— Да еще на фестивале в России! Вовремя продюсер уехал, не видел этого ужаса, — добавил Леоне.

Лола подумала, что о процессе опознания выспрашивать не стоит. Главное, что они узнали Ванессу.

— Спасибо вам большое, — журналистка уже заканчивала интервью, — я думаю, мы еще увидимся. Вы до конца фестиваля пробудете?

— Да, наш рейс в ночь после заключительного банкета, да и фильм наш только завтра будут показывать. На другой день обсуждение.

— Желаю вам получить главный приз! — Лола постаралась вложить в эту фразу максимум вежливости.

— Мы надеемся, — нетвердо изрек режиссер.

— Извините, последний вопрос! — спохватилась Лола. — Вы не знаете, где находится мобильник Ванессы?

Итальянцы переглянулись.

— А где он может быть? Скорее всего, его российская полиция со всеми остальными вещами забрала.

— Ну да, конечно… Еще раз спасибо.

Только теперь Лола заметила, что та стриженая блондинка, так уверенно проследовавшая в бар, вернулась и стоит в дверях, наблюдая за их столиком.

— А вас, кажется, дожидаются. — Лола развернулась в ее сторону. — Вы эту девушку давно знаете?

— А какое это может иметь отношение к делу? — недовольно пробурчал Гавардо.

— Действительно, никакого, я только хотела узнать, не была ли она вашей общей знакомой и с Ванессой тоже?

— Нет, не думаю, хотя она здесь с самого начала фестиваля и нас в аэропорту встречала, мы их вместе никогда не видели. Ее Юля зовут, — нашел нужным пояснить режиссер, — она из редакционного отдела. — Он встал, показывая, что разговор окончен, и подвигая из-за стола Леоне.

— Спасибо и до свидания! — попрощалась Лола.

— Чао! — вразнобой ответили мужчины.

Журналистка разобрала аппаратуру и поднялась к себе.

Пересмотрев отснятое, она разглядела, как нервничал и тер под столом ладони Гавардо, незаметно подталкивая коленом Леоне.

«Хорошо, что скрытую камеру включила, вот какие моменты выползают! Значит, что-то недоговаривают друзья-приятели, значит, что-то скрывают. Странно, что после смерти Ванессы они как ни в чем не бывало остались на фестивале… Или это нормально считается, ведь люди приехали со своей работой и, возможно, на приз надеются. — Она вспомнила, как на конкурсе песни в Сан-Ремо когда-то давно повесился знаменитый певец, и ничего — праздник продолжался. А здесь — никому не известная переводчица. С этим буду разбираться отдельно, а пока надо подложить комментарии и отправить материал на студию».

Закончив работу, она зевнула. Дрема накатила незаметно, и, мягко захватывая сознание, истома разлилась по всему телу.

«Конечно, спала я совсем мало, но нельзя распускаться, нельзя, дел еще очень много», — уговаривала сама себя Лола. Мышцы обмякли, глаза, хоть и были еще открыты, начали видеть что-то совсем другое, вовсе не гостиничный номер — волны, тихо шурша, набегали на песчаный берег и откатывались, искрясь и унося с собой мелкие блестящие камешки… Она опустила голову на руки.

Глава 4

— Ольга! Ты что, спишь?! — раздалось над самым ухом. — Давай, давай, поднимайся! — рядом с журналисткой стояла мамина подруга и режиссер Галина Гуляева.

Лола что-то промычала, открыла глаза и мазнула непонимающим взглядом по оказавшейся в ее комнате женщине.

— Давай, приходи в себя. Не выспалась, — она погладила журналистку по плечу, — но ничего, ночью наверстаешь, а сейчас пойдем ужинать.

— Что, разве уже так поздно? — удивилась Лола. Она бросила взгляд на окно, где и вправду надвигались сумерки.

— Так у нас же ужин обычно в семь, а не так, как у вас в Риме, в полдевятого, а то и в девять.

