— Сказал, призрак не виноват, что его квартирантка зовет в дом неадекватных аферисток. Безобразничает он один час в сутки, а провести с ним переговоры мы способны и сами.

— Проведешь с ним переговоры ага, — фыркнула Олеся. — Вадим же общается письмами. Если мы ему записку в почтовый ящик бросим, квартирантка ее непременно найдет. Как мы ей потом эту находку объясним?

— Объяснить можно что угодно, — сказала Глафира Григорьевна. — Другое дело, что толку от этого будет мало. Пошлет нас Вадя пешим маршрутом, и все. Ему жильцы не нужны. Тем более женщины, тем более Катерины.

— Задержался он на этом свете, ой, как задержался, — покачал головой Аристарх Семенович. — Пора и честь знать. Виталька ж, формалист проклятый, работать без распоряжения своей конторы не станет. Надо туда коллективную просьбу писать, ребята.

— В нашем городе есть контора, в которую можно пожаловаться на привидение? — удивилась я.

— Конечно, есть, — кивнула Глафира. — А как же, Алисушка? Проблема в том, что она у нас всего одна. Заявку-то мы подадим, однако исполнения придется полгода ждать, а то и больше. Да еще по кабинетам бегать, печати собирать. Упокоение нежити — это вам не шутка.

— Ужас, — покачала головой я. — Везде бюрократия.

— Так и есть, — кивнула колдунья. — Поэтому мы пойдем другим путем. Позвоним одному человечку и попросим этот процесс немного ускорить.

Мы с русалками переглянулись.

— Это кому же вы собрались звонить, баба Глаша? — хитро сверкнув глазами, поинтересовалась Марина.

Та махнула рукой и пошла к лифту, одновременно доставая из кармана мобильный телефон.

— Привет, костлявый, — донесся до нас ее голос. — Как ты там, все народ обираешь? Дело у меня к тебе есть. Важное и срочное, да. Поэтому отложи в сторону бумаги, и позвони своему другу-некромагу…

Мы с близняшками еще раз переглянулись и обменялись понимающими улыбками.

Звонок Глафиры Григорьевны действие и правда возымел: на следующий вечер на наш этаж поднялся господин Мастрикин. Как по мне, в этом уже не было никакого смысла. Катерина Матвеевна, не выдержав нападок призрака, собрала остатки вещей и съехала, а потому в квартире номер шестьдесят семь снова было тихо и спокойно.

Знакомства с некромагом я не водила. При встрече мы вежливо друг другу кивали, ни разу не перекинувшись ни единым словом.

Внешность у мага смерти была прямо противоречащая его специализации: светлые волнистые волосы, большие глаза небесно-голубого цвета с пушистыми русыми ресницами, узкий аккуратный нос и широкий волевой подбородок. На вид ему можно было дать лет сорок, хотя, по словам Петра, Виталий был гораздо моложе. Про Мастрикина говорили, что он несколько раз был женат, однако теперь жил один, проводя большую часть времени на работе.

Встретившись на площадке, мы снова раскланялись и разошлись — я отправилась домой, а он — в гости к Вадиму.

Как работает некромаг, я представляла слабо, поэтому очень удивилась, когда из соседней квартиры неожиданно донеслось пение — громкое, фальшивое и на два голоса. Петю сие обстоятельство тоже позабавило.

— Мне кажется или Виталик пьян? — спросил он, прислушавшись.

— Вполне возможно, — кивнула я. — Так душевно орать песни можно только под рюмку беленькой. Мне интереснее другое. Сейчас девять часов вечера, Вадим же «оживает» в одиннадцать. Как он может ему подпевать?

Белецкий махнул рукой.

— Элементарно. Некромаг способен разбудить нежить в любое время суток.

— В шестьдесят седьмой квартире он находится уже часа три. Неужели на упокоение духа нужно столько времени?

— Подозреваю, что конкретно сейчас Мастрикин не работает, а развлекается. Если бы он упокаивал призрака, они бы там хором не пели.

Концерт продолжался до половины первого ночи. Репертуар исполнителей оказался широчайшим — от народных песен, до русского рока и блатного шансона. Временами певцы брали паузу, однако потом вновь начинали вводить рулады. Спать под их вопли было невозможно.

Несколько раз Белецкий порывался постучать к ним в дверь, но я упрашивала его повременить.

