Ольга Елисеева

Колыбельная для жандарма

Платите. Платите честно, и вечно помните социальную революцию.

М. А. Булгаков

Пролог

О том, как много можно узнать на экзамене

Елена — холодное имя. Снег лепил в окно, и, если бы не мягкие плюшевые шторы, отбрасывавшие на стекло малиновый отсвет, в мире было бы белым-бело. Елена Николаевна оперлась на руку кондуктора, поднялась по чугунной подножке и вошла в купе, где двойные кресла располагались друг напротив друга.

Монорельс — редкая и дорогая игрушка. Только для состоятельных людей. Настоящее ретро. Отдельная дверь с номерком над притолокой. Выход прямо на перрон. Вежливые стюарды в железнодорожной форме времен Александра III — круглая барашковая шапка, сапоги бутылкой, белые перчатки, даже витые веревочные аксельбанты. Только специалист замечал, какая это дикая смесь. Остальные приходили в неописуемый восторг от сочетания старинной важности с современным комфортом.

О, вы ехали на службу на монорельсе! И сколько времени вы потратили? Имелось в виду: сколько такое счастье стоит? Но подобный вопрос перекатывался снежным комочком на языке, леденел еще в горле, колом пронизывал грудь, ибо русские так и не научились прямо спрашивать о цене. Стеснялись.

Обычно Елена предпочитала телепорт. Дешево и сердито. А главное — экономит время. Дает возможность выспаться. Мгновенно в любую точку. Ну не в любую, конечно, а где построены входы-выходы. Тем не менее… Но в дни экзаменов от преподавателей требовали добираться до университета без риска. Не сливаясь в едином клубке с сотнями сограждан. А то, в случае аварии, ухо окажется приваренным к чужой щеке, ноги сбегут к соседу, а рук обнаружится не меньше, чем у Шивы Разрушителя, и в каждой по сумке.

Елена прошла на свое место, отогнула шторку окна и уставилась на снежный морок. Город потерял очертания. Башни тонули в тумане. Завтра метель успокоится: «Под голубыми небесами великолепными коврами, искрясь на солнце…» Лыжи, лес, сосны… если заставить себя встать пораньше. Или уж, на худой конец, выспаться? «Но знаешь, не велеть ли в санки кобылку бурую запречь?» Велеть, велеть. В обязательном порядке.

Профессор Коренева прижалась лбом к стеклу. На нем осталась полынья от теплой человеческой кожи. Можно думать ни о чем, хотеть ничего, просто смотреть на снег и растворяться в его потоке. Наслаждение временем в чистом виде. Каждая минута, как марочное вино. Отсчитана и оплачена. Глупо тратить ее на что-то, кроме самого путешествия.

Елена наслаждаться не умела и потому достала планшет. Вечно торопилась, опаздывала — не аристократическая привычка. Щелкнула замочком, сверкнула экраном. Спутники с неодобрением покосились на нее. Плевать. Надо проверить работы. Ответить приставучему коллеге: нет, она не будет оппонировать его ученице… Надо, наконец, поговорить с мальчиком, приславшим роман о двух экспедициях Адмиралтейства против космических пиратов…

«Дружок, нельзя путать эпохи… — Коренева и не заметила, как подключила связь. — Нет, сюжет очень динамичный. Но ранняя Вторая империя… Поймите, мотивация была проще. Люди прямее, грубее, что ли. В характерах без полутонов».

Он не понимал. Даже обиделся, что в нем слегка не признали гения. Стал возражать. Это было ошибкой. Елена не любила настырных бездарей и закончила весьма резко: «Я пришлю Вам текст с отмеченными грамматическими ошибками. Как поправите запятые, поговорим о стилистике». Заранее ясно, что новой беседы не будет. Непризнанные таланты долго лечат душевные травмы, а потом ну как-то устраиваются в жизни, не всем же становиться писателями. Жаль только, что друг, нашедший ей эту халтуру-редактуру, окажется в бешенстве: «Я подогнал тебе реальные деньги, сиди теперь — соси лапу».

Елена опустила в карман руку, сжала пальцами квадратик билета из настоящего твердого картона с дырочками пробитых цифр — целое состояние. Так ли уж ей не понравился роман? Да, очень. Самой всегда хотелось писать про пиратов, про одноглазого адмирала Волкова, про его вечного врага Шамиля Мансурова, про ловушки, которые они устраивали друг другу в поясе астероидов, и про то, как, наконец, замирившись, вдвоем основали марсианскую колонию Тихую — порт для починки судов… Коренева любила времена ранней империи. Герои были настоящими. Все могли. Не боялись ни крови, ни дела. Но вернуться к книгам можно, только рассчитавшись с административными обязанностями.

Сегодня простой экзамен — Новейшая история у международников. Монорельс мягко причалил к платформе, лязгнули сцепления, щелкнули двери. Елена Николаевна спустилась по эскалатору, направилась к проходной, едва различая сквозь метельное марево бегущую красную строку над входом: «Императорский университет общественных наук». Высоченные ели кивали ей. Она сама жила вне избранного круга счастливцев, но подумывала о том, чтобы перебраться в один из преподавательских коттеджей и ходить на лыжах, распугивая белок, скачущих по дорожкам.