Ольга поднялась со своего стула, они обнялись и расцеловались. Последовала череда вопросов о маме, погоде в Риме и работе.

— Теть Галь, но мне надо доделать кое-что до ужина, — отпросилась Лола.

— Хорошо, я тебя в ресторане на первом этаже жду. Скажешь, что ты гость члена жюри, и карточку свою покажешь, тебя проводят в нужный зал. — Она остановилась у выхода. — Ты меня при всех зови просто по имени или по имени-отчеству все-таки.

— Конечно, конечно, — Лола даже смутилась, — это я так, по привычке ляпнула.

Галина Ивановна Гуляева была давней подругой мамы, и Лола помнила ее с детства, отсюда и взялось это «тетя Галя». Гуляева вызывала интерес, даже когда Лола была подростком. Появлению в доме этой статной черноволосой женщины вечно сопутствовали увлекательные рассказы о съемках, фестивалях и последних фильмах.

Лола ополоснула лицо, окончательно проснулась и коротко записала события сегодняшнего дня. Отдельным столбцом выделила возникшие по ходу вопросы, требующие проверки.

От Даны не было никаких сообщений, итальянские СМИ тоже молчали. «А может, и правда Ванесса сама повесилась? — в который раз засомневалась журналистка. — Но теперь-то что себя мучить, раз я уже в Горске, да и странностей в этом деле действительно много. Так что надо отдаться во власть своей интуиции, которая меня почти никогда не подводила, и в полную силу вести расследование».

Лола решила переодеться — «Кто их знает, как у них тут положено на фестивале?», чуть подвела глаза, накрасила губы блеском, расчесала волосы, оценивающе посмотрела в зеркало и решила добавить немного серых теней на веки в цвет платья.

Она спустилась в ресторан, официант проводил ее в отдельный небольшой и несколько старомодный зал с тяжелыми занавесками на окнах и витыми бра на стенах. Там стояло несколько столиков, за которыми ужинали участники фестиваля — за одним из них сидела Гуляева.

— А вот и наша итальянская журналистка прибыла, Ольга Никольская, — представила Лолу Галина и указала на свободный стул рядом.

Все с любопытством посмотрели в ее сторону.

«Эх, не предупредила я, чтобы Гуляева не говорила, кто я такая, теперь сведения будет добывать гораздо труднее», — забеспокоилась Лола. Но после коротких вопросов об Италии разговор как-то быстро перетек в другое русло, а про ее присутствие быстро забыли, чему она несказанно обрадовалась и начала молча поедать наваристый рыбный суп. Ей даже показалось, что несмотря на то, что ее профессию и приезд из Италии было достаточно просто связать с произошедшим несчастьем, все, как будто специально, сторонились этой неприятной темы, стараясь не омрачать праздник.

— Я тебе потом о каждом расскажу поименно, — тихо прервала ее размышления Гуляева, — а ты пока ешь и постарайся сама кого-то запомнить, а то у нас долгие представления не приняты.

Как поняла журналистка, все присутствующие имели прямое отношение к фестивалю, но никто не обсуждал нынешние фильмы, речь шла о прошлогоднем «Взгляде в мир» и его призерах.

— Сильный был фестиваль, ничего не скажешь, — говорил крупный представительный мужчина с легким армянским акцентом, — для стольких фильмов стал трамплином!

— А я слышал, что «Хвостатую» будут вне конкурсной программы показывать и не на центральной площадке. Хотел бы увидеть. Столько скандальных слухов о ней ходит, — произнес молодой человек с холеным лицом ловеласа, сидевший напротив Лолы, и ловко подцепил кусок розовой семги.

— Нечего там смотреть, — отозвалась Гуляева, заботливо следя, как Лола с удовольствием наворачивает похлебку.

— Отвыкла я совсем от супов в Италии, а ведь это так вкусно! — негромко ответила она на взгляд Галины.

