Сама не понимаю, как так получилось, что он влил в меня все, что было в бокале. Алкоголь обжег язык, потом горло, прокатился вниз, в груди стало жарко, а дышать трудно.

— Лучше?

— Я… я не… Да.

Парень убрал пустой бокал, начал касаться моего лица, стирая со щек слезы. Другая его рука легла на талию, он был так близко, я не могла сфокусировать на нем взгляд, а потом картинка поплыла совсем.

Я, что, падаю в обморок?

Третий раз за сутки? Это уже перебор.

— От тебя вкусно пахнет, и кожа такая гладкая. Да и вообще, ты ничего так девочка.

— Я… что… что… ты… делаешь?

— Ничего такого, что тебе не понравится и чего с тобой еще не делали. Ты ведь опытная малышка, хоть с виду такая наивная.

Это был третий мужчина за день, который меня касался. Такими темпами, Марьяна, ты точно пойдешь в проститутки. Но алкоголь на голодный желудок плюс стресс дали о себе знать.

И вот меня уже укладывают на диван спиной, он шарит по телу, задирая подол платья еще выше, рука между бедер, а наглые губы на шее.

Глава 7

— Камиль, какого хрена вообще происходит?

Захожу в дом как раз в тот момент, когда мой младший братик лапает и начинает целовать мою будущую жену.

— Я тебя спрашиваю, сопляк, какого черта ты творишь? Шлюх мало?

— А это кто? Ой, извините, что не спросил разрешения у вашего величества.

— Закрой рот и отойди от нее.

Девочка напугана, в слезах, волосы растрепаны, макияж размазан по лицу. На лбу ссадина, ее раньше точно не было. Что вообще этот говнюк успел сделать с ней?

Кусает губы, пытается одернуть короткое платье, глаза стеклянные, оглядывается по сторонам. В чистом виде забитый, запуганный воробышек. Да ее сейчас хочется утешить, прижать к груди, особенно в этом коротком блядском платье. Оно задралось еще выше, и такое чувство, что на ней совсем нет белья.

— Тим, она несла какую-то чушь про замуж, про побег, я решил, что она воровка и хочет разжалобить, чтобы сбежать. А потом кинулась к двери, упала, ударилась. У нас тут почти комедия.

Внимательно изучаю девушку, колени и правда содраны, она морщится от боли, трет правую лодыжку. Молчит, лишь всхлипывает, глаза огромные, синие. Красивые у нее глаза. Камиль хитро улыбается, знаю я его, тот еще бабник, не упустит момента девчонке залезть под юбку.

— Отошел в сторону, а лучше принеси воды. Все хорошо? — сажусь рядом, хочу поправить ей волосы, но девушка дергается в сторону, как от прокаженного.

Вновь облизывает губы, потом кусает их. Если она так и дальше будет продолжать, сама напросится на то, чтобы я ее взял.

Родня у нее, конечно, не подарок — что отец, что брат. Так любят деньги, что готовы продать родную дочь и сестру первому встречному. Но дела у них очень плохи, очень. И там далеко не в долге дело — деньги можно у кого-то занять, взять кредит, заложить имущество. И не экономическое преступление, хотя при желании можно и его пришить, они перешли дорогу мне лично, а еще обманули.

Придурки.

Думали, я не пойму и не найду концов и виновных. Когда все раскрылось, начали плакать, молить о пощаде, предлагать много чего, дело даже дошло до дочери и сестры. Рассказывали, какая она умница и красавица, как хорошо учится, воспитана и образованна, а еще невинна.

Умеют, твари, торговаться: девчонку хотят отдать, чтобы я долг простил, а еще сверху накинул, мол, девственность дорого стоит. А должны они не только мне, но еще и другим влиятельным людям.

Странно, но меня заинтересовало это предложение. Я мог жениться на любой, и желающих было много, но совсем не горел этой идеей.

Женщины были разные — красивые, свободные и несвободные, молодые и не очень. Я люблю женщин, ни один мужчина в нашей семье не обладает чувством верности. У моего отца были любовницы, у моего дяди, у меня — и не одна на данный момент.

А когда Козырев показал фотографию дочери на смартфоне, я разглядывал ее слишком долго, как товар, который мне предстоит приобрести. Как дорогую тачку или яхту, за которую я отстегну очень крупную сумму.

Девушка была хорошенькая. Шатенка с синими глазами, волосами ниже плеч, открытым взглядом, пухлым губками. Без косметики, натуральная, настоящая.

Такую жалко брать в любовницы, такую только в жены, чтобы была невинной, чтобы была верной, рожала и воспитывала детей. А еще чтобы каждую ночь стонала подо мной, отдавалась, а потом мурлыкала, как кошечка на груди.

Обещал подумать.

А сам в тот же вечер, когда трахал, не помню уже кого, вспоминал ее. Да так, что перед глазами стояли круги, и хрипы вырывались из груди.

Через неделю согласился. Авантюра, конечно, чистой воды, но как-то задумался над словами матери, которая вот уже который год просит внуков. Просит, чтобы я остепенился, стал серьезным человеком.