Когда пение прекратилось, мы уснули уверенными, что дух призрачного соседа, наконец, отправился на небеса. И очень удивились, когда на следующий вечер у концерта случилось продолжение.

И вот теперь мы лежали в постели, рассматривали потолок и искренне сопереживали герою народной песни, которому, как и нам, не удавалось нормально выспаться. Я, по крайней мере, сопереживала точно.

— Ну, все, мне это надоело.

Белецкий встал с кровати, сунул ноги в домашние тапки и направился к выходу из спальни.

— Куда ты, Петя?

— К соседям. Похлопаю в ладоши и попрошу автограф.

Я тоже вылезла из-под одеяла и потопала за ним. Белецкий бросил на меня вопросительный взгляд.

— Не надо на меня так смотреть, — улыбнулась я. — Я, может, тоже хочу им поаплодировать.

Дверь в шестьдесят седьмую квартиру оказалась не заперта. Внутри царил полумрак и страшный беспорядок. Возможно, в другой обстановке это выглядело бы зловеще, однако вкупе с протяжными песнями и терпким запахом спиртного создавало впечатление, что здесь находится притон анонимных алкоголиков.

Виталий обнаружился в кухне. Он сидел за столом, а перед ним стояла переполненная пепельница, пустая бутылка из-под водки и тарелка с одиноким куском вареной колбасы.

Напротив некромага висело облачко, едва заметное в тусклом свете лампочки-слепушки, своей формой напоминающее человеческий силуэт.

Увидев нас, Вадим и Виталий петь перестали.

— У вас совесть есть? — грозно вопросил Белецкий, окинув раздраженным взглядом их странную компанию. — Вы время видели?

Некромаг хлопнул ресницами и потянулся к мобильному телефону.

— О! — сказал он, увидев написанные на нем цифры. — О!

— Вы нам вторую ночь спать не даете, — заметила я. — Нельзя ли общаться немного тише?

— Вадя, друг, — обратился Мастрикин к призраку, — я слышу в голосе этой барышни осуждение.

От духа повеяло холодом. Он явно осуждал меня в ответ.

— Барышня не знает, что у нас тут не просто пьянка, — продолжал маг, — а церемония прощания лучших друзей.

— Пьешь ты один, — заметил Белецкий. — И закусываешь тоже. А шума от вас, как от толпы алкашей.

Мастрикин поморщился и сунул в рот последний кусок колбасы.

— Давно ли вы стали лучшими друзьями, Виталя? — продолжал Петя. — Вчера вечером или сегодня ночью?

Некромаг поднял на Белецкого глаза. Их взгляд был абсолютно трезв.

— Мы дружим с детского сада, Петя, — негромко сказал он. — Много лет жили по соседству, учились в одном классе. Его двоюродная сестра была моей первой женой. Ты не понимаешь… Меня шесть лет грело чувство, что Вадим, хоть и умер, но все равно рядом, и я в любой момент могу его навестить.

Петр покачал головой.

— Не малодушничай, Мастрикин. Себе бы ты хотел такое посмертие? Чтобы бродить по дому и пугать живых людей?

Виталий криво усмехнулся.

— Дай нам нормально попрощаться, Петя. Мы не будем шуметь, обещаю.

Они и правда больше не шумели. Когда мы вернулись домой, из соседской квартиры больше не доносилось ни звука.

— Выходит, Виталий нарочно отказывался изгонять Вадима? — тихонько спросила я у Белецкого. — Придумывал отмазки с бумагами и печатями, чтобы продолжать с ним общаться?

— Выходит, что так. Забавно. Я понятия не имел, что они дружили.

— Не удивительно. Что мы вообще знаем о своих соседях? Только имена и профессию. И то не всегда. Но знаешь, если бы моя лучшая подруга после смерти превратилась в привидение, я бы сделала все возможное, чтобы отправить ее дух на небеса. Быть привидением — та еще мука. Вроде бы умер, а вроде бы и нет. Вроде живешь, но жизнь и живых при этом люто ненавидишь. Зачем это все, Петя?

Белецкий вздохнул и мягко поцеловал меня в губы.

Утром я проснулась в предрассветных сумерках. Заваривая кофе, посмотрела в окно и вдруг увидела Виталия Мастрикина. Господин некромаг, сгорбившись, сидел в скверике на скамейке и молча смотрел на светлеющее небо.