Папоротник
Карандаш лениво скользил по бумаге, выводя волнистые и прямые линии. Я сидела на диване, поджав под себя ноги, и, позволив пальцам творить все, что они захотят, бездумно размалевывала альбомный лист.
— Что рисуешь?
Белецкий уселся рядом и ласково чмокнул меня в висок.
— Ничего особенного, — улыбнулась я, возвращая ему поцелуй. — Просто развлекаюсь.
Вчера мы с Петей ходили в гости к моим родителям, чтобы сообщить о нашем намерении пожениться. Родители известию, конечно, обрадовались. Мачеха кинулась нас обнимать, а отец сидел, как истукан, и забавно хлопал ресницами.
— Ничего не понимаю, — беспомощно пробормотал он. — Моя маленькая девочка выходит замуж… Когда ты успела вырасти, Алиса?
Свадьбу мы решили отпраздновать летом, чтобы на нее из-за границы успела приехать Петина младшая сестра. Я также хотела отправить приглашение своей матери, но не была уверена, что она его примет.
Созывать на торжество половину города и устраивать пир горой мы не планировали. Наш вариант — отметить бракосочетание в узком кругу родственников и друзей. А еще соседей — тех, что захотят прийти на наш праздник.
— Ты будешь чай? — спросил у меня Петя. — Хочу заварить себе молочный улун.
— Буду, — кивнула в ответ. — Без сахара, но с печеньем.
Меня переполняло ощущение тихого счастья. В душе пели соловьи и цвели фиалки. Наверное, так и должен выглядеть рай: теплое солнечное воскресенье, уютный диван, хорошее настроение и любимый мужчина, который заваривает для вас двоих вкусный ароматный напиток.
Я потянулась за лежавшими на тумбочке цветными карандашами, вынула из коробки красный и принялась неторопливо заштриховывать отдельные элементы рисунка. В памяти внезапно возник позавчерашний разговор с Сибиллой Генриховной. После того, как Белецкий сделал мне предложение, я благополучно о нем забыла.
— Петя, — крикнула я, сменив красный карандаш на зеленый. — Какой месяц называют месяцем гроз? Май?
— Вообще-то месяц гроз — это июль, — ответил тот, появляясь в гостиной с чашками и печеньем. — А что?
— В пятницу я встретила во дворе оракула с девятого этажа. Она сказала, что в начале месяца гроз нас будут ждать неприятности.
Белецкий поставил на журнальный столик поднос со сладостями и повернулся ко мне. Его взгляд был настороженным.
— Поясни, — попросил он.
— Ну… — я задумчиво почесала подбородок. — Сибилла говорила про какие-то жгучие семена. Они уже упали в землю, а по старой тропе потекли горячие корни. Еще она сказала, что в начале месяца гроз из-под земли вырвется жар, и свирепый огонь обретет свою силу, если ему не помешает маленький огонек. Это, вроде как, должно заставить всех нас взбодриться. Ты понимаешь, что она имела в виду?
— Не совсем, — качнул головой Петр. — Надо полагать, в первых числах июля случится какое-то событие, начало которого было положено сейчас. Насколько я знаю, оракулы предпочитают предупреждать людей о бедах и катастрофах, добрые события им обычно не интересны. Значит, грядущее происшествие — это ЧП, которое потребует от нас много нервов и сил.
— Чудно, — криво усмехнулась я. — Интересно, почему оно должно случиться именно в июле? Этот месяц какой-то особенный?
— Конечно, — кивнул Белецкий. — Это середина года, Алиса. Пограничье, как полночь или полдень. Самое магически сильное время, когда энергетические поля становятся особенно велики, а магия едва ли не разливается в воздухе. Лучшее время для сбора целебных трав и проведения всевозможных ритуалов.
— Понятно, — кивнула я. — А что за жгучие семена и горячие корни? И жар, который вырвется из-под земли? Рядом с нами вырастет новый вулкан? Или в соседнем доме лопнет труба газопровода?
— Не знаю, — усмехнулся мой жених. — Но думаю, что…
Он осекся.
— Алиса, — медленно произнес Белецкий, — покажи-ка мне свой рисунок.
Я опустила глаза на получившуюся картинку и охнула.
— Петя, — изумленно пробормотала, поворачивая к нему альбом, — это же…
— Цветущий папоротник, — кивнул Петр, рассматривая изображенные на странице листья-мегафиллы и крупный алый бутон, возвышавшийся над ними, как маленький костерок. — Тот самый, который расцветает в ночь на седьмое июля — в праздник Ивана Купалы.
— Папоротники не цветут, — неуверенно заметила я. — Они размножаются спорами. И бутонов у них не бывает.
— У обычных, конечно, не бывает, — согласился Белецкий. — А у магических есть. Знаешь что, любимая? Бери рисунок и печенье, и пойдем-ка в гости к Глафире Григорьевне. Она в магических нелекарственных травах разбирается лучше, чем я. Да и о пророчестве соседки ей тоже стоит рассказать.
