежала в забытьи, и к ней никто не подходил, граждане думали, что это одна из пропащих дофаминщиц, которых немало на улицах Москвы. Наконец прибыла машина скорой помощи, доктор привел Анну Сергеевну в чувство, и ее увезли в больницу.

Лежа на заледенелом асфальте, она сильно простудилась, началось воспаление легких.

Через две недели Анна Сергеевна вышла из больницы выздоровев физически, но в ее сознании что-то болезненно надломилось, а ее взгляды на историю культуры стали вдруг совершенно другими. Разбитая и зашитая бровь благополучно, хоть и немного криво, срослась, отчего левая половина ее лица стала немного удивлённее правой.

Анна Сергеевна снова вышла на работу и, начиная лекцию, сказала:

— Дорогие мои, давайте сегодня поговорим о русской духовной музыке девятнадцатого века. Церковные службы вдохновляли многих композиторов: Балакирева, Лядова, Ипполитова-Иванова, а для начала мы с вами послушаем и обсудим замечательное сочинение Римского-Корсакова — оркестровую прелюдию «Над могилой». Николай Андреевич Римский-Корсаков вырос в глубоко религиозной семье, а прелюдия «Над могилой» была написана с подражанием монашескому похоронному звону, который он слышал в детстве…

Но студенты хотели чего-то пожарче, как прежде.

— Может быть, на следующем занятии почитаем избранные стихи советских поэтов о Великой Отечественной войне? Или, если хотите, обсудим с вами поэму «Спит тайга с открытыми глазами» великого лирика современности Саввы Глушкова? Поговорим о возможной войне с Китаем? — попыталась она увлечь аудиторию новыми темами, но будущих работников киберконтроля это не устраивало.

— А правда, что Иван Грозный всех своих любовников казнил разными способами? — спросил кто-то. — Помните, вы обещали рассказать?..

— Ребята, — строго посмотрела на них Анна Сергеевна, — если вы ждете от меня таких историй, как раньше, то этого больше не будет. И точка.

— Почему, Анна Сергеевна?

— Обстановка изменилась, — ответила она. — Близится буря, говоря языком высокой поэзии, той поэзии, о которой вы не желаете слышать. Возрос градус ответственности, ребята. Все зависит от нас, и мы не должны утратить доверия руководства, должны учиться и работать на благо Родины.

В аудитории раздалось разочарованное мычание.

На ее следующем занятии появилась только половина студентов.

Наконец Анна Сергеевна поняла, что не сможет донести до них благую истину, которую внезапно постигла в тот вечер, когда ударилась головой об ступень входа в церковную лавку. Она погрузилась в болезненную меланхолию. Не зная, вернется ли на работу, взяла отпуск, во время которого ничего не делала, никуда не ходила, только спала, ела и читала собрание сочинений святителя Игнатия Брянчанинова в восьми томах.

Она уже не допускала к своему телу ни мужа, ни Климентия, а ночами во сне потела, маялась и отгоняла от себя ангелов блуда, исступленно размышляя во время бессонниц, чем она может быть полезна Отечеству и как жить дальше. Ангелы блуда обиделись на Анну Сергеевну, и она перестала слышать нежный шелест их крыльев.

Она прекратила ухаживать за собой, называя это исконной естественностью тельного бытия, и томилась идеей переехать из Москвы куда-нибудь за Урал, в тайгу, и жить там в шалаше, невзирая на январские холода. Бездуховными домашними роботами-помощниками Анна Сергеевна тоже перестала пользоваться — принципиально.

Анна Сергеевна стала выглядеть так плохо, что муж Александр, изредка навещавший ее, обратился за помощью к Климентию, который согласился помочь и проинструктировал его, велев подготовить необходимое. Они договорились, как будут действовать.

Через неделю, ночью, Александр заехал за Климентием на своем отечественном водородном лифтбеке «Победа» брусничного цвета и отвез его к дому на Дмитровском шоссе, где жила Анна Сергеевна.

— Идите, Климентий Михалыч, — сказал Александр, — там все готово: квадратное зеркало, граммофон и четыре канарейки в клетке. Принес всё, что вы просили. Анну я надежно зафиксировал. Подожду здесь, у подъезда, чтобы не мешать вам, дверь в квартиру не заперта.

— Хорошо, — задумчиво ответил Климентий, — но канарейки нам позже понадобятся.

Чтобы поддерживать себя в форме, Климентий пошел на тридцать девятый этаж по лестнице.

На площадке между третьим и четвертым этажами спал человек в серой шинели с погонами титулярного нейросоветника, а рядом валялось несколько пустых флакончиков из-под гормонов.