Когда моё кувыркание прекратилось, я растянулся на земле, покрытой, как на той поляне, мягкой зелёной травкой. Пару минут просто лежал, отмечая боль в правой ноге. Я чувствовал, что нога болит, но никак не мог понять, почему она болит. Как может болеть то, чего уже давно нет? Но ведь нога была! Я сам её видел!

Резко сев, вызвав этим новый приступ головокружения, я переждал, пока мой мозжечок прекратит изображать вертолёт, и принялся разглядывать ноги. Ноги как ноги — обе целые и невредимые, довольно длинные и сильные, ещё бы, столько на лошади скакать, хорошо ещё, что не колесом. На ноги были натянуты бархатные штаны, с кожаными вставками в самых неожиданных местах. Я попытался подвигать сначала левой ногой, что далось мне без особых проблем, а вот с правой вышла заминка: двигаться и подчиняться сигналам из мозга она явно не хотела. Я прощупал каждый сантиметр, но травм не обнаружил: ни видимых переломов, ни болевых ощущений. Я даже не чувствовал, как прикасаюсь к внешне целой конечности, которая не выглядела атрофированной из-за длительного бездействия.

Прикрыв ненадолго глаза, я попытался вспомнить хоть что-то, в частности, была ли у меня нога раньше, или её всё же не было. А если её не было, то почему она есть сейчас? Дьявольщина какая-то. Как же убого чувствовать себя полным кретином, запутавшимся даже в целостности своих конечностей.

Раздавшийся неподалёку стон отвлёк меня от самобичевания. Решив оставить на время ногу Шрёдингера, я рискнул подняться. Медленно встал на ноги, и правая конечность тут же попыталась подвернуться. Я со злостью посмотрел на неё.

— Ну что тебе нужно? Хребет вроде цел, сама вроде на месте, что тебе доспелось? — Стон повторился, и я схватил ногу за бедро и попытался сдвинуть её с места. К моему невероятному облегчению нога передвинулась, и я тут же подтащил к ней левую. Ещё один шаг, затем ещё… создавалось впечатление, что я заново учусь ходить. Я так сосредоточился на таких простых и одновременно сложных движениях, что почти упустил из вида грабителя.

До него оставалось пройти ещё шагов шесть-семь, и я уже отпустил бедро, делая неуверенные шаги самостоятельно и без поддержки, когда услышал приглушённые матюки, произнесённые сквозь стиснутые зубы.

Значит, мужик пришёл в себя, новость, заставившая меня пошевеливаться. Когда я подошёл к нему вплотную, он уже сидел, вытащив кинжал из раны, и даже успел заткнуть дырку в плече комком из какой-то тряпки, явно вывалившейся из моей злополучной телеги.

— Ну ты и мудак, — я навис над ним, глядя сверху вниз и отмечая только искры ненависти в голубых глазах.

— На себя посмотри, — сквозь зубы огрызнулся молодой ещё мужик. — Тоже мне, защитнички. Просрали все восемь крупных сражений. Даже я сумел бы если не выиграть, то хотя бы не с такими потерями проиграть, ведь преимущества по местности были изначально на нашей стороне! И план битвы был хорош: кто вообще впустил эту обезьяну — генерала Сьюита в ставку? — в его голосе послышались истеричные нотки. Я же несколько мгновений разглядывал его перекошенное от боли и ненависти лицо и лишь потом ответил.

— Меня там не было.

— И это тоже вызывает вопросы, знаешь ли, — выплюнул он буквально мне в лицо.

— Во всяком случае, я совершенно точно не дезертир, — по тому, как он вздрогнул, я понял, что попал в цель. Мне нужно было поднять мой кинжал, единственное оружие, которое было сейчас доступно, но только вряд ли этот солдат, ставший разбойником, позволит мне за ним потянуться.

— А ты вообще знаешь, что эти твари делают с нашими девчонками?