— Вот и хорошо, вот и кушай на здоровье. — Галя подвинула тарелочку с хлебом.

— Ну ты даешь, «нечего», — подала голос женщина с кукольной внешностью и фарфоровой, казавшейся прозрачной, кожей, — столько призов этот фильм набрал. Надо смотреть хотя бы для того, чтобы понять, что за тенденции в современном кинематографе. — Она выговаривала слова четко и медленно, как в рапиде, и так же поводила глазами.

— А при чем тут тенденции? Фильм однозначно рассчитан на зарубежного зрителя, на их представления о нас и нашей действительности. Следовательно, и на зарубежные кинофестивали, что и подтвердилось его призами, — авторитетно заявил человек с армянским акцентом. Он потянулся за бутылкой и чуть было не опрокинул стакан с водой, который вдруг очень ловко подхватила фарфоровая женщина, неожиданно отряхнувшись из своей медлительности.

— Ну, конечно, «их представления», — встрял простоватый круглолицый парень. — К сожалению, у девяноста процентов населения она такая и есть — «наша действительность» и «наша жизнь»!

— Ну, положим, это ты махнул… У шестидесяти процентов — еще может быть, но уж никак не у девяноста, — заметил смазливый молодой человек.

Кто-то с ним не согласился, завязалась дискуссия, которая, впрочем, не мешала присутствующим расправляться с едой на тарелках и обильно запивать ее белым вином.

Лола впервые слышала это название, но тут же захотела узнать у Галины, где эту «Хвостатую» будут показывать. Карту города она уже изучила: центр был достаточно компактный, и все отмеченные здания, где проходили мероприятия, были близко друг к другу.

Лола надеялась, что кто-нибудь заговорит про самоубийство девушки, и прислушивалась изо всех сил. Стол был достаточно длинный, и хорошо разобрать, о чем беседуют на другом конце, было не всегда возможно.

Народ задвигал стульями и не спеша стал подниматься, кто-то собрался в бар пить кофе.

— Ты как, оклемалась немного или все-таки в номере хочешь отдохнуть? — поинтересовалась Гуляева, уже выходя с Лолой из ресторана.

— Я бы еще записи просмотрела, программу на завтра надо наметить, может, от Даны какие-то известия подоспели наконец-то…

— Тогда пошли на наш этаж, я тоже еще поработать должна.

Журналистка обратила внимание, что, несмотря на позднее время, народ толкался повсюду, в холлах и коридорах слышались смех и голоса, и лифт все не спускался. Наталья начала расспрашивать о маме, и только теперь Лола вспомнила, что забыла отдать посылку, предназначенную для режиссерши.

— Пойдемте ко мне, у меня для вас передача в холодильнике.

— «Запрещенку» привезла, — догадалась Галина, — молодец! Спасибо!

Зайдя в номер, Лола по привычке окинула быстрым взглядом комнату — все лежало на тех же местах. Она вспомнила неприятную горничную в далекой гостинице «Кампо императоре», приставленную следить за ее передвижениями. «Слава богу, здесь я никому не нужна», — думала Лола. Несмотря на присутствие Гуляевой, чувство напряжения и необъяснимой настороженности вновь стало подкрадываться к самому мозгу.

— Присаживайтесь. — Она подвинула кресло для Галины, вынула пакет из маленького холодильника, другой достала из чемодана. — Это кофе, а этот надо обязательно в холод.

— Еще раз спасибо! Как же я люблю настоящий пармиджано. — Гуляева приоткрыла одну упаковку. — И даже прошутто не забыла. — Она любовно погладила посылку.

— Расскажите мне, кто с нами за столом сидел, чтобы я завтра уже никого не путала, — попросила Лола и уселась рядом.

— Тот плотный и статный мужчина — председатель нашего документального жюри и вполне известный армянский режиссер еще со времен Советского Союза — Рубен Закарьян.

Конец ознакомительного фрагмента.