Старшую по дому мы перехватили у лифта. Глафира Григорьевна явно собиралась куда-то идти, однако увидев наши встревоженные лица, задержалась.
Свой рисунок я показала ей прямо в подъезде, и колдунья стазу же его узнала.
— Это Жар-цвет, — сказала она. — Его еще называют Перуновым цветком или цветком папоротника. Растение редкое и очень ценное. Бутон его горячий, как огонь, а тому, кто его добудет, он дарит силу отпирать любые замки и снимать любые колдовские заклятья. А еще наделяет способностью предсказывать будущее, находить места, где скрываются клады, и насылать на другого человека любовные чары. Ты, Алиса, его просто так нарисовала или с намеком, что он появится где-то поблизости?
— С намеком, — ответила я. — Тут, Глафира Григорьевна, вот какая вышла история…
Рассказ о пророчестве соседки старушка выслушала с удивлением.
— Вот это да! — восхитилась она. — Видать, дело и впрямь серьезное, если Сибилла свое предсказание прямым текстом изложила.
— Вы понимаете, о чем идет речь? — спросил Петя.
— Конечно, — кивнула Глафира Григорьевна. — Какой-то проходимец посеял неподалеку от нашего дома семена Жар-цвета. Вопрос, где он их нашел, я опускаю, ибо ответ на него мы вряд ли узнаем. Семена эти раздобыть очень сложно. Я, если честно, понятия не имею, где вообще их можно найти. Бутон Жар-цвета живет меньше минуты. Если сразу его не сорвать, он угаснет, а семена превратятся в пыль.
— Тем не менее, отыскался человек, который их достал и закопал в землю, — подытожил Петя.
— Если верить Сибилле, то да, — кивнула Глафира Григорьевна. — Корни Жар-цвет пускает мгновенно. Место, где его опустили в почву, мы уже не найдем. Я могу предположить, что посажен он был в нашем лесу или на его опушке, но где конкретно, даже леший указать не сможет.
— Почему? — удивилась я.
— Потому что корни Жар-цвета, как змеи, расползаются по сторонам — ищут лучшее место, где потом вырастет сам цветок.
— Это цветок опасен? — поинтересовалась я. — Я уже поняла, что тому, кто его сорвет, он даст кучу полезных способностей, но сам-то он каков?
— Опасного в нем нет, — махнула рукой Глафира. — Растение, как растение. Вылезет июльской ночью из земли, несколько секунд красной головой посверкает, и все. Сибилла нас не о нем предупреждала, а о человеке, который хочет им завладеть. Что ты там про него говорила, Алисушка?
— «Вырвется Жар из-под земли, и свирепый огонь обретет свою силу», — процитировала я соседку.
— Вы можете это объяснить? — поинтересовался Петя.
— Пока нет, — качнула головой волшебница. — Подумать надо, понаблюдать, да посоветоваться. Поэтому вы, ребята, по округе нашей с оглядкой ходите. Особенно ты, Алиса. Внимательно смотри себе под ноги, может, увидишь что-нибудь интересное. На людей тоже поглядывайте, особенно на чужих, которые станут рядом с нашим домом околачиваться. Глядишь, разузнаем к Ивану Купале, где появится Перунов цвет, и кто его задумал сорвать.
Домой мы вернулись молчаливыми и озадаченными.
— Мы забыли сказать Глафире Григорьевне, что собираемся пожениться, — вспомнила я, переступив порог квартиры.
— Позже скажем, — ответил Петя. — Когда разберемся с любителем огненных цветов.
— Как думаешь, она придет на нашу свадьбу?
— Думаю, да. Глафира такие мероприятия обычно не пропускает.
В этот день пророчество Сибиллы Генриховны мы больше не обсуждали. Выпив чаю, отправились гулять, потом вернулись домой и вместе долго готовили ужин.
Перед сном я вдруг ощутила странное беспокойство — появилось навязчивое чувство, что за мной кто-то наблюдает. Это было не только странно, но и совершенно невозможно, поэтому усилием воли я заставила себя выбросить глупое ощущение из головы.
Ночью я долго не могла уснуть. Сначала ворочалась с боку на бок, потом провалилась в тревожное забытье, а затем и вовсе проснулась — в холодном поту и с тяжелым дыханием.
Решив умыться, я тихонько встала с кровати и отправилась в ванную. Потирая глаза кулаком, я подошла к раковине и — застыла, как вкопанная. Из висевшего над ней зеркала на меня смотрел Евгений Рейт.
— Привет, Огонек, — хищно улыбнулся дракон. — Скучала по мне?
Первое мгновение я находилась в ступоре. А потом громко закричала.
Лицо Рейта исчезло, а еще через пару секунд в ванную влетел встревоженный Белецкий.
— Алиса?! Что случилось?
— Петя, — дрожащим голосом произнесла я. — Я знаю, кто посадил семена Перунова цвета.