— Полагаю, то же самое, что вы делали бы с эльфийками, — я не отрывал взгляда от его лица, буквально заставляя себя не смотреть в сторону кинжала. — Вот только не говори мне, что устроил засаду на довольно большой отряд, просто из любви к искусству. Ты что же, не понимал, что у вас просто нет шансов? Что вы хотели на самом деле?

— Прошёл слух, что под защитой отряда вроде вашего, знахарка хорошая едет. Ничего бы мы вашей девке не сделали, она нам именно как знахарка нужна. Раненных подлечить, да несколько баб рожать собрались, а мы-то чем им поможем?

— Знаешь, врёшь ты не очень убедительно, — протянул я. — Знахарка не сможет вылечить раненных, и ты это знаешь, собственно, как и о том, что бабы, которые рожать собрались, сами могут в этом друг другу помочь, и ни одна знахарка без специальных трав и снадобий ничего сделать не сможет, если что-то пойдёт не так. Об этом знаю даже я. Так зачем вы нас остановили?

— Тебя перед народным судом выставить. Кто-то же должен ответить за ваши «заслуги» венценосные идиоты, — он буквально прорычал свой ответ.

— Ты думаешь, что своим рычанием ты заставишь меня наложить в штаны и заскулить, моля о пощаде? — я покачал головой. — Скулить — это удел слабаков, тебе подобных, я прекрасно слышал твои хлюпанья, как только мы приземлились. Так что, хватит строить из себя патриота, отвечай, сколько тебе заплатили за мою голову и не стыдно ли тебе якшаться с длинноухими, которые «знаешь, что делают с нашими девчонками?» — передразнивая его, я сделал небольшой шаг вперёд, в надежде, что со стороны покажется, будто я оступился.

Глядя на бывшего вояку, с потрохами продавшего все свои убеждения, и страну, в глаза, в которых плескалось недоумение, быстро заменяющееся уже привычной ненавистью, я понял, что снова попал в точку. Какой я наблюдательный, оказывается, чёрт бы меня побрал. Разбойничек с большой дороги не ответил мне, продолжая прожигать взглядом.

— Ну что же, по-хорошему ты рассказать, зачем вы тормознули наш отряд, не хочешь, твоя воля — значит, будем разговаривать по-плохому.

— «Тормознули», «патриота»? — он недоумённо посмотрел на меня, пытаясь понять значения неизвестных ему слов, но тут же метнулся к кинжалу, лежащему на земле.

Я не стал играть в игру, кто быстрее, тем более ещё до конца не разобрался, что же творится с моей правой ногой. Но если ходить я толком не научился, то удар у меня был поставлен очень хорошо.

Я не хотел его убивать, пока это было не нужно, поэтому в последний момент изменил траекторию удара, и тяжёлый сапог попал не по подбородку, куда я, собственно, и бил, а по раненому плечу, быстро и резко, не давая ему шанса опомниться и хоть как-то отреагировать на мои движения.

Парня отбросило в сторону, и он, взвыв, схватился за плечо, но тут же вырубился, потому что я ему добавил, зарядив куда-то в район печени. После второго удара разбойник потерял сознание, и я смог нагнуться и забрать кинжал с украшенной драгоценным камнями рукояткой. Он был жутко неудобный и лишённый даже видимости баланса из-за количества этих самых камней. Но это было моё единственное оружие, которое я и поместил в ножны на поясе.

— Ваше высочество! — крик Бакфорда заставил меня задрать голову, сложить руки лодочками и крикнуть.

— Я здесь! Осторожно, здесь обрыв!

Из кустов сверху показалась голова верного слуги. Оценив обстановку, Бакфорд исчез из поля моего зрения, а когда снова появился, то уже не один, а с капитаном Гастингсом, с которым они принялись обсуждать способы извлечения моего высочества из этой природной ловушки, в которую я угодил благодаря всё ещё валяющемуся в отключке дезертиру. Пока они совещались, я решил пройтись по оврагу, собрать вещи. Их ещё можно было как-то применить, не так уж мы много с собой везли, и заодно получше разработать ногу, потому что, боюсь, больше мне пока телеги не видать, верхом придётся ехать и ехать довольно долго.