Остепениться? Да никогда, а вот о детях подумать можно.

Поехал на встречу, опаздывал, да еще Егоров предлагал обсудить новый, очень заманчивый проект: купить струю базу отдыха и сделать из нее элитный клуб. Но поговорить нам не удалось, на меня налетело странное чудо на высоких каблуках и в коротком платье.

Я даже не узнал сразу, принял за девицу легкого поведения, а вот глаза ее выдали и эти пухлые яркие губы. Было забавно ее слушать, как она хочет сбежать, просит помочь. Это, я так понял, она от меня сбегала, от чудовища, к которому ее насильно ведут. Забавно, но чудовищем себя не считал, а вот она боится.

Маленькая напуганная мышка. Пришлось немного успокоить.

Отвез домой, а сам вернулся и устроил настоящий скандал ее отцу с требованием подать мне немедленно его дочь. Пусть волнуется, сука, за свою шкуру.

— Так это ты ее привез? Тим, это какие-то новые эротические игры? Ты бы предупреждал, что это твоя телочка.

— Ты принес воды?

— Да, вот, держи. Но она уже приняла что покрепче, так что скажи мне «спасибо», что приготовил тебе девчонку.

— Закрой рот, придурок. И пошел вон отсюда.

Беру стакан, протягиваю его Марианне, не реагирует, лишь смотрит синими, бездонными глазами.

— Пей, тебя здесь никто не обидит. Пей и успокойся.

— Не хочу.

Икает, качает головой.

— Как тебя зовут?

Знаю ее имя, но хочу, чтобы сказала сама.

— Ма… Марианна. Меня зовут Марианна.

— Я Тимур, этот балбес — мой брат Камиль. Ты в нашем доме.

— Зачем? Зачем я здесь?

— Ты хотела от кого-то сбежать, я помог, ты сбежала, но упала в обморок, и я не знал, что с тобой делать.

Не верит мне, хмурит брови. Двигаюсь ближе, хочу коснуться ее лица, но сдерживаю себя, так странно это. Я всегда беру то, что хочу, когда хочу, где хочу. Любую женщину, что приглянулась, и никто никогда не отказывал, каждая была рада и отдавалась со стонами и криками.

— Обморок? Я… я не падаю в обмороки.

— Со всеми бывает.

— Нет, не надо…

— Тушь размазалась.

Хотел стереть с ее лица краску, протянул руку, но встретил отпор. Улыбнулся, чувствуя, как Камиль наблюдает за нами.

— Тебе не пора спать, братик?

— О, нет, у вас тут так интересно. Но мне кто-нибудь скажет, откуда она здесь взялась?

— Не твое дело. Это наш с Марианной секрет.

— А, я понял, ты так теперь девчонок клеишь, играешь в спасителя, а они тебе благодарно отдаются. Но эта очень странная, запустила в меня туфлю, у меня шишка на лбу, смотри.

— Исчезни, Камиль. А то я расскажу матери, что ты можешь вылететь из университета, потому что не закрыл сессию.

— Это нечестно, это шантаж.

— Свали, я сказал, — повышаю голос. На младшего отпрыска Самирова очень хорошо действует грубая сила и крепкое словцо. Камиль закатывает газа, но уходит, оставляя нас с Марианной.

— Можно мне домой?

— Ты хочешь домой?

— Нет… я не знаю, я… Все сложно.

— Давай ты умоешься, хочешь, можешь принять душ, а потом мы поговорим. Хорошо?

Не доверяет, молодец какая.

А я на секунду представил, что она могла наткнуться не на меня, а на кого-то другого. И кто-то другой мог ее увезти куда угодно и делать с ней что угодно.

Из-за этого берет злость. На ее папашу и придурка брата, которые в итоге могли мне подсунуть бракованный, кем-то пользованный товар. А у меня всегда будет только самое лучшее. Так всегда будет.

— Я не трону. Не трону, если ты сама не захочешь.

Кончик розового язычка скользит по губам, она их облизывает, а потом прикусывает. Черт, у меня от этого вполне невинного действия встает.

— Хорошо, — двигается на край дивана, пытается встать, но тут же садится, морщась от боли, ее ведет в сторону.

— Я помогу.

Подхватываю ее на руки, легкая, хрупкая, не припомню, когда вообще носил девушек на руках, но эту нести приятно.

— Не нужно, я могу сама… наверное.

Запах алкоголя. Этот придурок успел напоить ее? Вот же идиот.

— Хорошо, как пройдет нога, которую ты потом мне дашь посмотреть, будешь ходить сама.

Не пойму, откуда такая забота проснулась во мне?

Несу на второй этаж в свою комнату, опускаю на кровать, от Марианны вкусно пахнет — чем-то едва уловимо цветочным, не хочу отпускать, но приходится.

— Все хорошо? Может быть, в ванну?

— Да, да, спасибо. Я… я сама, можно?

— Да, конечно.