Внутренние телепорты, расставленные не только между корпусами, но и по этажам, помогли добраться до факультета минут за пять и оказаться в нужной аудитории ровно в тот момент, когда часы отмерили 14.20. На первом этаже ключарь-охранник взял в руки медный колокольчик и зазвенел им — началась четвертая пара, вместе с пятой отведенная ей для экзамена. Студенты разом включили свои экраны, и перед Кореневой возникли их голограммы. Строго говоря, она могла бы принять ответы и дома, но традиция требовала, чтобы преподаватель присутствовал на месте собственной персоной и в любой момент мог подтвердить результаты тестов ученика отпечатком пальца, прижатого к сканеру.

В душе очень ехидничая над торжественной серьезностью момента, Елена заблокировала детям доступ к любым базам данных, кроме университетских, и дала первой пятерке время на подготовку. Теперь ей предстояло уменьшить число сдающих за счет «автоматчиков». Хорошие доклады в течение года обеспечивали преимущества. Просмотр презентаций выявил несколько кандидатов, о которых профессор и так знала — работящие ребятки, не без мозгов и с хорошим чувством реальности. Будет толк.

Итак, отлично. «Климатический коллапс второй четверти XXI века», «Второе переселение народов», «Государства-террористы и борьба с ними», «Войны за ресурсы», «Крах мировой банковской системы», «Стагнация межгосударственного разделения труда».

Ну и достаточно. Кажется, после этих «документалок» даже ленивый понял, что жизнь в прошлом веке была не сахар. Елена Николаевна любила, когда ее решения совпадали с впечатлением самих студентов. Большинство нажатием пальца проголосовали в поддержку «автомата» товарищам. «Взвод» отличников, удовлетворенно улыбаясь, отозвал свои голограммы.

Затем следовали участники круглых столов. Тут дело было посерьезнее. Один стол готовили несколько человек, множество выступали с репликами. Ее не боялись и при ней говорили такое, чего другим преподавателям не стали бы сообщать и под страхом лишения стипендии. «А вот бабушка рассказывала, что наши на Марсе…» или «Мой прадед голосовал на Земском соборе против монархии». Стоит сохранять равновесие. Выслушать, согласиться со справедливостью доводов и… используя их же аргументацию, привести к нужному выводу. Всегда ли получалось? Да черта с два! Порой Коренева говорила: не знаю, по источникам выходит так и так, а как относиться к рассказанному — каждый решает сам, вы взрослые. За свободу самовыражения «детишки» были благодарны.

Коллоквиумов прошло пять. «Миграционные потоки и социальное напряжение во второй четверти XXI века». «Информационные войны», «Коммунистический путч 2035 года», «Запрещение радикальных партий», «Второй церковный раскол и его преодоление». «Россия между двумя мировыми полюсами — США и Китаем — политика уклонения». Выделялись частные сообщения: «Бегство далай-ламы в Бурятию», «Шахиде Хизриева и движение «Сестры-мусульманки против исламизма», «Попытка отделения Сибири».

* * *

Сплюсовав баллы, Елена Николаевна пополнила число отличников. Теперь самое время оставить «обреченную» пятерку готовиться и пойти в деканат — попить кофе. Дубовая лестница с плафонами зеленоватого стекла над перилами увела ее на третий этаж, где несколько кабинетов сливались, образуя административное крыло. Тут было не в пример богаче, но не за счет вложенных денег (на студенческих помещениях не экономили), а за счет резкой смены стиля. Там, где бегали длинноногие девчонки и мальчишки, господствовали светлые тона, сплавы, прочные коже-дерево-стеклозаменители — дети сами не замечают, как бьют, корежат и гадят без худого умысла. Переходы-трубы, лаборатории, напоминавшие капитанские мостики звездолетов, даже растения в кадках были с других планет — таблички возле некоторых предупреждали: «Не кормить» или «Оставляет на руках несмываемые пятна. Сразу в медпункт», «Понюхал розу — вымой рожу». Последнее уже самостоятельное творчество учащихся. Однако вывеску оставили — «зане правду глаголит».

Что до деканата, то буквально на пороге гостей охватывало благоговейное чувство застывшего времени. Мягкие хорасанские ковры глушили шаг, резные панели из мореного дуба скрывали настенные экраны мониторов, телефоны были с трубками, крутилками и медными гербами. В углу стояли высокие ходики с маятником. Они били каждый час (если, конечно, не забыть перетянуть гирю на цепочке), а раз в 15 минут гулко ударяли один раз, отчего все сразу понимали: пора. Что пора и куда пора — второй вопрос. Словом, часы дисциплинировали, как и барометр красного дерева на стене. Оба инструмента когда-то принадлежали антиквару, тот божился, что они выполнены аж в XIX веке, но починить не брался, поэтому ходики иной раз били посреди ночи, а барометр вечно показывал погоду в параллельном измерении. Сегодня он упорствовал: буря.